Филер уголовного сыска

– Холопы! Вы не знаете, с кем связались, – наконец процедил сидящий на полу.

Ближайший к нему Бабошку замахнулся было дубинкой, но сыщик отрицательно покачал головой.

– Будет с них пока. Еще не вечер.

Полумрак цеха озарил серый дневной свет, когда открылись двери центрального входа и в мастерскую, брезгливо морща нос, вошел заместитель полицмейстера Павел Никифорович Зорин. Он оставил плед в повозке, теперь блистал пуговицами и полосками на погонах.

Зорин поправил фуражку с витым шнуром-филиграном, прошествовал к сидящим господам, проигнорировал бандитские рожи Бабошек и торжественно принялся предъявлять обвинения. Задержанные было загалдели, увидев, что их не собираются грабить и убивать, а всем действом заведует уголовный сыск, но уже было поздно – Павел Никифорович невозмутимо закончил свой спич и обернулся к стоявшему в стороне Воронину.

– Задержание подтверждаю. Можете препроводить господ в околоток. И не забудьте вестового послать в Управление, чтобы прислали специалистов по… этим агрегатам.

И также величественно, вышел вон, являя собой независимость и суровость закона.

Бабошки под руководством Алтана подняли горе-мистиков, принялись толкать их наружу. Руки все же вязать не стали – все же благородных кровей убивцы. Вдруг Жанка подскочила к идущему предпоследним, рванула за рукав и влепила хлесткую пощечину, от звука которой зазвенело в ушах.

– Подлец! Насильник! – воскликнула она.

Алтан бросился между девушкой и испуганно прижимающим ладони к лицу мужчиной, оттолкнул виларку, замахал на нее руками. Девушка на удивление легко отстала, лишь фыркнула на прощание. Отряхнула с подола пыль, весело подмигнула убирающему оружие филеру:

– Гони монету, сладкий. Пора мне идти уже, а то стемнеет скоро. А ты знаешь, как опасно ходить ночью одинокой беззащитной девушке по улицам.

– Представляю, – согласно кивнул Воронин. – Только вот оплату я тебе отдам не раньше, чем ты мне вернешь то, что украла.

– Да что вы такое говорите, господин сыщик? – всплеснула руками танцовщица. – Я украла?

– Жанка! – строго сказал филер. – Ты мне это брось, я все твои трюки уже давно выучил. Ну, отдавай, чего стащила.

– Ну и пожалуйста, – надула губки девушка и выудила из складок рукава широкий черный браслет.

По крайней мере, таким сначала предмет показался сыщику. Он действительно очень походил на браслет с небольшой металлической застежкой. Но вот все остальное… На незамкнутом кольце из неизвестного Воронину материала, плотного и крепкого, но также гибкого и эластичного, светилось небольшое окошко с мигающими зелеными цифрами и двоеточием посередине. Цифры показывали «21:15». Филер даже поковырял пальцем, надеясь, что это обман зрения. Но добился лишь того, что число мигнуло и превратилось в «21:16».

Сыщик поспешно убрал палец и зачаровано наблюдал, как мерцает двоеточие между цифрами.

– Ну, я жду, – вернул его в реальность голос девушки.

– Да-да. Вот, возьми, – Воронин вытащил худую пачку купюр, передал Жанке. Та изобразила недовольство, но деньги взяла с завидной скоростью и пересчитала, высунув язык от усердия.

Филер хмыкнул, сжал черный браслет в кулаке.

– Ладно. Пора допросить их, пока тепленькие.

Глава 3

Нервно шурша ногами под стулом, елозя на жестком сидении и хлюпая разбитым носом, под которым уныло поникли тонкие усики, в допросной перед Ворониным сидел сынок потомственного землевладельца Мининкова Сашенька. По печатному паспорту – Александр Варламович Миненков, двадцати годов отроду, а по существу – недоучившийся студиоз, ныне транжира, гуляка и игрок на бегах. Будучи единственным сыном и наследником, без стеснения злоупотреблял папенькиными добрым отношением и капиталом.

– В самом деле, Александр Варламович, – прогудел полицейский надзиратель Лапин, похожий на оживший валун. – Вы то как умудрились затесаться в эту компанию? Зная вашего папеньку, достопочтимого и уважаемого Варлама Никоновича, я мог бы уверовать в некое недоразумение.

– А, быть может, недоразумение и есть? – вопросил Воронин, бросая хитрый взгляд на Лапина. – Что если Александра Варламовича обманом вовлекли в эту преступную ячейку? Что если он жертва обстоятельств?

И обратился к Миненкову, чей взгляд прыгал с филера на монументальную фигуру надзирателя.

