Нежеланная мечта. Том 1

– Готовься.

– Оружие? – Катя уже стала понимать меня с полуслова и всегда знала, что и когда нужно делать.

– Заряжено?

– Нет.

– Значит просто прыгай с коня по моему приказу и удержи его на месте, постарайся не попасться на пулю того, кто позади. Если успеешь, то заряжай, – она кивнула головой в знак согласия. – Начали!

Я моментально вынул револьвер правой рукой из-за спины, взвёл иглу при помощи рта. Катя спрыгнула с коня. Вербовщики насторожились и потянулись за оружием. Я произвёл первый выстрел в того, кто был слева, он даже не успел дотронуться до револьвера, он упал на шею своего коня, но животное было привычно к такому и спокойно продолжало идти прямо в таком же темпе. Я быстро прокрутил барабан большим пальцев, он крутанулся через патрон, но заряжен был полностью, так что мне было нечего волноваться. Взвёл иглу зубами, вытянул руку влево и произвёл выстрел. Пистолет уже был в руке у жертвы, и он только направлял его в меня. Но моя пуля достигла его раньше, чем тот успел прикоснуться к курку, он упал на землю. Конь так же продолжал, спокойно идти вперёд, словно нечего не произошло. Третий вербовщик обогнал меня слева и ехал впереди. Он повернул своё тело и направил револьвер на меня, я уловил взглядом, как его палец нажимал на курок и резко одёрнул поводья на себя, Фаинд встал на дыбы, выстрел. Я падаю на землю с неготовым револьвером. Перед моими глазами пронеслась вся моя жизнь, начиная с того момента, когда я проснулся в 19 веке. Но лёжа на земле я быстро осознал, что не ранен. Прокрутил барабан большим пальцев, вновь через один патрон, мои руки тряслись от страха, я взвёл иглу левой рукой. Последний вербовщик удалялся вдоль по дороге, я попытался прицелиться и произвёл выстрел. Потом прозвучал выстрел с его стороны. Потом ещё один выстрел откуда-то из-за спины. Меня вновь охватил страх, в моей голове пронеслась мысль, что я не убил первого и сейчас он выстрелил мне в спину. Жизнь вновь пронеслась перед моими глазами. Но нет, боли не было. И тут я увидел, что Фаинд лежит прямо у моих ног. Он дёргался, пытался встать. Я нечего не понял, он никогда не лежал, всегда, когда я его видел, он был на ногах. Я вообще слышал, что кони не умеют лежать. Я уставился на него. Тут я почувствовал прикосновение чьей-то ладони на плече, обернулся, это была Катя.

– Я убила третьего, – спокойно сказала она.

Тут я понял, что это был за выстрел. Мне стало значительно проще. Я обошёл Фаинда и подошёл к его голове. Из его брюха вытекала кровь. Ещё и из шеи. Он жадно старался захватить воздух и встать, но нечего не получалось. Я понял, он уже мёртв. Это предсмертные страдания.

– Прости меня, дружище. Это я нагрузил тебя слишком большим весом, – я начал гладить его по морде. – Это я подставил тебя под пулю. Это из-за меня ты сейчас лежишь посреди этой дороги и истекаешь кровью. Ты всегда был моим самым лучшим другом. Ты меня постоянно выручал и помогал мне. Мы с тобой через столько дерьма прошли вместе, и ты никогда меня не подводил.

По моему лицу покатились слёзы. Я пытался разглядеть через них его морду и навсегда оставить его в своей памяти. Мой взор был устремлён прямо в его чёрные глаза, казалось, что и он сейчас плачет. И вот, заворожённый его взглядом, я вдруг услышал: «Ты тоже был для меня лучшим другом. Время, проведённое с тобой, было лучшим для меня. А сейчас сделай милость, прекрати мои мучения и не смей горевать, сукин ты сын!». Я впервые услышал голос этого животного, он был грубым и жестоким, но в нём было что-то доброе и приятное. Мне было трудно смириться с потерей, но я понял, что должен исполнить его последнюю волю. Я зарядил свой револьвер и произвёл выстрел прямо в голову Фаинда. Его глаза закрылись перед самым моим нажатием на курок и уже больше никогда не откроются. Я почувствовал, как уходит дух из лучшего существа во всём мире.

– Ты правильно сделал, – сказала Катя и обняла меня сзади.

– Знаю. Мне будет его не хватать. А теперь нужно скрыть свои следы и ехать дальше. Он не хотел, чтобы мы горевали.

