Таинственная история Билли Миллигана

– Юго-западный центр говорит, что Лайма – это единственное место, где его могут лечить перед судом.

– В Лайму – только через мой труп, – возразила она.

– Тут я тебя поправлю, – сказал Гэри, поднимая чашку. – Через наши трупы.

Они чокнулись, Джуди налила еще.

– Не могу смириться, что у нас нет других вариантов.

– Давай найдем другие варианты, – предложил он.

– Точно, – согласилась она. – Найдем.

– Раньше было только так, – напомнил он, вытирая с бороды сливки.

– И что? раньше в Огайо не было Билли Миллигана.

Джуди взяла с полки потрепанное «Уголовное право штата Огайо», и они принялись читать его вслух по очереди.

– Еще кофе? – предложила она.

– Просто черный, не ирландский. И покрепче.

Два часа спустя Гэри попросил ее перечитать один абзац. Джуди ткнула пальцем в параграф 2945.38.

«…если суд или присяжные признают обвиняемого невменяемым, суд немедленно должен направить его в клинику для душевнобольных или умственно отсталых, находящуюся в юрисдикции суда. Если суд признает это целесообразным, данное лицо должно быть направлено в государственную клинику города Лайма до тех пор, пока к нему не вернется рассудок, после чего обвиняемый будет преследоваться по закону».

– Да! – вскричал, подскакивая, Гэри. – «В клинику для душевнобольных или умственно отсталых, находящуюся в юрисдикции суда». Это не означает, что исключительно в Лайму.

– Нашли!

– Боже, а все говорят, что другого варианта содержания до суда нет.

– Осталось только найти другую психбольницу в юрисдикции нашего суда.

Гэри хлопнул себя по лбу.

– Господи. Невероятно. Я знаю! Я после армии работал там ассистентом. Это больница Хардинга.

– Хардинга? Она точно в этой юрисдикции?

– Однозначно. Она в Уортингтоне, штат Огайо. Кроме того, это одна из самых консервативных и уважаемых психиатрических клиник во всей стране. Они относятся к Церкви адвентистов седьмого дня. Даже самые непробиваемые прокуроры говорят: «Уж если доктор Джордж Хардинг-младший считает его сумасшедшим, то я верю. Он не из тех, кто за тридцать минут склонится на сторону защиты и объявит человека невменяемым».

– Прокуроры так говорят?

Гэри вскинул правую руку.

– Я слышал такое, честное слово. Думаю, даже от Терри Шермана. Кстати, Дороти Тернер говорила, что часто принимает участие в экспертизе по просьбе больницы Хардинга.

– Значит, отправим его туда, – согласилась Джуди.

Гэри вдруг резко сел, лицо его помрачнело.

– Но есть проблема. Это очень дорогая частная клиника, а денег у Билли нет.

– Это не должно нас остановить.

– Ну а как мы его туда пропихнем?

– Устроим так, чтобы они заинтересовались диагнозом Билли.

– И как же мы этого добьемся? – спросил Гэри.

Полчаса спустя Гэри стряхнул снег с ботинок и позвонил в дверь дома Хардинга. Он вдруг резко застеснялся: он, чокнутый бородатый государственный адвокат, пришел к консервативному психиатру из истеблишмента, внуку брата самого президента Уоррена Хардинга[6 - Уоррен Г. Хардинг (1865–1923) – 29-й президент США (1921–1923).], в его роскошный дом. Это должна была делать Джуди. Она бы произвела лучшее впечатление. Гэри затянул галстук потуже, заправил выбившийся воротничок, открылась дверь.

Сорокадевятилетний Джордж Хардинг оказался стройным, безупречно выбритым мужчиной с мягким взглядом и голосом. Гэри он показался очень симпатичным.

– Мистер Швайкарт, прошу вас.

Гэри с трудом снял ботинки и оставил их в лужице в прихожей. Потом сбросил куртку, повесил ее на вешалку и прошел вслед за доктором Хардингом в гостиную.

– Мне ваше имя показалось знакомым, – сказал хозяин, – и после вашего звонка я поискал в газетах. Вы выступаете защитником по делу Миллигана, молодого человека, напавшего на четырех женщин в кампусе Университета Огайо.

Гэри покачал головой.

– На трех. Изнасилование, случившееся в августе на Нейшенвайд-плаза, совершенно не похоже на остальные, и его, несомненно, сбросят со счетов. Дело приобрело крайне неожиданный оборот. И я хотел бы поинтересоваться вашим мнением.

Хардинг указал Гэри на мягкий диван, а сам сел на стул с жесткой спинкой. Он сложил кончики пальцев и внимательно выслушал подробный рассказ Гэри о том, что стало известно им с Джуди, и о назначенной на воскресенье встрече в окружном суде Франклина.

Хардинг задумчиво кивнул, а потом заговорил, старательно подбирая слова.

– Я, разумеется, с уважением отношусь к Стелле Кэролин и Дороти Тернер, – он снова впал в задумчивость, уставившись в потолок. – Тернер проводит для нас тестирование, она со мной об этом деле уже говорила. Если приедет доктор Уилбур… – теперь он смотрел в пол поверх башенки из пальцев, – я не вижу поводов отказываться. Значит, в воскресенье?

Гэри лишь кивнул, не отважившись сказать ни слова.

– Но, мистер Швайкарт, должен сразу вам сказать, что я испытываю огромные сомнения в отношении синдрома, называемого множественной личностью. Хотя доктор Корнелия Уилбур летом 1975 года и читала лекцию о Сибил непосредственно в больнице Хардинга, я не могу сказать, что верю в это. При всем моем уважении как к ней, так и к другим психиатрам, сталкивавшимся с пациентами такого рода… Понимаете, в подобном случае очевидно, что пациент вполне может лишь симулировать амнезию. Но поскольку соберутся Тернер и Кэролин… да и доктор Уилбур приедет…

Хардинг поднялся.

– Подчеркну, что это ни к чему не обязывает ни меня, ни больницу. Но я буду рад появиться на встрече.

Добравшись до дома, Гэри тут же позвонил Джуди.

– Привет, коллега, – со смехом сказал он. – Хардинг заинтересовался.

В субботу 11 марта Джуди отправилась в окружную тюрьму Франклина, чтобы сообщить Миллигану об изменении в планах и о том, что доктор Корнелия Уилбур встретится с ним только на следующий день.

– Лучше бы было предупредить вчера, – сказала она, – извини.