Илион
Дэн Симмонс
Легендарные фантастические сериалыТроя #1
Терраформированный Марс второго тысячелетия нашей эры. Могущественные игроки, представляющиеся олимпийскими богами, воссоздают Троянскую войну. Профессор Хокенберри из ХХ века, воскрешенный в чужом мире, призван координировать знаменитые исторические битвы – где воины оснащены микрофонами, а сам Хокенберри может перемещаться в тело одного из легендарных героев.
Люди будущего, возомнившие себя богами…
Люди, живущие в тепличных условиях мгновенно исполняющихся желаний – господа или рабы собственной жизни?
Дэн Симмонс
Илион
© Dan Simmons, 2003
В Школа перевода В. Баканова, 2016
© Издание на русском языке AST Publishers, 2017
* * *
Этот роман посвящается колледжу Уобаш – его студентам, профессорам и преподавателям, его наследию
А между тем воображение
Мне шлет иное наслажденье:
Воображенье – океан,
Где каждой вещи образ дан;
Оно творит в своей стихии
Пространства и моря другие;
Но радость пятится назад
К зеленым снам в зеленый сад.[1 - Перевод Г. Кружкова]
Эндрю Марвел, «Сад»
Можно, что хочешь, добыть, – и коров, и овец густорунных,
Можно купить золотые треноги, коней златогривых, —
Жизнь же назад получить невозможно; ее не добудешь
И не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела.[2 - Перевод В. Вересаева]
Гомер, «Илиада», песнь девятая, 406–409
В горечи сердец – ждет и кусает.
Роберт Браунинг, «Калибан о Сетебосе»
Благодарности
Так как при подготовке к созданию этой книги были использованы различные переводы «Илиады», хотелось бы особенно отметить труд следующих переводчиков: Роберта Фэглса, Ричарда Латтимора, Александра Поупа, Джорджа Чапмена, Роберта Фицжеральда и Аллена Мандельбаума. Красота их творений бесконечно многообразна, а талант превосходит понимание автора.
За поэзию и богатейшую образами прозу, имеющие отношение к «Илиаде», которые помогли придать произведению законченный вид, писатель глубоко признателен У.Х. Одену, Роберту Браунингу, Роберту Грейвзу, Кристоферу Логу, Роберту Лоуэллу, а также Альфреду Теннисону.
За исследования и комментарии к творчеству Гомера огромное спасибо Бернарду Кноксу, Ричарду Латтимору, Малкольму М. Уилкоку, Э.Дж. Б. Вейсу, Ф.Х. Стаббингзу, С. Керений и другим членам схолии, список имен которых оказался бы слишком длинен.
За проницательные пояснения по поводу «Калибанов» (Шекспира («Буря») и Браунинга («Калибан о Сетебосе») автор благодарит Гарольда Блума, У.Х. Одена, а также издателей антологии «Norton Anthology of English Literature». Читателей, желающих глубже разобраться в оденовской интерпретации «Калибана о Сетебосе» и прочих аспектах личности Калибана, писатель отсылает к труду Эдварда Мендельсона «Поздний Оден».
Размышления Манмута о сонетах Шекспира в основном направлялись великолепным произведением Хелен Вендлер «Искусство шекспировских сонетов».
А большинство замечаний Орфу с Ио, относящихся к Марселю Прусту, вдохновлены сочинением Роберта Шаттука «Дорога Пруста: Путеводитель по книге «В поисках утраченного времени»».
Тем, кто пожелает посостязаться с Манмутом в его страстном увлечении Шекспиром, могу посоветовать обратиться к замечательным трудам: «Шекспир: Изобретение человека» Гарольда Блума, а также «Я и Шекспир: Приключения с Бардом» Германа Голлоба.
За предоставление подробных карт поверхности Марса (до терраформирования) писатель в большом долгу перед НАСА и Лабораторией по разработке ракетных и реактивных двигателей. Очень помогла при создании книги научная работа «Постигая тайны Красной планеты», опубликованная Национальным географическим обществом и отредактированная Полом Рэбурном, с предисловием и комментариями Мэтта Голомбека. Богатым источником необходимых подробностей стал для меня журнал «Сайэнтефик Америкэн». Особая признательность за следующие статьи: «Затерянный океан Европы» Роберта Т. Паппалардо, Джеймса У. Хеда и Рональда Грили (октябрь 1999 г.), «Квантовая телепортация» Антона Цейлингера (апрель 2000 г.) и «Как построить машину времени» Пола Девиса (сентябрь 2002 г.).
От автора
В детстве, когда мы с братом доставали солдатиков из коробки, то ни капли не смущались, выставляя рядом с голубыми и серыми героями Гражданской войны зеленых парней из Второй мировой. Мне нравится видеть в этом некий пример загодя развившейся «негативной способности», как называл ее Джон Ките. (Еще у нас были викинг, индеец, ковбой и римский центурион, размахивающий гранатой, но они воевали за Патруль времени; знаете, некоторые исторические несоответствия требуют того, что голливудские деятели упорно кличут «экскурсами в прошлое».)
Однако в нашем случае, как мне кажется, определенная согласованность все же не помешает. Те из читателей, кто уже вкусил великолепный перевод «Илиады» Ричарда Латтимора (1951), не могли не заметить: Hektor, Achilleus и Aias превратились у него в Гектора (Hector), Ахиллеса (Achilles) и Аякса (Ajax). И тут я целиком согласен с Робертом Фэглсом, переложившим Гомера на английский в 1990 году: более латинизированные варианты написания, конечно, далековато ушли от греческого оригинала (Hektor, Akhilleus, Akhaians и Argeioi), но почему-то самые правдоподобные версии звучат для теперешнего слуха точно кашель кошки, подавившейся собственной шерстью. Тот же Роберт Фэглс доказывает, что ни один из переводчиков не может притязать на стопроцентную верность подлиннику. А потому ради более плавного прочтения имеет смысл вернуться к обычной практике наших поэтов и перейти на латинское – или даже современное английское – написание имен богов и героев.
Исключения, опять же по Фэглсу, составляют лишь те случаи, когда вместо Одиссея вдруг возникает Улисс или, скажем, вместо Афины – Минерва. И хотя Александр Поуп, потрясающе красиво переложивший «Илиаду» в виде героических рифмованных двустиший, не гнушался подобными метаморфозами, мою личную «негативную способность» здесь зашкаливает. Похоже, иногда лучше играть в солдатиков одного цвета.
Примечание: тем, кто, подобно автору, с трудом запоминает имена богов, богинь, героев и прочих эпических персонажей и нуждается в неком пособии, рекомендую обратить внимание на список основных действующих лиц, находящийся в конце книги.
1. Долины Илиона
Гнев.
Пой, о Муза, про гнев Ахиллеса, Пелеева сына, мужеубийцы, на смерть обреченного, гнев, который ахеянам тысячи бедствий содеял и многие души могучие славных героев низринул в мрачный Дом Смерти. И раз уж открыла ты рот, о Муза, пой и про гнев богов, столь раздраженных и сильных на этом их новом Олимпе; а еще про гнев постлюдей, пусть и ушедших от нас, и, конечно, про гнев горстки людей настоящих, пусть и давно поглощенных собой и уже ни к чему не пригодных. Пока ты распелась, о Муза, воспой также гнев тех суровых созданий, глубокозадумчивых и ощущающих мир, но не-слишком-похожих-на-нас, забывшихся сном подо льдами Европы, умирающих в серном пепле на Ио, рожденных на Ганимеде, в холодных каньонах.
Чуть не забыл я, о Муза, воспой и меня, злополучного, что возрожден-сам-того-не-желая, несчастный и мертвый, Том Хокенберри, филологии доктор, для близких друзей Хокенбеби – для друзей, давно обратившихся в прах, из безумного мира, того, что остался в далеком-далеком прошедшем.
Пой же и мой гнев, пусть ничтожен и слаб он рядом с яростью тех, кто бессмертны, или того же Ахиллеса-мужеубийцы.
Впрочем, я передумал, о Муза, не пой мне. Я тебя знаю. Я был твоим пленным, слугой, о несравненная стерва. Больше тебе я не верю. Ни слову. Ни жесту.
И раз уж я невольно стал Хором этой истории, то начну ее, где сам пожелаю. А пожелал я начать ее здесь.
День как день, один из многих за те девять лет, что миновали после моего второго рождения. Просыпаюсь в казармах схолии – там, где красный песок, лазурное небо и огромные каменные лица, – получаю вызов от Музы, кровожадные кербериды обнюхивают меня и пропускают, хрустальный высокоскоростной эскалатор возносит к зеленым вершинам Олимпа – это семнадцать миль в высоту по восточному склону, – после доклада вхожу на пустую виллу хозяйки, выслушиваю отчет предыдущей смены, получаю видоизменяющий браслет, непробиваемые доспехи и с тазером за поясом квитируюсь на вечерние долины Илиона.
Вы когда-нибудь пытались представить себе осаду Трои? Если да, то я, как профессионал, только этим и занимавшийся целых двадцать лет, должен уверить: воображение вас подвело. Меня тоже. Правда жизни во много раз чудесней и ужасней того, что показал нам вещий слепец.
Прежде всего поражает сам город – Илион, или Троя, огромный укрепленный полис древнего мира. Отсюда, с побережья, где я нахожусь, до него две с лишним мили – и все же мне отчетливо видны гордые стены на возвышении, озаренные сиянием тысяч факелов и костров, длинные закругленные башни, не настолько уходящие в небеса, как убеждает нас Марло, и тем не менее – внушительные, изумительные, ошеломляющие.
Боевой лагерь ахейцев, данайцев и прочих завоевателей – строго говоря, никакие они не «греки», появления этого народа ждать еще века и века, но мне привычнее величать их именно так – растянулся у моря на многие мили. Рассказывая студентам о Троянской войне, я всегда отмечал, при всем почтении к поэтическому гению Гомера, что в действительности сюжетом «Илиады» могла оказаться и незначительная стычка, каких-нибудь несколько тысяч воинов с обеих сторон. Исходя из содержания поэмы, даже самые начитанные знатоки, члены схолии, оценивали численность ахейцев и остальных греков, что приплыли к этим берегам в своих черных кораблях, в полсотни тысяч голов, не больше.
Так вот, они заблуждались. По моим подсчетам, осаждающих более четверти миллиона. Осажденных, вместе с их союзниками, почти вполовину меньше. Похоже, каждый уважающий себя герой с греческих островов поспешил явиться на битву – точнее, на грабеж, – захватив с собой воинов, союзников, слуг, рабов и наложниц.
Потрясающее зрелище: мили и мили палаток, стен из отточенных кольев, долгих рвов, прорытых в здешней твердой почве, – никто не собирается отсиживаться в окопах, это лишь преграда для вражеской конницы, – и на всем их протяжении полыхают, бросая отблески на лица, вспыхивая бликами на полированных клинках и ярких щитах, костры для освещения, для приготовления пищи и для сожжения трупов.