Катя пошла обыскивать первого вербовщика, я третьего. Забрав у них всё ценное, мы оттащили их с дороги в кусты. Потом я вернулся ко второму. Тот был ещё жив, обессилен, но жив. Он пытался что-то сказать. Я достал револьвер, зарядил его. Меня переполняла ненависть к этим людям. Я хотел разорвать их на куски, хотел расчленить их и оставить на съедение коршунам и гиенам, но лишь сказал:

– Это тебе за Фаинда, мразь!

И выстрелил прямо в голову. Я обыскал и его, а потом тоже унёс в кусты. Катя в это время собрала всех коней вместе. Она сообщила, что было два коня и одна кобыла. Я сказал, что мы заберём их всех с собой. Мы перекинули свои сумки на свободных животных, сам я забрался на одного коня, поменяв ему седло на своё, и мы поехали дальше. Я хотел бы сжечь труп Фаинда, но ни время, ни место не позволяло, так что пришлось оставить его лежать там, в тени дерева, возле дороги, куда мы сумели его перетащить. А рядом с ним я положил морковь, которую он так любил.

У вербовщиков мы забрали несколько документов, 12 штук на разные имена, возраста и полы. Парочку мы оставили себе с Катей, остальное выкинули. Ещё у них было пятьсот талеров на всех, табак, много пороха и пуль, пара десятков патронов, один револьвер, такой же как у меня, и 6 пистолетов. Теперь не было сомнения в том, что это были вербовщики. Мне даже было как-то приятно из-за того, что я их убил. Нет, не из-за мести, а из-за того, что я отчистил мир от таких тварей, как они.

– Ты умница, тебе просто равных нет, – сказал я Кате, вспоминая как она убила третьего.

– У тебя проблемы со зрением, и ты всегда мажешь на длинные расстояния, – заявила она. Это было очень неожиданно с её стороны. Хотя это действительно было правдой. – А я просто сделала, что должна была.

– С каких пор ты стала такой дерзкой и грубой?

– Извини, я не хотела.

– Да нет, мне даже нравится. Только не переусердствуй, а то и в тебя могу пулю выпустить.

– Ты промажешь, как и всегда, – сказала она улыбаясь.

– Чертовка! – Проговорил я сквозь зубы.

– И я тоже люблю тебя, дорогой, – она сложила губки бантиком и отправила мне поцелуй.

Я никогда не говорил ей что люблю её, но она считала, что все мои оскорбления значат именно это. Я действительно произносил их с некой любовью. Я больше никогда не был зол на неё, она просто не давала повода. Были лишь такие моменты, когда она слегка задевала меня и я должен был что-то сказать ей. Но она же в свою очень всегда говорила, что любит меня. Мне это нравилось. В особенности то, как она это говорила. Мне ещё никто и никогда так нежно и ласково не говорил этих слов.

Мы с ней стали значительно ближе друг для друга. Мы были откровенны и говорили, не стесняясь, всё что думали. Она понравилась мне, когда была робкой и услужливой, но пленила же целиком, как только стала такой. Сильной, жизнерадостной, весёлой, слегка колкой, моментами злой и жестокой. К тому же такие выпады бывали у неё крайне редко, только во время дел, или после них. В остальное же время она всегда была той же самой скромной леди, что и в первый день нашего знакомства. Мне хотелось прямо сейчас скинуть её с коня и изнасиловать прямо здесь, на траве в этот момент, но я удержался.

Мы выехали на главную дорогу до Бранденбурга и вдруг Екатерина спросила:

– Сильно переживаешь из-за Фаинда? Я знаю, что вы были лучшими друзьями, наверное, это очень плохо, лишиться такого друга, особенно с которым вы провели так много времени.

И тут я задумался, а сколько же мы действительно провели с ним времени. На самом деле не так уж и много. Только одно лето. Я встретил его до приезда в Варшаву. Просто я как-то слишком сильно к нему привязался. Он стал моим первым настоящим другом в этом мире. Сначала я хотел менять коней в каждом городе и получать за это деньги, но вот я встретил его и что-то щёлкнуло во мне, из-за чего я не захотел с ним расставаться. Нет, это не из-за того, что он был сильным, точнее не только из-за этого. В нём было что-то близкое, что-то родственное. Это лето, проведённое с ним и с Катей, было лучшим летом за всю мою жизнь. Я ещё никогда не был так счастлив и не испытывал столько чувств разом. Было и плохое, и хорошее. Но с Фаиндом всегда было только хорошее и как бы я не старался вспомнить хоть что-то плохое с его стороны, такого не было. У него конечно же был характер, но очень мягкий. И даже когда ему что-то не нравилось, он всё равно всегда делал то, что хотел я. Говорят, что собаки верные друзья, но я бы с этим поспорил, этот конь был самым верным и в конце концов он спас мне жизнь, защитив от пули, а потом поймал и вторую, они предназначались мне. Я был ему благодарен в невероятной степени за всё, что у нас было.

