Мой Марс
Денис Новоков
Марсианская миссия теряет контакт с Землёй из-за солнечной вспышки. Как только связь восстанавливается, приходит сообщение от Центра Управления Полётами, предупреждающее о скором падении метеорита вблизи их жилой станции. Из-за экстренной эвакуации один из космонавтов не успевает улететь и, пережив столкновение, остаётся на планете один.
Денис Новоков
Мой Марс
Сол – марсианские солнечные сутки, продолжительность
которых равна 24 часам, 39 минутам, 35.244 секундам.
ЦУП – Центр Управления Полётами
Трудный сол
Из-за самой мощной, за последнюю сотню лет наблюдений, солнечной вспышки мы лишились связи с ЦУП. Марс не генерирует магнитное поле подобно Земле, поэтому нам досталось сполна, даже приборы начали сбоить. Миссия, сроком в несколько месяцев и в составе шести человек, подходила к концу. Космонавты заканчивали с экспериментами, упаковывали образцы и готовились к консервации станции, исправно служившей нам укрытием от радиации и опасной марсианской атмосферы.
В этот сол я был на дальних рубежах зоны исследования – в нескольких десятках километров от базы, подготавливал к перевозке аппаратуру, которой предстояло ещё проработать некоторое время после нашего отлёта. Именно тогда пришло пакетное сообщение с Земли, и сквозь помехи в наушниках послышался голос радиста.
– Даня, приём, как меня слышно?!
– Слышу отлично, рад, что наконец-то связь заработала!
– Даня, как можно скорее возвращайся на базу! Приказано немедленно покинуть планету!
– Что?! – прокричал я, вскочив на ноги. – Ты шутишь?!
– В наш сектор направляется метеорит, по расчётам он упадёт в ближайший час, а может и раньше, до тех пор нам нужно поскорее убраться отсюда, с Земли уже прислали настройки для корабля!
Бросив всё, я побежал к роверу, солнечные панели на крыше должны были заряжать аккумуляторы, пока я не закончу работу. Но этот чертов метеорит спутал все планы, и ровер за короткое время накопил заряд лишь на двадцать процентов. Ну что ж – была не была – сев за руль и нажав на педаль газа, я понял, что доехать до базы точно не смогу, и нужно срочно что-то предпринимать!
– Лёша! – кричал я по рации. – Аккумуляторы ровера почти пустые, всего на пару километров, и дальше всё! Отправь мне навстречу вездеход!
– Вездеход забирает ребят на противоположной стороне, мы направим его к тебе, как только они вернутся!
Как оказалось, члены команды уже тогда обсуждали то, что я не успею, перебирая все возможные варианты помощи, среди которых реальных попросту не было. Когда пришла более подробная информация с Земли, в которой сообщалось точное место падения метеорита (в десятке километров от станции), оказалось, что самые худшие прогнозы были даже оптимистичны – столкновение произойдёт раньше. У команды оставалось всего двадцать минут, чтобы убраться с этой планеты.
Судьба моя была решена. Не могу осуждать ребят, на их месте я поступил бы абсолютно также. По всей видимости, они не хотели меня огорчать, и поэтому до последнего не говорили, что улетают.
Когда я увидел далеко в небе поднимающийся корабль, то сразу все понял. Буквально за минуту он исчез из вида, а с ним и все надежды оказаться дома, на родной Земле. Но то, что случилось дальше, было куда хуже. За небольшой грядой каменных скал вспыхнуло яркое зарево, и поднятый столп пыли устремился ввысь.
Осознавая, что теперь надолго привязан к Марсу, я свернул с накатанной дороги и остановил ровер вплотную к утёсу, схватил баллоны с кислородом из подвесного багажника и укрылся в глубине расщелины. Тут же, с той стороны, где упал метеорит, на меня обрушилось облако песка, которое накрыло собой все вокруг, словно буря. Затем начали падать камни и булыжники. Солнце уже не могло пробить эту густую пелену, становилось темнее и темнее с каждой минутой. Весь этот кошмар происходил практически в тишине, лишь собственное дыхание и царапанье песчинок о скафандр издавали звуки, а затем стало совсем темно и видеть что-либо дальше своих рук я перестал.
Судя по часам, солнце сейчас должно быть в зените, но кругом царил мрак. Ощущение наступило такое, словно сидишь в тёмной капсуле с солёной водой и начинаешь потихоньку терять связь с реальностью – а может и не было никакой миссии, может, я по-прежнему лежу в растворе дома, на Земле? Но мысли эти отогнал сигнал скафандра, предупреждающий что кислород вот-вот закончится. Я заменил баллон и снова стал ждать. Один баллон – это восемь часов работы, у меня их пять, больше я здесь сидеть не смогу. Странно, но видимо из-за стресса мне совсем не хотел есть, а если понадобится в туалет, то перед тем, как залезть в скафандр, все космонавты надевают подгузник.
