Олимп

Ахиллес развернулся, вскинул голову. Его голубые глаза нашли Пентесилею, и рот исказила зловещая ухмылка.

Наездницы добрались до главных противников, не подозревая, что удача уже отвернулась от них. Бремуза швырнула пику в Идоменея, однако сын Девкалиона почти небрежно прикрылся круглым щитом, и древко переломилось пополам. Более длинное копье ахейца тут же запело в воздухе – и пронзило без промаха левую грудь рыжеволосой Бремузы, выйдя наружу сквозь пролом в позвоночнике. Женщина спиной вперед повалилась наземь со взмыленного коня. Дюжина незнатных греков бросилась к ней – снимать богатые доспехи.

Алкибия и Деримахия закричали от ярости, потеряв сестру, и направили скакунов на Идоменея. Но тот ухватил коней под уздцы, заставив этих великанов повиноваться своей мощи. Когда же амазонки соскочили на землю, дабы сразиться в ближнем бою, Диомед, сын Тидея, широко замахнулся мечом и обезглавил обеих. Пентесилея с ужасом видела, как голова Алкибии, все еще хлопая ресницами, упала в пыль, прокатилась и замерла; как Одиссей оскалил зубы и поднял добычу за волосы.

Тут некий безымянный аргивянин вцепился в ногу царицы. Амазонка всадила второе копье в грудь наглеца, пронзая тело по самые кишки. Мужчина беззвучно разинул рот и рухнул, но оружия не отпустил. Пентесилея схватила боевой топор и поскакала вперед, уверенно держась на коне.

Дериону, ту, что ехала справа от царицы, стащил со скакуна Малый Аякс. Поверженная на землю, задыхаясь от удара, воительница потянулась к мечу, когда сын Оилея захохотал и проткнул ее грудь копьем. Он поворачивал оружие до тех пор, пока жертва не перестала корчиться.

Клония прицелилась ему в сердце, но латы отразили стрелу. И тогда побочный отпрыск Теламона, Тевкр, царь среди лучников, проворно пустил в застонавшую от злости амазонку три стрелы: первую в горло, вторую – через доспехи – в живот, а третью – в обнаженную левую грудь, да так, что снаружи остались лишь перья да три дюйма бронзы. Ближайшая подруга Пентесилеи замертво пала с окровавленного скакуна.

Евранда и Фермодоя по-прежнему бились, стоя спина к спине, хотя истекали кровью и были готовы свалиться от изнеможения. Внезапно нападавшие ахейцы отхлынули от них, и Мерион, сын Мола, приятель Идоменея и вождь критян, метнул обеими руками увесистые копья. Наконечники пробили легкие латы амазонок насквозь, и сестры бездыханными рухнули в прах.

К этому времени все остальные всадницы были повержены. Пентесилея получила множество ран и порезов – правда, ни одного смертельного. Оба лезвия алебарды покрывала запекшаяся кровь аргивян. Царица отшвырнула отяжелевшее оружие и достала из ножен короткий меч. Между ней и Ахиллом как раз открывался широкий промежуток.

Словно по воле самой Афины, целехонькое копье, отскочившее от пяты быстроногого, вскоре оказалось под правым копытом утомленного боевого коня. В любое другое время наездница на полном скаку наклонилась бы за божественным подарком, но сейчас она слишком устала, доспехи внезапно погрузнели, да и жестоко израненный скакун еле держался на ногах. Поэтому Пентесилея соскользнула из седла наземь и вовремя пригнулась: у шлема просвистели две оперенные стрелы Тевкра.

Выпрямившись, она уже никого не видела, кроме Ахилла. Все прочие ахейцы, напиравшие орущей толпой, превратились в расплывчатые пятна.

– А ну метни еще разок, – промолвил мужеубийца, продолжая мрачно ухмыляться.

Пентесилея вложила в этот бросок все свои силы, без остатка, целясь в нагое мускулистое бедро под кругом прекрасного щита.