– Ты, наверное, мне не поверишь, но Фаинд словно говорил со мной перед смертью, и он приказал мне не горевать, так что я и не горюю. Я лишь испытываю невероятную благодарность к нему за всё, что было.

– Ты сегодня напьёшься?

Эта девушка уже знала мои привычки лучше меня самого и как-то принимала их.

– Да, но не из-за горя, а из-за радости. Фаинд отправился в лучший мир, где я вновь встречусь с ним после смерти. И он не простит меня, если я достойно его не провожу.

– Я рада, – она улыбнулась.

Когда я пил из-за плохого настроение, то становился просто невыносимым и меня было трудно терпеть, но когда же я пил из-за хорошего настроение, то я был невероятно мил. И Катя это отлично знала.

3

Мы передвигались из одного крупного города в другой, Брандербург, Магдебург, Вольфсбург, Ганновер. В каждом городе у нас всё шло просто прекрасно. Мы стали менее осторожны и более уверены. Осень уже потихоньку подходила к концу. Наши сумки постепенно наполнялись талерами. Пруссия была куда богаче Польши, поэтому мы постоянно выносили крупные суммы. Мы настолько пренебрегали осторожностью и были поглощены азартом, что совершали по 4-5 ограблений в городе и даже не пытались сбегать оттуда пока нам не надоест. К ростовщикам и ужинам прибавились ещё и частные вечеринки, вроде концертов и домашних представлений, а также рестораны. Я решил слегка изменить наш маршрут, двигаться по северной Европе становилось с каждым днём всё холоднее и холоднее, и я хотел уже остановиться и отдохнуть где-нибудь несколько месяцев, возможно написать что-нибудь. Хоть мы и редко ночевали в палатке, но в ней стало очень холодно спать ночами. Заодно нужно было обменять все наши накопления на пару банковских бумажек, чтобы было проще передвигаться. Передвигались мы теперь на четырёх конях. Двое для нас и ещё двое для наших вещей. Так что мы решили отправиться в Лондон и провести там зиму.

После Ганновера был Вальсроде, затем Бремен, Бременхафер и потом портовый город Куксхафен. В порту наши сумки уже переполнялись от талеров. Мы отыскали там корабль, что согласился взять нас без документов в Лондон. С кораблём возникли сложности, и мы прождали нужный целых две недели, потому что нам было принципиально взять с собой Хэлифа, а капитаны не соглашались перевозить коня ни за какие деньги. Хэлиф стал для Кати таким же другом, как и для меня был Фаинд, поэтому мы не могли его бросить. Остальных же трёх коней мы продали сразу по приезду в город.

Наша история менялась не сильно, разве что, когда мы поехали в Вальсроде, то мы стали супружеской парой, которая путешествует и непременно хочет посетить Лондон. В основном у нас лишь менялись имена в каждом новом городе и родословные, но когда нам не хотелось их менять, то брали какие-нибудь старые.

Катя стала для меня кем-то вроде родной сестры. С ней было хорошо, интересно, уютно. Но полюбить её я не мог. Она стала таким же профессионалом в нашем деле, как и я. Даже чуть лучше. Однажды, когда мы грабили ресторан в Бремене, то я был в роли жертвы, а она в роли грубого наёмника. На публику это произвело огромное впечатление. Я пытался сопротивляться, когда она взяла меня в заложники, но она так сильно ударила меня кулаком, что разбила бровь и оставила огромный синяк на глазу. Потом она конечно же извинилась, но мне понравилось это. Когда нам требовалось попасть на вечеринку, на которую не пропускали с оружием, то Катя всегда проносила его под юбками платья. И когда я доставал его, то постоянно любовался её очаровательными ножками. И после дела у нас с ней был такой страстный секс, который и представить было нельзя.

На корабле я увлёкся игрой в покер с матросами. Они все были англичанами и знали эту игру. Плаванье продолжалось неделю, с одной остановкой в Ден-Хелдере и когда я попросился к ним в игру, то они были самоуверенными и рассчитывали, что получат кучу денег, которые смогут потратить на выпивку и шлюх в порту. Но вот только некоторые из матросов прибыли туда без рубашек, и они активно работали грузчиками, чтобы выкупить обратно свою одежду. После Ден-Хелфера никто больше в карты не играл, потому что ни у кого не было денег или они были не готовы расстаться с ними. Но меня их мелочь не радовала, я просто получал удовольствие от игры. Я даже сыграл однажды с капитаном и тот попросил меня взять расписку, но я согласился на пачку сигар, так у меня появился мой первый позолоченный портсигар. Капитан был обрадован такой щедростью, потому что проиграл мне 300 талеров, а сигары стоили всего сотню. Я постоянно был общительным и доброжелательным, много интересовался о путешествиях у всех на корабле, при чём говорил я на английском и как я осознал, то весьма неумело, из-за чего вызывал насмешки, так что злости и обиды ко мне никто не питал.

