Я знаю: если я спрошу его об этом, Уммон не ответит.
Поэтому я спрошу о чем-нибудь другом:
«А Ренегаты, чего они хотят?»
[Того же, чего хочет Гладстон\\
Покончить
с симбиозом ИскИнов и человечества]
«Путем уничтожения человечества?»
[Очевидно]
«Но почему?»
[Мы поработили вас
силой/
техникой/
бусами и безделушками
устройствами/которых вы не можете ни создать
ни понять\\
Спин-звездолет мог бы родиться у вас/
но нуль-сеть/
мультипередатчики и приемники/
мегасфера/
жезл смерти
Никогда\\
Как индейцы Сиу приняли винтовки/лошадей/
одеяла/ножи и бусы/
вы схватили дары/
раскрыли нам свои объятья
и потеряли себя\\
Но подобно белому человеку
торговавшему оспенными одеялами/
подобно рабовладельцу на его собственной
плантации/
или на его Веркшутце Дехеншуле
Гештальтфабрик/
мы потеряли самих себя\\
Ренегаты хотят покончить
с симбиозом/
вырезав из нашего тела паразита/
человечество]
«А Богостроители? Они тоже готовы умереть? Уступить место вашему ненасытному ВР?»
[Они думают
как думал ты
или как думал ваш софист
Морской Бог]
И Уммон читает стихи, от которых я в сердцах отказался когда-то – не потому, что они плохи, а потому, что я до конца не верил в стоящую за ними истину.
Эту истину разъясняет обреченным титанам Океан, бог Моря, который вскоре будет низложен. В сущности, из-под моего пера вышел гимн эволюции, написанный, когда Чарльзу Дарвину было девять лет от роду. Я слышу эти близкие моему сердцу слова и вспоминаю, как писал их октябрьским вечером девять веков назад, – бессчетное множество миров и вселенных назад, – и мне кажется, будто они впервые звучат по-настоящему:
[О вы, кто дышит только жаждой мести/
Кто корчится/лелея боль свою/
Замкните слух/\мой голос не раздует
Кузнечными мехами вашу ярость\\
Но вы/кто хочет правду услыхать/
Внимайте мне/\я докажу/что ныне
Смириться поневоле вы должны/
И в правде обретете утешенье\\
Вы сломлены законом мировым/
А не громами и не силой Зевса\\
Ты в суть вещей проник/Сатурн великий/
До атома/\и все же ты///монарх