Заблудшие

– Нет, барин, не мы переправились, а бог нас перенёс, – возразил другой – видом попроще.

– Я уж трухнул малёхо, – покаялся третий. – Грешным делом водочку в реку брызнул – духов задобрить.

– А ты чего молчишь, Гурьян? – спросил главный четвёртого.

– Чего мне, Кондрат, голосить? – отозвался тот, стряхивая сырость с бороды. – Чай не первый раз тут мыкаюсь. Это вам в новинку, а я этим бродом два года хожу.

– Так и мы не впервой, – подбодрился один из мужиков.

– Не впервой… А толку – как от порошка в глазу, – осадил его Гурьян. – Ты, блудила, только в обратку ходил. Там много ума не надо.

– Видать, ты – самый умный.

– Поумнее некоторых! Дальше пойдём – мурцовки хлебнёшь полным рылом. Привык, видите ли, с пустыми лошадьми гулять, да из бутылки закуделивать!

– Ишь чо! Лошади пустые! Груз может и невелик, но подороже того, что сейчас везём. Не ради же этого пойла стараемся!

Мужики сблизились, распетушились, едва не бросались в драку.

– Хорош атаманить, Гурьян! – прикрикнул Кондрат. – Успеете покудахтать, когда вернёмся. Сейчас идти надо. Вон – изморочь никак не проходит, дорога скользкая, а нам в гору переть.

Они угрюмо осмотрели путь. Если на другом берегу возвышался крутобокий прижим, который полдня пришлось бы обходить, то с этой стороны хоть и был каменистый взлёт, но не такой страшный.

– Двинули! – скомандовал Кондрат.

Никита глядел, как путники взбираются, и всё решал: выходить или нет. Мужики вроде нормальные. И командир у них справный. При деле все. Но ведь допытываться станут: кто, да откуда. А про пещеру с отшельником не расскажешь. Даже ему сразу не сказали, а тут – разболтай первым встречным!

Подъём в гору явно давался тяжело. Лошади беспокоились. Группа шла зигзагами, чтобы сгладить крутизну. Мужик, что с Гурьяном огрызался, отпустил коня вперёд, а если животное останавливалось – бросал в круп острым камнем.

– Растянулись! – крикнул Кондрат. – Не подгоняй, а то камнями завалим!

Они прибегли к такой хитрости: сначала одну лошадь проводили участком зигзага, затем притормаживали и двигали следующую, чтоб не спускать камни на тех, кто внизу.

Вдруг что-то случилось. Никита увидел, как первая лошадь полетела вниз. С диким ржанием она изгибалась, пытаясь встать на ноги, но только набирала скорость, увлекая за собой камнепад. Животное пролетело кубарем сажен десять. Два раза кувыркнулось через шею, так, что ноги мелькнули, наконец, тюкнулось боком на камни в начале подъёма.

– Галман ты эдакий! – заревел Гурьян на мужика, что лошадь вёл. – Очумел?

– Гурьяша, веди моего вверх, – крикнул Кондрат. – Я спущусь, подмогну.

Командир бросился вниз. Только с третьей попытки он поставил трясущееся животное на ноги и кое-как угомонил.

– Ну что? – нерешительно спросил мужик сверху. Никто ему не ответил.

Лошадь проколола спину в нескольких местах. Глубокий порез у лопатки сочился тёмной кровью. Из вспоротого в паху брюха торчало что-то розовое.

Потоптавшись на месте, животное окрасило красным ближайшие камни и подогнуло перебитую ногу.

Кондрат отчаянно плюнул, затем показал Гурьяну перекрещенные руки. Тот понимающе кивнул и через пару минут спустился, сжимая в руках ружьё. Пока командир держал коня за поводья и что-то говорил, мужик приставил дуло к голове животного и выстрелил. Лошадь грузно завалилась на бок, едва не придавив замешкавшегося Кондрата.

– Развьючивайте! – приказал Гурьян тем, кто взобрался. – А ты, волк объезженный, спускайся! – он показал кулак тому, который лошадь упустил. – Щас я тебе, ротозей, зубы подлечу.

Гурьян обернулся, топнул с досадой и вдруг замер. Его бородатое, с оспенными щеками лицо вытянулось от удивления.

– Что ещё за очумелец? – сказал он с замешательством. – Гляди, Кондрат, какой чертёнок в кустах!

Внутри у Никиты похолодело.

– Подь сюды! – велел Гурьян. – Не ты ли, леший сын, нам коня сгубил?

