Наемник

Без лишних церемоний, гость затолкал связанного мужчину в казарму, который кубарем залетел к столу. Широкими шагами Эвальд подошёл к столу и кинул на нее какой-то предмет. Послышался вздох одного из стражников и Евсевий узнал в предмете отрубленную человеческую голову с открытыми глазами и черной бородой.

– Да как ты смеешь! – раньше всех заговорил Аверкий, нарушив повисшую тишину, – перед тобой…

Не дав договорить, наемник двумя шагами подскочил к помощнику тэна и что было сил приложил его лицом к деревянному столу, от чего по казарме пролетело эхо удара. Пока все приходили в себя от увиденного, северянин вынул из-за пояса кинжал и силой положив руку Аверкия на стол, воткнул в нее нож так, чтобы тот не смог его выдернуть.

– Стража! – заорал помощник от боли, – господин… Убить его!

– Что ты творишь?! – Евсевий подскочил с места и сделал шаг назад, – стража!

Послышались звуки стали и пол дюжины стражников обступились вокруг наемника выставив клинки вперёд. Повисло гробовое молчание, прерывающееся всхлипами помощника тэна. Наемник положил отрубленную голову практически в плотную к голове Евсевия, который лежал под весом воина, так, чтобы глаза убитого смотрели на жертву Эвальда.

Резко вынув нож из помощника, наемник вновь всадил его в руку своей жертве, под его дикий крик и быстрыми движениями вновь и вновь повторил процедуру, пока наконец тот не заорал:

– Скажу, скажу! Все скажу! – в голосе слышалось отчаяние и боль.

Евсевий не понимал, что происходит, но дал знак рукой страже, что бы та опустила мечи.

Тяжело дыша и всхлипывая Аверкий под тяжёлым взглядом наемника начал бормотать:

– Я, я сообщал разбойникам о караванах купцов… – говорил он сквозь всхлипы и страхом в глазах, глядя на лицо отрубленной головы, с черной бородой, – будь ты проклят, треклятый наемник…

Последовал ещё один удар ножом в руку, на этот раз лезвие разорвало запястье и кровь хлынула на весь стол, забрызгивая лежащие на нем свитки. Послышался вновь дикий вопль, но на этот раз никто не шевельнулся с места.

– Я сказал кто ты и как будешь ловить банду…

– Зачем? – на этот раз спрашивал Евсевий, лицо которого становилось все краснее от злобы в понимании происходящего.

– Что бы тебя подсидеть… – стонал раненый, – ярл бы лишил тебя должности и поставил меня…

– Ах ты гадюка этакая! – тэн подошёл ближе к столу и ударил по столешнице кулаком, – я же тебя пригрел, а ты! … Что ж получается, о всех облавах моих людей сообщал ты?! Отвечай!

Аверкий молча стонал до тех пор, пока Эвальд не повернул кинжал в его руке, поторапливая с ответом.

– Боги, да-да-да… Сообщал! Умоляю прекрати!

Тэн плюхнулся на стул и оглядел стражу потухшими глазами.

– Сколько воинов полегло…

Повисло молчание, которое прервалось криком петуха, ознаменовавшего начало нового дня. На улице начинало становиться все светлее и светлее, а стоны помощника превратились в скуление.

Резко поднявшись с места, тэн города подошёл к наемнику и положил руку тому на плечо.

– Я не знаю, как отблагодарить тебя…

Эвальд вынул кинжал и засунул его в ножны, даже не взглянув на Аверкия, который сразу же схватился за руку и упал на пол. Достав из сумки нарукавники Ады с метательными кинжалами, он указал на них.

– Твои товарищи… – проговорил тэн, – да… Мы похоронили их на кладбище за городом… Мои люди тебя проводят к ним. Кстати, о контракте…

Эвальд достал из внутреннего кармана скрученный свиток, который без лишних промедлений разорвал и бросил на пол. Указав на горло только кивнул, дав понять, что градоправитель ему ничего не должен.

– Стража, – тэн оглянулся на своих людей, – обоих на площадь!

– Нет, господин, рабом твоим буду! Только не вешай… – заумолял Аверкий, когда двое мужчин взяли его под руки и вместе с пленным разбойником и стали выволакивать в дверь.

Поглядев им в след, Эвальд сложил вещи и проследовал к выходу.

– Эвальд, – в след послышался уставший голос Евсевия, – в Староместе тебе всегда рады.