Быстроногий присел с проворством пантеры. Оружие Афины ударило в сияющую бронзу, древко раскололось.

Амазонка растерянно замерла на месте, потом потянулась за алебардой, но тут противник, не прекращая скалиться, поднял собственное копье, то самое легендарное творение кентавра Хирона, выкованное для его отца Пелея. Ни разу не пролетевшее мимо цели.

И он бросил копье. Царица воздела свой щит, похожий на светлый месяц. Вражеское копье прошло сквозь него как по маслу, пробило доспехи, правую грудь амазонки, спину, пригвоздило ее к огромному коню, стоявшему сзади, и наконец вонзилось животному в сердце.

Царица и боевой скакун точно пришпиленные вместе упали в пыль. Ноги женщины высоко задрались при падении. Тяжелое копье закачалось над жертвами, будто маятник. Быстроногий приближался с мечом в руках. Пентесилея пыталась разглядеть противника, но взор затуманился, и бессильные пальцы разжались, выронив боевой топор.

– Вот дерьмо, – прошептал Хокенберри.

– Аминь, – отозвался Манмут.

Друзья стояли неподалеку, наблюдая за сценой со стороны, а теперь подходили ближе к Ахиллу, застывшему со сложенными на груди руками над телом поверженной амазонки.

– «Tum saeva Amazon ultimus cecidit metus», – пробормотал себе под нос бывший схолиаст. – «Погибла амазонка, наш последний страх»[21 - Перевод С. Ошерова.].

– Опять Вергилий? – осведомился маленький моравек.

– Нет, это Пирр из трагедии Сенеки «Троянки».

И тут случилось нечто странное.

Ахейцы уже подтягивались к предводителю, собираясь отобрать у живой или покойной царицы ее блестящие латы, когда ноздри героя усиленно задвигались, точно вбирая запах пролитой крови, конского пота и смерти. Внезапно быстроногий мужеубийца воздел огромные ладони к лицу и залился слезами.

Большой Аякс, Диомед, Одиссей и прочие полководцы, которым не терпелось рассмотреть убитую, замерли в недоумении. Багроволицый Терсит и кое-кто из вояк помельче не стали обращать внимания на рыдающего полубога: их интересовала только добыча. С откинутой головы Пентесилеи сорвали шлем, и локоны царицы рассыпались золотой волной.

Ахилл запрокинул голову и громко застонал, как тем ужасным утром, когда Хокенберри, принявший вид Афины, притворился, будто убил Патрокла и похитил тело. Военачальники отступили еще на шаг от женщины и ее коня.

Орудуя ножом, Терсит избавился от ремней нагрудной пластины и пояса. В алчной спешке завладеть незаслуженным трофеем обиратель мертвых не замечал, как лезвие вонзается в нежную плоть державной амазонки. Царица осталась почти нагой. Разве что болтающийся наголенник, серебряный пояс да одна сандалия прикрывали порезанное, избитое, но чудесным образом по-прежнему совершенное тело. Длинное копье Пелея все еще скрепляло женщину с трупом коня, однако быстроногий не спешил вернуть свое оружие.

– Отойдите, – промолвил Ахилл, и большинство людей мгновенно повиновались.

Уродец Терсит, захвативший шлем и латы Пентесилеи, расхохотался, не оборачиваясь.

– И что ж ты за дурень, сын Пелея! – прокаркал он, расстегивая пояс умершей. – Это же надо – стоять и рыдать над останками павшей сучки, сокрушаясь о ее красоте! Поздно, теперь она пойдет на корм червям, и толку-то…

– Прочь, – повторил быстроногий невыразительным – и оттого более жутким – тоном. По запыленному лицу героя продолжали бежать слезы.

При виде «бабьей слабости» грозного мужеубийцы Терсит обнаглел и, пропустив повеление мимо ушей, рванул бесценный ремень на себя; бедра Пентесилеи слегка приподнялись, и мародер бесстыже задергал своими ляжками, как если бы совокуплялся с красавицей.