– Так как же, Александр Варламович? Вы сообщник этих убийц и душегубов, либо же всего лишь, невинная жертва, запутавшийся по жизни человек?

Было физически ощутимо, как внутри молодого дворянина буквально скрепят шестеренки и бухают поршня – до того мучительно на его лице отражался полет мысли. Жалкий и напуганный, он пытался понять, в чем подвох и как бы не прогадать, но не решался сделать хоть что-нибудь.

Сыщик, видя такую нешуточную борьбу человека с самим собой, решил подтолкнуть его в нужную сторону, продолжив игру.

– Егор Аркадьевич, – повернулся он к Лапину. – А что, господа Касницкий и Синицин действительно валят все на этого замечательного молодого человека?

– Увы, да, – сокрушенно вздохнул Лапин. – Говорят, что именно он мозг их организации и главный исполнитель убийств…

И тут Миненков не выдержал. Его дрожащие губы раскрылись и он торопливо затараторил, судорожно сглатывая и всхлипывая. Воронин только успел сделать жест стенографисту, чтобы тот записывал пробивающиеся сквозь жалостливые мольбы и обличающие подельников выкрики описания преступлений, имена, факты и даты. По щекам юноши текли слезы, нос покраснел и распух. Воронину даже не приходилось задавать наводящие вопросы, Миненков с готовностью расставался с грузом знаний.

А потом, совершенно неожиданно, прозвучало имя, которое заставило Ивана вздрогнуть и придвинуться ближе к задержанному. Дальше он слушал с особым тщанием.

Спустя час, когда Воронин с Лапиным вышли из допросной, у них было более чем достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы обо всей криминальной деятельности «Союза кометы». Однако, это дело больше не интересовало Воронина.

– Толмач! – Иван не смог сдержать возбужденного выкрика. – Ты слышал, что он сказал? Толмач!

– Ты думаешь, это тот самый? – надзиратель с сомнением поскреб скулу.

– Егор Аркадьевич, дорогой! – Иван невесело усмехнулся, его глаза заблестели. – Других таких не сыскать. Тот это Толмач, я вам говорю, тот.

– Ну, не знаю…, – неуверенно протянул Лапин. – О нем, вроде бы, года два ничего не слышно.

Филер нервно прошелся туда-сюда, скрипя старыми половицами коридора, похлопал себя по карманам в поисках нюхательного табака. Не найдя заветной жестяной коробочки, цыкнул зубом и заговорил:

– Я ведь за ним, поди, десять лет охочусь, Егор Аркадьевич. Еще с тех пор, как в топтунах бегал. Я тогда-то впервые о Толмаче и услышал, когда на Химинской церковь ограбили. Мне же тогда еще покойный Силантий Олегович наказ дал, всякие подобные истории собирать.

Лапин привычно сложил руки на животе, сцепив пальцы в замок, прогудел:

– Помню-помню такое. Так вроде бы поймали воров-нехристей?

– Они-то про Толмача впервые и рассказали, – кивнул Воронин, останавливаясь напротив надзирателя. – Мол, появился человек, который разные криминальные схемы ведает. Мол, за деньги, может научить, как заработать «по-черному».

– Ну, ты меня совсем уж за олуха не держи, – насупился Лапин. – Кто таков Толмач и чем известен знаю.

– Ох, Егор Аркадьевич, не умаляю вашей осведомленности, но думаю, что знаете вы далеко не все, – без тени высокомерия предположил Воронин. – Знаете ли вы, что до сих пор не известно ни имени его, ни рода? Известно только, что невысок, худ и неприметен. Что говорит чудно, вроде бы с акцентом, но не понятно с каким.

Иван повернулся к небольшому окну с крестовиной рамы, из которого открывался вид на Разъездную улицу.

– Толмач никогда не совершает преступления сам, – продолжил филер свой рассказ замолчавшему Лапину. – Он лишь рассказывает о том, как их можно совершить. Будто бы знает все наперед, будто бы уже видел их когда-то. Все его истории обладают какими-то дьявольскими извращенными гранями, делающими преступления особенными, немыслимыми. Он настоящий злой гений преступного мира, Егор Аркадьевич, искуситель, толкающий людей на ужасные поступки.

Лапин машинально перекрестился, трижды сплюнув через левое плечо.

– Я слышал, что Толмача был под крылом у Петьки Черного, – вставил он.

– Сначала да, – согласился Воронин. – Потом, когда Петьку застрелили при нападении на почтовый паромобиль, Толмача приютил Махмед Башкир. Потом Сява Носатый. И каждый берег Толмача, как ладанку, скрывая от своих и чужих. Слух ходил, что Толмач удачу воровскую приносит.