Спустя длительное ожидание и смену ещё двух баллонов, я стал замечать, что тьма постепенно отступает, оставалось надеяться и молиться, что кислорода хватит. Мелкий песок прилипал к скафандру, приходилось постоянно очищать визор шлема.
Как же меня угораздило оказаться так далеко от остальной команды, спросите вы? По инструкции, я не имел права уезжать далеко один, тем более, когда связи не было ни с Землёй, ни даже со станцией, но в последний момент механик почувствовал себя неважно, и я, решив нарушить все протоколы, отправился один. Глупо конечно. Всё по той же инструкции при любых работах на поверхности должны находиться минимум два космонавта, чтобы в случае опасности помочь друг другу, но мы расслабились, и, как видите, механик благополучно улетел, а я остался, поэтому в ровере баллонов с кислородом больше, чем необходимо – рассчитывали то на двоих.
Когда стало возможно видеть на несколько метров вперёд, и последний баллон был наполовину пуст, я вышел из укрытия, осмотрелся и совершенно не узнал местность вокруг. Быстро отыскав ровер по маячку, я удивился что машина даже в таком густом тумане из песка смогла чуть-чуть зарядиться. Со всех сторон меня окружали метровые барханы, на которые я целый час пытался заехать. К счастью ровер был в полном порядке. Хорошо, что космическая техника обладает повышенной прочностью. Периодически останавливаясь для подзарядки и стряхивая пыль с солнечных панелей, мне удалось доехать до базы.
Модули хорошенько занесло, по самые иллюминаторы, а на том месте где стоял вездеход, теперь возвышался холмик, так сильно машину засыпало песком. Открыть дверцу шлюза никак бы не удалось, да этого и не требовалось, космонавты пользуются маленькими боковыми створками. Разворачиваешься и стыкуешь заднюю часть скафандра, происходит жёсткая сцепка, люк открывается (да, в скафандр мы забираемся через маленькую дверцу на спине), и ты уже внутри, а скафандр снаружи, таким способом мы экономим кислород и не заносим внутрь базы частицы марсианской пыли (эта проклятая пыль, мелкая и очень острая, ломает приборы и может повредить лёгкие). Из-за того, что уровень песка поднялся, пришлось стыковаться буквально сидя, а это было не совсем удобно. Позднее я расчистил вход и даже смог открывать большую дверь шлюза.
ЦУП на связи
Когда я связался с Землёй, ЦУП едва не сошёл с ума. Прошло несколько солов без связи, все уже попрощались с бедным космонавтом, погибшем за науку, как вдруг – вот он я! Первым делом я сообщил, что не виню экипаж, если б они не улетели, то точно бы погибли, а моё выживание выглядело маловероятным. Вторым делом описал состояние станции, оборудования и рассказал обо всех изменениях вокруг, тех, что успел увидеть. Новости для меня были одна хуже другой, но главное, что экипаж миссии уже отправился к Земле, а это значит, что путь у них только в одну сторону. Следующей плохой новостью было то, что никто не успеет в столь короткое время снарядить миссию на Марс, чтобы попытаться меня спасти. Удобные окна для запусков кораблей с Земли возникают примерно каждые двадцать шесть месяцев, когда обе планеты выходят в оптимальное положение друг относительно друга, а потому я застрял тут минимум на три земных года, именно земных, потому как год на Марсе, из-за более длинной орбиты вокруг Солнца, длится 687 земных дня. Из этого следует уже главная для меня неприятность – как выжить на станции, которая исчерпала свой ресурс, где мало кислорода и почти нет еды? С этим всем и предстояло теперь разбираться.
Анализ
Внутри база представляла собой несколько отсеков, соединённых общим, просторным залом. У меня оставалось небольшое количество сублимированной еды и консервов. Миссии всегда набирают их с запасом, так что в ближайшее время с голоду я не умру. А вот воды было мало, несмотря на то, что все жидкости проходили фильтрацию с помощью систем рекуперации и использовались повторно, сейчас её практически не осталось, причину я объясню далее более подробно.
В качестве топлива для взлёта и посадки на Марсе ранее использовался гидразин. Это отличный вариант, так как он хранится долго, стабилен и самовоспламеняется, а значит, двигатель может быть конструкционно простым. Но проблема в том, что произвести гидразин на Марсе невозможно. Приходилось таскать топливо с собой, уменьшая полезную нагрузку. Ещё одним минусом гидразина является его крайняя токсичность, и в случае нештатной ситуации это могло представлять опасность для экипажа. Поэтому сейчас повсеместно (в том числе и наша миссия) используют кислород-водородное топливо, главным плюсом которого является то, что произвести его можно везде, где есть вода или лёд, а этого добра хватает практически на каждой планете или спутнике в солнечной системе. Разделяем H2O на кислород (O) и водород (H2) и всё, топливо готово. Минусы тоже есть, водород хранится в баллонах под огромным давлением, крайне взрывоопасен и летуч, да и разделение H2O требует много энергии.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: