Призраки «Грейлок Холла»

Детское отделение ?

– Круто, – прокомментировал Эрик. – Может, в столовой найдётся что-нибудь перекусить. Я бы сейчас не отказался от начос.

Бри хихикнула.

Уизли схватил брата за рукав и потащил за собой в противоположном направлении.

– Хватит, Эрик. Ты Нила с ума сведёшь.

Они пошли в сторону детского отделения.

С ума сведёшь.

Нил шагал во главе, спеша оставить эти слова позади.

Коридоры в этой части здания были длинными и прямыми, пол был покрыт выцветшим линолеумом, а вдоль стен стояли потрескавшиеся белые керамические вазы. Каждый шаг разносился по всему проходу, отдаваясь в ушах и будто отмечая секунды, оставшиеся до достижения цели, что бы она из себя ни представляла. Ребята шли молча – возможно, в знак уважения к тем, кто жил здесь раньше. Или из банального страха. А может, всего понемногу.

Нил отмечал повороты в блокноте, чтобы потом найти дорогу назад.

Он был мастером распознавания подсказок. С его мамой, Линдой, всё было в порядке вплоть до января, когда отец внезапно объявил, что уезжает. Нил прекрасно знал, что браки порой распадаются, но, как правило, этому есть серьёзные предпосылки – обычно ссоры и скандалы, судя по рассказам друзей, чьи родители развелись. В случае же их семьи подсказками для Нила служили напряжённое молчание за обеденным столом и долгие рыдания мамы по ночам, пока она не засыпала в изнеможении.

Нил закрыл блокнот. Вскоре их группа подошла к двойным дверям с панелями из армированного стекла, за которыми было видно просторную квадратную комнату. Её заливал солнечный свет из высоких окон в стене напротив. Эрик повернул ручку. В проём пахнуло чем-то сладким, почти до тошноты. Уизли чихнул.

Они зашли внутрь, и Бри ахнула. Слева, почти в самом углу, стоял празднично накрытый стол. На когда-то весёлой скатерти – с выцветшими сейчас улыбающимися клоунами – были расставлены бумажные тарелки, ждавшие гостей, которые так и не пришли. В центре, на небольшом серебряном подносе, красовался торт, похоже, окаменевший под слоем бледно-розовой сахарной помадки. Кто-то успел отрезать от него большой ломоть. На полу валялись бумажные колпаки, а на стене над столом висел наполовину оторвавшийся баннер «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ!».

– Жуть, – заворожённо пробормотала Бри и наклонилась, чтобы подобрать колпак, но передумала, словно желала сохранить здесь всё в неизменном виде, как археолог – будущее место раскопок.

– Всё ещё голоден? – спросил Нил шагнувшего вперёд Эрика. – Не начос, конечно, но кто знает, вдруг окаменевший торт на вкус тоже ничего?

Старший Баптист пропустил его слова мимо ушей. Он медленно поворачивался вокруг своей оси, зачарованно рассматривая место их пребывания.

Детское отделение.

По полу были разбросаны игрушки. Стеклянные глаза деревянной лошадки-качалки смотрели в пустоту в безнадёжном ожидании нового наездника. В нескольких футах от окна на полу лежал незаконченный пазл, лучи южного солнца, пересекавшие комнату каждый день на протяжении последних лет пятнадцати, выбелили изображение до неузнаваемости. Полки справа от окон были заставлены всевозможными куклами и мягкими игрушками, несколько из них упали и лежали на полу как жертвы на месте убийства, а остальные, казалось, ждали, когда кто-нибудь снова снимет их с полки и предложит поиграть вместе, тем самым сняв чары бездействия.

Нил щёлкнул затвором, и все трое его товарищей по охоте вскрикнули в разной тональности.

– Простите, – прошептал он.

– Такое чувство, что все покинули больницу в ужасной спешке, – заметила Бри.

– Может, сотрудники знали, что их так и так всех отсюда выпнут, и решили не тратить время и силы на сборы и уборку? – предположил Эрик.

– Всё равно… – пробормотала Бри, не в силах представить, что творилось здесь в последние дни существования «Грейлок Холла».

Нил хорошо понимал, что она чувствует – они будто оказались на месте давней автомобильной аварии. Должно быть, Алекси и Марк тоже испытывают нечто подобное во время своих вылазок. Он опустил фотоаппарат и обозрел всю эту неподвижность, прислушался к тишине.

