Noone hears you
Nobody hears you
Through piles of fossils
Oil and opium, bones and flowers,
Supermen and hyperwomen
Can you hear me?
And I know that in that skies
It’s all free
And I was there one day
So I could see
Метромортоиды
И так, добровольно и несуразно мы топаем вниз по эскалатору и между жёлтыми тусклыми плафонами,рождаются и умирают наши тени, с барельефов на стенах на нас смотрят гранитные жрицы- доярки и суровые герои минувших кровопролитий, они уже по ту сторону камня, но все ещё сильны и это завораживает, однако мы не задерживаемся, нам нужно к алтарю, мы спешим успеть к службе – наше самое – в самом низу катакомб.
Там всё и случается, там все и бывает.
Мы не подозреваем о существовании друг друга там, наверху, только внизу, только на дне, только на краю перрона, когда вагоны проносятся мимо – только в тот миг. Здесь, на перроне, в сердце нашего храма мы узнаем друг друга в толпе непосвященных случайных на раз, безошибочно, не по походке, не по лицу, не по запаху, а по вере ,нужде и надежде. Не каждый из нас понимает, кого он только что узнал, какой крови он принадлежит, и каков его брат и какова его сестра – не во Христе, а в расхристанности, не на кресте, а на кольцевой линии. Проходит поезд, а с ним и месса, мы быстро расходимся, мы члены подполья и мы не знакомы вне храма.
Нас в этой столице – целое подземное племя, мы бледный красивый народ, мы орден метромортоидов и нас дважды в день – по дороге на работу и по дороге домой искушают все демоны здешнего мира.
И дважды же спасает наш бог.
На нашем гербе – наш Христос – наша Анна, наша Каренина. Наш тотем – пушистый Пьерро, постигунчик реального, отважный и честный лемминг, грызущий гранит небытия.
Мы метромортоиды, мы люди, которые дважды в день не прыгают под поезд в метро.
Приглядись, в тот самый момент, когда поезд въезжает на станцию, мы там. будем. .
А кто слушал – молодец
В теремке пусто, обглоданная рыбья голова и четыре пластиковых стаканчика. По густому подлеску продирается в порванной юбке Красная Шапочка, тушь размазана, порванный от уха до уха рот чёрной дырой на лице.
Смеркается. В светлице давит прыщи перед зеркалом Василиса. Питер Пэн пересчитывает скрюченными артритом пальцами пенсию.
Знайка и незнайка держатся за руки и смотрят друг другу в глаза, не зная уже – кто есть кто. Побитый молью Артемон засыпает в вонючем тряпье рядом с мумией Мальвины.
На небе появляются звёзды. Оле-Лукойе вдыхает белые дорожки с чудо-зеркала.
На свете всех румяней и белее Сказочник.
Но сегодня он умер.
Буква О, полнолуние
гулять белыми вялкими губами
по некрашенной оконной раме
и гулять белыми вялкими губами
по холодному стеклу
и увидеть
вдруг
луну
и
сказать
0
и держать это восхищённое 0
на лице
восклицание-сфинктер
послевялость
междузабвенье
вспыхнув
канет
опустит
глаза
потеряно
0
и вот снова -
гулять белыми вялкими