Оглянувшись ещё раз, наемник только коротко кивнул. Евсевий дал поручение двум стражникам сопроводить наемника к месту захоронения его учеников. Выйдя следом двое юношей пешком отвели уже сидящего на коне воина за городские ворота к небольшому огороженному кладбищу. На каждой могиле стоял камень с нарисованными символами богов. Половина севера и часть восточных королевств верила в богов природы, остальные же верили в новую веру – единого бога, но нигде чужая религия под запретом не была, и каждый человек мог выбирать во что верить самому, по крайней мере в северных княжествах.

Проехав несколько рядов похороненных, Эвальд остановился там, где указали стражники, у двух свежих могил, с камнями, на которых были изображены три волны.

«Все-таки боги ветра, – подумал Эвальд, – хоть тут угадали…»

Наклонившись на колени, Эвальд положил по одному нарукавнику на каждую могилу и прочёл молитву. В горле запершило, а глаза стали резать от навернувшихся слез, чего с ним раньше не происходило. За полтора года он обрёл себе полноценную семью из его эонгов и так безответственно ее потерять… Эвальд винил только себя и никого другого…

Просидев на могилах больше часа, наемник вновь сел на коня.

«Простите меня, – сказал сам себе он, – я был плохим наставником».

Ком вновь подступил к горлу, которое отдало жжением. Кивнув стражникам, Эвальд выехал на дорогу и последний раз взглянув на городище, с его двухметровыми каменными стенами, повернул коня на северо-восток и ударил его по бокам…

Евсевий молча глядел на своего бывшего друга и главного помощника, безжизненно болтающегося на толстой верёвке, под взором нескольких десятков человек, которые проснулись раньше всех из-за криков на улице. Взглянув на первые лучи солнца, восходящие на востоке, тэн Староместа проговорил:

– Боги, будьте милостивы к наемнику, он и так потерял много… Верните хотя бы ему голос…

ГЛАВА 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Рад видеть тебя, мой давний эонг, – мужчина, которому уже шёл шестой десяток, с короткой седой бородой, в серой рясе расставил руки и обнял стоявшего перед ним воина, – не скажу, что ты цел и невредим, но по крайней мере жив.

Эвальд полгода не был в главной Цитадели и не видел магистра Доната Мирций – главу Ордена наемников, когда-то бывшим его учителем и наставником. Донат, по прозвищу Усердный был уникальным воином, как принято в Ордене, каждый опытный их член должен рано или поздно обучить эонга, редко бывает, когда больше двух. Донат же, был открытым человеком, и за всю жизнь он обучил около сотни эонгов, всегда беря в обучение по два и бывший единственным, кто брал и трёх учеников, чем заслужил уважение всего Ордена и второе имя Усердный. Даже в свои пятьдесят лет, он преподавал уроки истории и философии новым ученикам, которые до совершеннолетия обучаются в крепости, пока не будут распределены между наставниками на следующие два года. Для Эвальда Донат был самым близким человеком, ведь именно он подобрал его, после гибели семьи и увидев в нем навыки воина и забрал в крепость под собственный присмотр.

– Давай пройдемся, – он указал на каменный коридор, освещенный большими стеклянными окнами в форме овала, из-за которых бился яркий свет.

Они находились в огромной каменной крепости ордена – Цитадели, что была построена в гористой местности Нортландского княжества. Земли на два десятка миль вокруг, с лесами, озёрами и деревнями принадлежали Ордену с их доходом и ресурсами, что их братство заслуживало.

– Я прочел твое письмо, полученное ястребом три дня назад, – сказал Донат шаркая ногами по каменным коридорам крепости, – откинь мысли о своей вине, ее нет. Предательство в этом мире всегда было, есть и будет, как добро или зло, а слабость людей к деньгам, славе, власти будет только способствовать предательству.

Они начали спускаться по винтовой каменной лестнице, как понял Эвальд в сады Ордена.

– Мы будем помнить Аду и Раймонда, и имена их будут выбиты на Плите Памяти, – Донат говорил спокойно и умиротворённо.

«Что им до этой плиты.»

– Я знаю, как ты относишься к этой плите, – усмехнулся учитель, увидел грустную усмешку Эвальда, – но это память всем нам, о тех героях, которые посвятили жизнь и погибли за правое дело.

Спустившись два пролета, они вышли на улицу. Приятный горный воздух взбодрил Эвальда, который зажмурившись подставил лицо солнцу.