Эффект бабушки

– Езжай, там тебя ужу ждут!

Мать дала денег на дорогу. Рассказала, как ехать, и даже адрес повторила два раза, на всякий случай. За что ей большое спасибо, я, конечно, там был, но тогда мне 4 года было.

Ну что ж. Попробуем подружиться с папой.

5.

Ехал я на трамвае. От Северного рынка. До рынка пешком дошел. В моем времени даже рельсов уже не осталось. И трамваев таких тоже. «Шестерка». Дзынь!

Как мне общаться с папой? Какой я родственник, с какой стороны? Или признаться, что я его сын? Но даже если с мамой не получилось? А тут еще он не ее муж! А папка мне поверит? Да что я знаю про них вообще?!

И прадедушка жив. И дедушка. Тот дедушка тоже мой друг. Мы с ним и с бабушкой на море ездили, если б не он…

Я про папиных родственников вообще очень мало знаю, бабушка почти со всеми поссорилась. Так кто же я? И что отцу говорить?

Неожиданно мне вспомнился дальний родственник со стороны мамы, точнее дедушки, который мне как младший брат. Еще задолго до моего рождения, этот родственник появился перед моей прабабушкой (мамой моего, как младшего брата, дедушки, и моей мамы папы), и заявил:

– Здравствуйте, я незаконнорожденный сын вашего родного брата!

Короче, чем больше путаницы, тем лучше. Но кого из предков подставить? Чей я незаконно рожденный сын? Папин, наверное. Какой бред!

Дверь мне открыл отец, Сашка Лавров.

–ЗдорОво! – и как двинет в плечо по-дружески. – Ты как так умудрился? Я чуть не ляпнул банальное «Это Ростов, детка», но вовремя прикусил язык. Во-первых, не все в Ростове именно так, а во-вторых, по легенде, я не из Ростова.

– Не знаю. Мать вам писала. Что я в универ перевелся, и некоторое время у вас поживу.

– В универ?

– Ну, в институт.

– А ты откуда – из Оренбурга или из Москвы?

Так и хотелось брякнуть – из Чалтыря! Боюсь, говор мой не как в Москве или в Оренбурге…

– Ээээ – ну из области!

– А, так это ты, наверное, из-под Таганрога, тети Анин родственник?

– Наверное.

– Короче, дед придет, разберемся. Есть хочешь?

– Да нет, меня м…эта, Танька завтраком накормила. А дед где?

– На работе. Тогда пойдем, устраиваться. В одной комнате спать будем!

В комнате отца было два высоких окна. Между окнами – большой аквариум. И под каждым окном – по полуторной кровати.

– Ого, так вы все-таки ждали меня? – брякнул я неожиданно даже для себя, но в тему.

Папка смутился: – Да нет, Пашка же женился, он отдельно теперь живет. Пашка, ну да, папин старший брат. Дядька мой.

– А-а-а. Повезло мне.

Вот здесь спать будешь – он показал на диван, где лежала стопка чистого белья. Пойдем, покажу, где что.

Несмотря на то, что мне было 4 года, кое-что я вспомнил. Например, стол, об который я заработал свой первый шрам над бровью. Бабушка затрепалась с соседкой, и пропустила момент, когда я летел по коридору и врезался в стол.

– Ладно, раз есть не хочешь, держи тетрадку, ручку, пошли. Может, хоть к третьей паре успеем.

Во, дает! Только ж приехал, и сразу учиться! Но я не возражал. Лучше учиться, чем рассказывать кто я и откуда. И надо попытаться понять, почему отец и мать не вместе. И что мне за это будет. И буду ли я вообще.

6.

Первые две пары были лекциями. Папа тут же подсуетился, и попросил конспект у двух девчонок, но почему-то не у мамы. Девчонок в группе было четыре. На потоке восемь. У меня на всем потоке одна. В декрете.

Папины и мамины однокурсники, конечно, проявили ко мне интерес. Я мозг сломал, объясняя, как я оказался без денег, вещей и документов, и кем я Лаврову прихожусь по родственной линии. Мальчишкам и преподам, делающим перекличку на практических занятиях (тем преподам, которые лекции читали, вообще пофиг), в принципе, хватило минимальной информации. Вписали карандашиком внизу списка, посмотрев в студень, познакомились, руку пожали, и все. А вот девочки! Которые мало того, что активные и любопытные, так еще и не дуры с точки зрения логики и техники. Поскольку каждая, оказывается, школу закончила с медалью (за редким исключением с двумя четверками), и инженерное образование получала не на халяву, а присутствуя почти на всех занятиях, лабораторных и практических, имея почти все лекции, и понимая, чему ее учат. А тут я еще, оказывается, Сашка Лавров номер два, а папа, я так понял, у девушек всегда пользовался повышенным интересом. В отличие от меня. Я вообще с девочками редко общаюсь. Я в 11 классе был, так скажем, внешне не в форме, и не представляю, какой интерес я могу у них вызывать. Не представлял. Короче, я так не привык. И никогда, как Штрилиц, не был так близок к провалу.

