Кирсанова. Такая работа

– Садитесь.

Она с трудом поднялась и села в машину.

– Спасибо вам!

– Дорогу показывайте.

– Вон там в переулок сверните, пожалуйста.

Переулок оказался еще более безлюдным, чем улица, на которой Вадим подобрал женщину. Окна в пятиэтажных домах светились голубоватым светом телевизоров, а уличные фонари выдавали невнятное мерцание. И никого. Все забились по норам.

– Вон, дом стоит. Крайний подъезд.

Вадим остановился у последней пятиэтажки, утопающей в темноте.

– Простите мне мою наглость, но не могли бы вы помочь подняться на пятый этаж? – умоляющим тоном попросила женщина.

Вадим молча вылез из машины и помог ей выйти. Держа за локоть, повел под широкий козырек подъезда. Женщина, кривясь от боли, еле доковыляла до двери.

– Сейчас, ключ от домофона найду, – она прислонилась к стене и полезла в карман легкой вельветовой куртки. Вадим равнодушно кивнул и посмотрел на приближающиеся автомобильные фары.

– Нашла! – обрадованно сказала женщина и резко выдернула руку из кармана.

Вадим даже понять ничего не успел. Затылок обожгла боль, в глазах сверкнуло. Последнее, что он услышал, – это щелчок открывшейся автомобильной двери и топот.

Затем наступила темнота.

Глава первая

Лена задержала дыхание и погрузилась в воду с головой. Звуки перфоратора, работающего где-то в районе четвертого этажа, сразу стали глуше.

«Раз, два, три…» – начала она мысленный отсчет.

Через минуту вынырнула и жадно вдохнула. Визги перфоратора снова стали звонкими и надсадными. Она вытерла ладонью глаза и, коснувшись затылком края ванны, взглянула на потолок: натяжной, матово-белый с шестью круглыми светодиодными светильниками.

Вот уже четвертый день старший лейтенант Кирсанова наслаждалась законным отпуском. Никуда не торопилась, на планерках не сидела, выволочки не получала, на опознаниях в моргах не присутствовала, потерпевших не опрашивала. А вместо затертых джинсов, удобных ботинок и кожаной куртки, скрывающей пистолет в наплечной кобуре – хлопковая пижама с плохо выведенным пятном от кетчупа и мохнатые тапочки. Смотрела плохие ментовские сериалы, варила легкие супчики и старалась не раздражаться на звуки соседского ремонта, стартовавшего одновременно с ее отпуском.

Опять взвизгнул перфоратор, поработал минуту и затих. Лена оглядела ванную комнату на предмет, требуется ли ей самой ремонт. Пожалуй, нет. Максим, бывший муж, все сделал на совесть – плитка, цвета морской волны, лежала ровно и осыпаться ближайшие триста лет как будто не собиралась, бюджетная сантехника работала исправно, трубы коммуникаций спрятаны за искусно сделанным гипсокартонным коробом, а проем, в котором когда-то размещалось окно из кухни в ванную, был наглухо заделан и облицован плиткой.

Единственный (и нерешаемый) недостаток – тесно. Хотя, почему нерешаемый? Можно проявить креативность и совместить ванную комнату с кухней или даже с подъездом. Тем самым эпатировать соседей, внести в их серую жизнь новизны, добавить остроты и глубинных смыслов.

Впрочем, Лену, несклонную к эпатажу и в быту непритязательную, и так все устраивало. Тем более раньше и этим крошечным квадратам радовались безумно – пусть маленький угол, зато свой.

«Как там говорили в те времена: Хрущев успел соединить туалет с ванной, но не успел – пол с потолком?», – подумала Лена и, закрыв глаза, погрузилась в воспоминания о своей недолгой семейной жизни.

Максим к полиции никакого отношения не имел, у него была вполне мирная профессия – строитель. Знакомство произошло за триста километров от ее родного города Вулканогорска – в Мурченбурге, куда она приехала поступать в Университет МВД на факультет «Оперативно-розыскная деятельность».