Кате было очень скучно пока я развлекался в мужской компании, а не с ней. Она даже начала меня слегка ревновать. Но она купила себе несколько книг и находила утешения в них. Кроме неё, дам на корабле не было, так как он был грузовым.

Мы причалили к британскому берегу ровно 1 декабря в небольшой портовый город Маргит. Мои должники радушно помогли нам сойти на берег и помогли отнести наши тяжёлые сумки в отель. Здесь уже начали появляться более знакомые мне английские названия.

4

Лондон. Город невероятных возможностей. Второй самый крупный город после Нью-Йорка. Этот город очаровал меня с первого взгляда. Он был на порядок выше по уровню, чем все остальные города. Множество заводов, каменные сооружения, железная дорога, биржа. Здесь было всё, о чём только можно было мечтать. И мне нравилось движение этого города. В определённых местах всё было быстро и стремительно, но в других же всё было тихо и спокойно. Мне нравилась такая атмосфера. Всё решает лишь твоё настроение.

Сначала мы остановились в отеле. Я сразу же нашёл людей, которые помогли с документами. Теперь у нас были официально все необходимые бумажки, паспорта, свидетельства и прочая чепуха. Я стал Дэном Блэком, а моя жена Екатерина Блэк. Как только у нас появились паспорта, то я сразу же обменял все наши талеры на фунты. С этим всё было легко, курс почти что 1 к 1, так что мы были счастливыми обладателями 50 тысяч фунтов. Почти все деньги я вложил в золото и оставил на распоряжение банка, за это они пообещали мне 10% прибыли в год, благодаря манипуляциям на биржевых рынках. Я оставил 10 тысяч нам на жизнь. Первой же вещью, которую мы сразу захотели купить стала квартира.

Прошла неделя и вот мы заехали в превосходную двухэтажную лондонскую квартиру, за которую мы отдали 5 тысяч. Даже не знаю, как её описать. Тут достаточно представить обычный лондонский многоквартирный дом с картинки, где несколько узких входов. Когда я увидел впервые этот дом, то мне показалось, что там будет мало места, но вот мы зашли туда и перед нами предстало огромное пространство, а ещё и второй этаж и даже чердак. Мы сразу же поняли, что хотим здесь жить. Продавцами была семейная аристократическая пара, которая хотела перебраться за город. Так что перекинувшись пару партий в блэкджэк с хозяином, за сигарами и джином, я сумел убедить его оставить нам всю мебель абсолютно бесплатно. Его жена была невероятно зла, но слово английского джентльмена – закон. Я же не был джентльменом и потому постоянно банковал так, как мне то было нужно. Катя даже похвалила меня за то, что я так отлично играю.

Наша жизнь начала потихоньку становится скучной и однообразной. Мы познакомились с соседями и плавно вошли в круг безродных богачей. Если у тебя нет длинного списка всех твоих благородных предков, то не важно насколько ты богат, или интересен, в аристократический круг тебе ни при каких условиях не попасть. Но даже безродные все были крайне воспитаны и учтивы. Я стал перенимать их привычки. Утро начинается с газеты и чая. При поднятии бокала мизинец всегда смотрит вверх. Крепкий алкоголь пить только разбавленным. При встречах желать всем доброго времени суток, снимать шляпу и кланяться. Прилагательные говорить в строгой последовательности и ещё много прочего бреда.

Катя стала учить Английский. В основном с гувернанткой, нанятой специально для этого, но и я ей активно помогал. Она тоже прониклась лондонским духом. Утрами готовила мне завтраки, пока я читал газету. Стала вести себя как подобает истинной леди. Увлеклась искусством. И была примерной женой. Кроме тех моментов, когда мы были с ней в кровати. Тогда она давала себе волю и была настоящей дьяволицей.

Мы часто ходили по разным светским тусовкам, по ресторанам и гостям. И каждый раз, когда мы где-то оказывались, то находили скромный уголок, где шёпотом по-русски обсуждали как было бы здорово ограбить это место. Но Лондон должен был стать для нас домом. Тем местом где нас никто не будет разыскивать, где мы будем счастливы и куда мы будем постоянно возвращаться.