Но, по сравнению с тем, что меня ждало вечером, когда прадед (прадед – бабушкин отец, папин дед) налил мне коньячку и рассказал, как его друг привез невесту знакомить с родителями, и точно так же ей налили рюмку, чтобы проверить свой ли она человек?!! Я же не пью! От слова совсем!!!

Эту страшную историю про тест на вшивость я слышал еще от мамы, ее здесь так же проверяли, когда она в первый раз в качестве невесты на Пушкинской появилась. Страшная (история, не мама) она была потому, что коньяк в бутылке стоял в серванте начатый, и, каким-то образом, туда заполз таракан. Умер, естественно. Таракан с коньяком выплыл к маме в рюмку. Но ей было так неудобно перед будущими родственниками, и за них, и так не хотелось ударить лицом в грязь перед дедушкой (невеста его друга смело выпила предложенное), что она не стала афишировать присутствие таракана в коньяке и опустошила рюмку вместе с ним. Закусила коньяк тараканом, в общем. Вот такая история.

Короче. Тараканов у меня в рюмке не было. Но дела это не меняло. В итоге я все-таки объявил, что не пью. Давно. Больше не могу. Меня даже на день молодежи в мех. отряде на первом курсе не соблазнили. И боюсь, что, несмотря на то, что прадед пожал плечами: «Больной что ли?» – кажется, он начал что-то подозревать. Особенно, когда стал выяснять степень родства: – Так ты Анне кем приходишься?

Я, измученный утренним допросом девчонок в институте, беспечно махнул ладошкой:

– Дедушка Миша, да я сам уже запутался[2 - Для тех, кто тоже запутался, я там, в самом конце, схемку набросал для одного человечка (прим. Дэна)]. Знаю, что мать кому-то из вас писала, и все согласовала, в институт я перевелся, меня вроде ждать должны были – и вот он я, здравствуйте, я ваша тетя, – и улыбнулся улыбкой идиота. Я это умею. Но, по-моему, прадед мне не поверил… Не очень сработал сценарий прабабушкиного родственника…

После ужина мы с Санькой (который отец), прекрасно провели время. Слушали Цоя (я на его песнях на гитаре с учительницей играть учился! – мне он тоже нравится) на двух кассетном магнитофоне. Его родители папе из-за границы привезли, сейчас (в моем времени) он на даче стоит. Ходили курить на балкон. То есть папка курил, а я нет.

– Ну и молодец! – отреагировал на это мой прадед, выходя с балкона, где занимался тем же самым, что и отец: – А Сашок – дурилка картонная! – и хлопнул папку по затылку.

Еще у папы две гитары было. Одной я теперь пользуюсь, а вторую я не застал, потому что папа ее маме подарил, а потом, по семейным преданиям, сам же на нее упал нечаянно. Классная гитара, оказалась, концертная, звук хороший. Только папа играть не умеет. Поэтому он с уважением меня послушал.

Не, с ним сейчас прикольно. Там, откуда я, у него не так давно умер отец, мой второй дед-друг, и это его очень сильно подкосило. Потому что отец и для него был самый лучший друг, в отличие от мамы, даже больше, чем друг, почти бог… Он винит себя в том, что его папа умер так рано. И мать его (бабуля моя) масла в огонь подливает. Но она всех виноватыми считает – папу, врачей, весь мир (кроме себя, разумеется). Только папа сильнее всех впечатляется. Поэтому мой папа там не очень приятный в общении человек… Там, в прошлом, в будущем, блин, запутался…

Перед сном, временем разговоров по душам, когда свет уже выключили, а спать «не идет», я решил невзначай поинтересоваться:

– Санек, а тебе Танька нравится?

– Какая Танька?

А, ну да, у них же в группе их две.

– Ну, эта… Полуянова (девичья фамилия моей матери)?

– Так она же не Полуянова уже, она же замужем, она – Стрельченко!