– Туалет? – переспросила девушка и показала в направлении лестницы. – Второй этаж. Сразу налево.
– Ой, спасибо тебе, красавица! – прохрипела бомжиха. – А то одно мужичье тут, даже спросить некого. Смотрят на меня такими взглядами, будто раздевают. У них, мужиков, одно на уме! Ну ты меня понимаешь!
Бомжиха подмигнула глазом в обрамлении огромного синяка. Девушка покачала головой, натянуто улыбнулась.
– Простите, а как вы сюда попали?
– Как-как! – бомжиха важно выпятила челюсть. – Как и все, через дверь.
– Мимо дежурного? – допытывалась девушка. Розовощекий упитанный сержант привстал со своего места, пристально глянул через окно дежурки. Нахмурился.
– Ладно-ладно, Томилина! – вдруг засмеялась чистым звонким смехом бомжиха. – Не узнала, что ли? Ну ты даешь, Катюха!
Катя Томилина присмотрелась. Глаза расширились от удивления.
– Ксюха?! – выдохнула она и засмеялась. – Что за маскарад?!
– Важное задание! – бомжиха подтянула штаны чуть ли не до горла и, вихляя бедрами, направилась к выходу. Двое сотрудников из убойного, с улыбкой кивнув Кате, последовали за ней.
Катя с интересом наблюдала, как Оксана, сделав реверанс опешившему водителю, залезла в служебный УАЗик. Актриса, блин, с погорелого театра!
***
Как же он их ненавидел! До черноты в глазах, до зубовного скрежета, до боли в сжатых кулаках. Они ему напоминали о его детстве, которого, считай, и не было вовсе! В том детском доме он всегда был изгоем, одинаково презираемым другими детьми и воспитателями. Ровесники били его и унижали, а также частенько спихивали на него вину за свои выходки, а воспитатели наказывали, не разбираясь.
Но он вырос и пришел во взрослую жизнь. Устроился дворником, снимал комнату, ибо обещанное государством жилье так и не получил. Но это его мало волновало, у него была другая цель – месть! Он будет убивать каждую бродяжку, представляя будто она его мать. Мать, которую он никогда не знал. Мать, которая подбросила его к дверям муниципальной больницы. С картонкой на шее: «Кирилл Швецов. 3 мес.»
Кирилл почему-то был твердо уверен, что его мать – бродяжка. Наверняка, залетевшая от пьяного немытого хмыря, где-нибудь на рваном вонючем матрасе под теплотрассой, и затем родившая его там же…
Он шел вдоль пустынного ночного переулка. Капюшон спортивной куртки тщательно скрывал бугристую голову, покатый лоб и широкий, перебитый еще в детском доме, нос. В кармане лежал нож-бабочка, его любимец, его единственный друг.
Возле мокрой кирпичной стены сидела женщина. Голова, закутанная в дырявую шаль, склонилась на грязную вытянутую кофту. Она спала пьяным сном, похрапывая.
Кирилл подошел к ней, пнул. Бомжиха дернулась, открывая мутные глаза.
– Чё надо? – недружелюбно спросила она, оперлась на стену в попытке встать. Ноги в разорванных демисезонных сапогах разъезжались.
– Выпить хочешь? – спросил Кирилл. Оглянулся по сторонам. Вдалеке виднелись людские фигуры.
– А чё, наливаешь? – усмехнулась бомжиха.
Кирилл вытащил из кармана чекушку паленой водки.
– О-о-о! – обрадованно воскликнула женщина. – А что за аттракцион неслыханной щедрости? Ты мент, что ли? Так я ничего не знаю!
– Нет. Просто выпить не с кем. Пойдем туда! – Кирилл ткнул в сторону мусорных баков. – Посидим, поговорим… Мне собеседник нужен, выговориться. Может, что посоветуешь?
Бомжиха с энтузиазмом в пьяных глазах закивала.
– Да легко! Может там и закусь какую найдем. А советы я давать люблю…
***
– Если что, зови маму! – ехидно сказал капитан Марков, повернувшись. Подмигнул товарищу, старшему лейтенанту Трошину, сидящему на заднем сиденье рядом с Оксаной. Оба довольно загоготали, потешаясь над ней в образе бомжихи.
– Вы, товарищ капитан, если будете умничать, то я действительно позову маму! – буркнула Оксана, поправляя засаленный парик. – И уверяю вас, вам эта встреча не понравится.
Опера замолкли и переглянулись.
– И кто у нас мама? – поинтересовался Трошин. – Генерал МВД?
– Кто у вас мама, я не знаю. А вот моя – пенсионерка. Не надо лыбиться, я не договорила! Так вот, у этой пенсионерки есть добротная скалка. Во-о-от такая!
Оксана расправила руки, насколько хватило тесного пространства салона.
– Хотите отведать?
– Ладно-ладно, – Марков заулыбался и примирительно поднял ладони. – Не обижайся. Работа у нас такая, сама знаешь… Иногда выть хочется, поэтому без юмора никуда.
Оба мужчины заметно посерьезнели, в салоне стало тихо. Машина неслась по улице в сторону промышленных складов.
– Инструкцию помнишь? – нарушил молчание Трошин. – Мы будем рядом. Сидишь, создаешь много шума. В общем, будь заметна. Но без фанатизма. У тебя микрофон, мы тебя слышим.
Оксана кивнула.
***
Ночь опустилась быстро. Моросил дождь. Оксана, утомленная многочасовым бесцельным сидением на улице, теперь, развалясь на поломанных овощных ящиках под навесом закрытой продовольственной палатки, смотрела на трех бездомных, ковыряющихся в мусорных контейнерах. Один с радостным воплем на закопченном лице выудил из недр бака яркую упаковку.
– Что там у тебя? – с жадностью поинтересовались его менее удачливые товарищи.
– Рыба красная! Нарезка! – гордо объявил счастливец. Присмотрелся внимательно при свете тусклых фонарей. – Ха, да она почти свежая! Срок годности до июля. А сейчас что?
– Так это… уже сентябрь. Все равно – свежак! – завистливо протянули друзья.
Оксана курила редко, скорее – покуривала. Сейчас в кармане ее толстовки была пачка самых дешевых сигарет, ядовитый дым которых убивал в ней желание не только курить, но и жить. Но так надо, для правдоподобности! Закинула сигарету в рот.
– Эй, орлы! Спичку дайте! – выкрикнула она, поудобнее устроившись на ящиках.
Все трое обернулись. Они были поразительно похожи друг на друга: заросшие лица, крупные носы с красными прожилками, немытые патлы. Одежда тоже не от кутюр – обычное рубище, найденное на свалке.
– Ты кто такая? – выкрикнул счастливый обладатель рыбной нарезки.
Оксана сплюнула на загаженный мокрый тротуар.
– А зачем тебе это знать?!
– Это наша территория! Давай съ..бывай отсюда! – выкрикнул другой, пониже, в кепке с затертым изображением Че Гевары.