Недолго думая, мужик поднял ствол и нацелился. Никита понимал, что ружьё не заряжено, но, перепугавшись, сиганул в гущину леса. Не разбирая дороги, он бросился прочь от реки.

– Подстрелю, паскудник! – игриво прокричал Гурьян где-то позади. – Ишь, крыса! Леший сын!

Мужик не поленился, двинулся следом. То ли охотничий инстинкт взыграл, то ли гнев решил на мальчишку спустить. Никита бежал, спотыкаясь о корни, увязая в колючем кустарнике.

– Высуни морду, крысёныш! – просил Гурьян издалека. Он отстал, видимо готовя оружие к выстрелу.

Тут что-то одёрнуло Никиту, будто рука ухватила за воротник. Никита брыкнулся, дёрнулся, навалился изо всех сил, но освободиться не вышло. Похоже, зацепился мешком за какой-то сук.

– Замри, заглотыш! Стреляю! – предупредил Гурьян, приближаясь.

И ведь вправду стрельнул, изверг! Пуля просвистела у головы, чиркнула по кустам. Никита мгновенно выпутался из заплечника и нырнул в заросли. Он побежал сквозь лес, запинаясь, царапая лицо о ветки. Мчался долго, пока ноги не налились свинцом, а в правом боку не закололо. Задыхаясь, он упал и уткнул лицо в сырую подушку мха. Вот тебе и мужики справные! Как что не так – в человека со злобы стреляют. Впрочем, и он зря в кустах отсиживался, а потом побёг ещё. Нужно было выходить и врать, что заблудился.

Отдышавшись, Никита оглядел себя. Куртка измаралась, порвалась в нескольких местах. Царапины на щеках пылали от жгучего пота. Он ухватил ладонью мох и выжал в рот струйку горькой жижи.

«Куда теперь?» – вертелось в голове. Двигаться обратно, вслед за группой Кондрата не было желания. Чтобы по нему опять из ружья палили?

Он прикинул, где находится. Если, преодолев перевал, они с Батохой спустились в соседнее ущелье, то речка здесь, как и Эхе-Угунь, должна падать в долину. Должна, но падает ли? Ладно, куда бы она ни бежала, всё равно приведёт вниз. Лучше спускаться здесь. Тем более что возвращаться прежним маршрутом уже поздно – к вечеру в лучшем случае доберёшься до перевала.

Только реку ещё нужно отыскать. Сейчас вокруг был нехоженый лес. Вода должна течь где-то справа.

Никита поднялся и с неохотой побрёл через заросли, отмахиваясь от надоедливого гнуса.

Глава 5

Таёжный ковёр под ногами становился зыбким. Ичиги утопали в прохладной губке мха, скользили по гнилой подстилке из корней и листьев. Деревья стояли по колено в белом лишайнике. Любая тропа в этой глуши показалась бы мощёной дорожкой.

Всё чаще Никита проваливался в пахнущие плесенью ямы, выбирался из них, цепляясь за ветки. Потом началось болото с голубоватыми озерцами, посреди которых, как редкие волоски на лысине, торчали чахлые берёзки. Увязнуть в таком болоте, конечно, не увязнешь, но и брести по пояс в воде не станешь.

Никита обошёл одну из глубоких луж и вдруг подвернул ногу, наступив на что-то кривое. Он уселся на мокрую кочку и сгоряча шибанул ладонью по воде. Где же река?

Похоже, выбраться до темноты не получится. Надо возвращаться обратно, к заплечнику с огнивом. Скорее всего, мешок так и висит на дереве – зачем он нужен этому Гурьяну?

Никита двинулся назад. «Проклятый бурят, – ругался он про себя, – сгинул бесследно, как Ермак Тимофеевич в водах Иртыша. Не исчез бы, так вернулись бы благополучно вдвоём».

Он остановился у оврага, заросшего жухлой маховкой. Место казалось знакомым и приятным, будто кто-то перенёс кусочек земли из долины сюда, в дремучий лес. На душе сделалось тепло, но мысли быстро омрачились: ведь он не шёл здесь до этого – значит, сбился с пути. Никита взял правее.

Он вспомнил, как однажды заплутал в лесу около Турана. Тогда, возвращаясь домой, он увидел нечто странное – сначала и сам не понял, что перед ним. Что-то вертелось и выло возле самой земли – какой-то красный вихрь. Вихрь оказался бешеной лисой. Животное в злобе вгрызлось в собственный хвост и крутилось что есть силы. Лиса поедала себя и от себя же убегала. Ничем, кроме дурного знамения, это быть не могло. Никита испугался и бросился наутёк. Потом он долго искал дорогу и выбрался к дому лишь под вечер.