Снаружи на озеро, громко квакая и хлопая крыльями по воде, опустилась утка.

– Интересно, что наверху? – спросил Уизли. Он первым заметил в дальнем углу, рядом с праздничным столом, нечто вроде большой клетки. За решёткой из белой стальной арматуры была уходящая в потолок металлическая лестница.

– Или внизу, – добавил Нил, обнаружив в полу под ней решётчатый люк, под которым начинались точно такие же ступени.

– Смотрите, – указал Эрик на табличку на стене.

Общежитие ?

Бойлерная / Выход ?

– Это там они спали, – сказал Уизли.

– Давайте посмотрим, – предложила Бри. И внезапно Нил пожалел, что она не промолчала. Тьма – что вверху, что внизу, – казалось, беззвучно гудела, поджидая его.

Уизли потянулся к ручке.

– Замок, кажется, сломан, – заметил Эрик.

Но дверца со скрипом отворилась, стоило Уизли за неё потянуть. Он изогнул бровь, на что его старший брат пожал плечами.

Нил крепко сжал пальцами фонарь и направил его луч в верхний проём лестницы, высветив из чернильной темноты начало ещё одного коридора.

– Что ж, видимо, я первый, – неуверенно сказал он, не горя особым желанием покидать хорошо освещённое помещение.

Поднявшись, он обернулся, желая удостовериться, что друзья и сестра последовали за ним. В их широко открытых глазах он прочёл ту же тревогу, что заставляла его сердце колотиться об рёбра. Этот коридор пугал сильнее всего уже увиденного в больнице. Наверное, потому что по обеим его сторонам тянулись бесконечные двери, наглухо закрытые и блокирующие весь свет. Или дело было в повороте в самом его конце, ведущем в неизвестность. А может, причина была в том, что именно здесь когда-то спали, жили, мечтали пациенты, которые были ненамного старше Нила. Что они натворили такого, что оказались здесь? Что с ними было не так?

Когда отец ушёл, в Линде что-то надломилось. В неё будто кто-то вселился, и эта новая мама пугала Нила – он её не узнавал. Она плакала. Кричала. Могла часами молчать. Новая мама заставила его задуматься: что, если внутри его тоже скрывается кто-то чужой, некая тень. Потому что он совершенно точно ощущал порой её присутствие – особенно в те моменты, когда думал о родителях. Что будет, если эта тень решит заявить о себе? Его запишут в безумцы? И запрут в каком-нибудь медицинском учреждении вроде «Грейлок Холла»?

«К вашему возвращению мне станет лучше, – на прощание сказала мама Нилу. – Обещаю. Мне предстоит много работы». Нил знал, что речь шла не о той работе, за которую платят тебе. А за которую платишь ты.

Остальные вышли вперёд, подсвеченные фонариком Нила. Эрик открыл первую дверь, и коридор перед ней залил солнечный свет, в котором заклубилась потревоженная пыль. Нил обратил внимание на табличку на стене: «1». В палате не было ничего, кроме одноместной кровати, занимавшей почти всё пространство. Смятая и вся в каких-то пятнах подушка была прислонена к зеленовато-коричневой стене.

«Они все одинаковые?» – подумал Нил. Он бы и десяти минут не провел в одиночестве в этой палате, не то что ночь, или неделю, или месяц, год.

Больше…

– Ребят, – прошептал он, – может, нам не стоит…

Но их группа уже разошлась по коридору, открывая одну дверь за другой. Нил занимал себя фотографированием каждой палаты. Стены в одной были заклеены плакатами, преимущественно изображающими очаровательных детёнышей разных зверей с неоригинальными слоганами. Так, один плакат с опасно повисшим на ветке котёнком призывал: «Держись, малыш».

Нил выглянул в коридор и внезапно обнаружил, что остался один.

Свет из открытых дверей заливал эту часть коридора, но поворот в его дальней части всё так же был скрыт во мраке. Если остальные ушли туда, почему они перестали открывать двери?

Из темноты донёсся тихий шорох.

Нил направился к повороту, успокаивая себя тем, что у него хотя бы есть фонарик. Его луч высветил ещё один длинный коридор, конец которого терялся во тьме. Одна дверь примерно на его середине была открыта, но свет оттуда не падал. Если в той палате и было окно, что-то его закрывало. Штора, возможно. Или доски. Нил подкрался ближе и позвал:

– Эй?