Пелид сделал шаг вперед и выбросил тяжелый кулак. Удар пришелся по скуле и челюсти. Желтые зубы мерзавца все до единого брызнули вон, и Терсит, перелетев через тела коня и Пентесилеи, рухнул в пыль. Кровь хлынула у него и носом, и ртом.

– Ни могилы тебе, наглец, ни погребения, – произнес Ахиллес. – Как-то раз ты скалил зубы над Одиссеем, и сын Лаэрта простил обиду. Теперь надумал издеваться надо мной, и я тебя прикончил. Сын Пелея не потерпит насмешек и никогда не оставит насмешника безнаказанным. Давай же катись в Аид и дразни там бесплотные тени своими жалкими остротами.

Терсит закашлялся кровью, захлебнулся блевотиной и без промедления испустил дух.

Герой осторожно, чуть ли не с нежностью, потянул на себя копье – вначале из праха, потом из конского трупа, затем уже из тихо содрогающейся груди красавицы. Ахейцы отступили еще дальше, недоумевая, почему это вдруг мужеубийца стенает и плачет.

– «Aurea cui postquam nudavit cassida frontem, vicit victorem candida forma virum», – снова пробормотал Хокенберри. – «Но когда шлем золотой с чела ее пал, победитель был без сраженья сражен светлой ее красотой»[22 - Перевод Л. Остроумова.]… – Он посмотрел на Манмута. – Проперций, книга третья, одиннадцатая поэма «Элегий».

Моравек потянул схолиаста за руку.

– Слушай, кое-кому придется сложить элегию про нас двоих, если не унесем отсюда ноги. Причем сейчас же.

– Почему? – Хокенберри огляделся и заморгал.

Оказалось, вокруг началось великое отступление. Под вой сирен потоки людей на колесницах и пешим ходом текли в сторону Браны; солдаты-роквеки сновали между ними, подгоняя отступающих громкими голосами. Однако вовсе не тревожные выкрики выходцев из иного мира заставляли кратковечных ускорять шаг. Олимп извергался.

Земля… ну, то есть марсианская земля… тряслась и содрогалась. Воздух наполняло серное зловоние. Далеко за спинами удаляющихся троянцев и аргивян грозный пик мрачно багровел под эгидой, выбрасывая к небу столпы огня высотою во многие мили. На верхних склонах величайшего в Солнечной системе вулкана уже показались алые реки раскаленной лавы. Атмосфера сгустилась и потемнела от красной пыли, а также от гадкого запаха страха.

– Что здесь творится? – спросил Хокенберри.

– Боги вызвали нечто вроде извержения. Да, и еще Брано-Дыра закроется с минуты на минуту, – пояснил моравек, отводя схолиаста прочь от коленопреклоненного Ахиллеса, проливающего слезы над павшей царицей.

Обобрав остальных амазонок, участники недавнего сражения, кроме самых главных героев, стремились догнать товарищей.

– Вам надо немедленно выбираться оттуда, – передал Орфу по личному лучу.

– Да, мы уже заметили извержение… – откликнулся маленький европеец.

– Это мелочи, – перебил товарищ. – По нашим данным, пространство Калаби-Яу сворачивается обратно в состояние черной дыры и червоточины. Струнные реакции неустойчивы. Олимп может и не успеть разнести на куски эту часть планеты. У вас не больше нескольких минут, и Дырка исчезнет. Так что скорее тащи Хокенберри и Одиссея на корабль.

– Одиссей? – спохватился Манмут. Хитроумный ахеец беседовал с Диомедом примерно в тридцати шагах от них. – Хокенберри не успел поговорить с ним, не то что убедить героя лететь с нами. Скажи, Лаэртид нам действительно нужен?

– Анализ первичных интеграторов подсказывает, что да, – подтвердил иониец. – Кстати, мы наблюдали за битвой через твои видеоканалы. Чертовски занятное зрелище.