Познакомились случайно: Лена мокла под дождем на автобусной остановке, чувствуя, как щедро льет за ворот новенького кителя и проклиная себя за то, что перед выходом на улицу проигнорировала сгущающиеся над городом тучи. И тут, совершенно внезапно, появился зонт, широкий и черный, полностью закрывший ее от хлябей небесных. Владелец замечательного зонта, глядя на ее мокрое лицо с потеками туши и на потемневшие русые волосы, просто стоял, держал зонт и улыбался. И она, поблагодарив, тоже молчала, мысленно переживая оттого, что выглядит нелепо и жалко. Затем Лена села в подъехавший автобус, а он отправился своей дорогой. И всё. Мимолетное знакомство закончилось там же, где и началось – на остановке.

Первое время Лена вспоминала его простое лицо, крепкую руку, сжимающую ручку зонта и молчаливую улыбку, открытую и добрую. А потом забыла, закрутившись в водовороте курсантской жизни.

Судьба столкнула их через три года, когда Лена съехала из университетской общаги в съемное жилье. Максим оказался соседом, не прям через стенку, конечно, но очень близко – через два подъезда. Узнав в ней ту несчастную с остановки, Максим поинтересовался, все ли у нее в порядке и требуется ли помощь в бытовых делах. Ненавязчиво так предложил свои услуги, без двойного смысла. Искренне. И эта искренность подкупила, заставила признаться: да, розетка в прихожей не работает и окно на кухне плохо закрывается.

Хотя, если копнуть поглубже, он ей понравился, конечно же. Еще с той, первой встречи.

Максим явился вечером того же дня, починил розетку и отрегулировал окно. От предложенных денег решительно отказался, но согласился взять оплату кружкой чая и магазинными бисквитными пирожными. Разговорились, разоткровенничались, и Максим признался, что не очень понимает, зачем женщины идут служить в правоохранительные органы, и ладно бы только на бумажную или аналитическую работу, но почему в уголовный розыск? К чему вот это вот всё? Это же засады, дежурства, слежки и прочая малопривлекательная с позиции спокойной жизни деятельность, а если уж служба – в убойном отделе – то и вовсе опасно.

Лена тогда ему ответила, что словосочетание «убойный отдел» – продукт воспаленного сознания киношников, а в отделах по раскрытию тяжких преступлений работают мужчины, причем исключительно суровые и опытные оперативники, а не нелепые экранные герои, таскающие пистолет в хозяйственной сумке. О том, что ждет ее в будущем, в Управлении уголовного розыска по городу Вулканогорску, она, разумеется, не догадывалась – такое даже самому укуренному сценаристу с разгулявшимся воображением не приснилось бы.

После чаепития и разговоров Максим позвал ее в кино. Вот с этого похода на вечерний сеанс и начались их отношения: романтичные, с редкими свиданиями. По окончании университета Лена уехала в Вулканогорск, спустя три месяца приехал и Максим.

Первое время жили у родителей Лены, затем те, решив, что влюбленным нужен отдельный угол, разменяли двухкомнатную квартиру, добавили накопления и купили дочери однушку, где молодые, сыграв простенькую свадьбу, стали вить семейное гнездо. Точнее, вил только Максим, Лена же, в силу ненормированного рабочего дня и частых дежурных ночей, дома появлялась редко.

Разумеется, это не могло не вызвать недовольство супруга: сначала было молчаливое осуждение, затем начались упреки, переросшие в требования оставить такую работу, задуматься о детях и вообще не забывать о том, что у нее есть муж. Лена все понимала и старалась сглаживать острые углы, и ей это худо-бедно удавалось, но ровно до того момента, пока она не загремела в больницу с огнестрельным ранением плеча. Рана была неопасной для жизни, и преступников повязали на месте, но Максим, дождавшись ее выписки, поставил условие: либо он, либо эта чертова работа. На ее просьбы понять, или хотя бы попытаться, он молча собрал вещи и потребовал развода. Нелегко Лене далось это решение, но согласие на развод дала. Максим отбыл в Мурченбург, а Лена с головой ушла в работу, стараясь не думать о нем, не скучать и ни о чем не жалеть.

Получалось это плохо, и спустя почти год душевных метаний Лена, воспользовавшись служебным положением, навела справки о бывшем муже. Оказалось, что Максим уже как месяц зарегистрировал брак с некой гражданкой Одинцовой, музейным искусствоведом. Сначала она на него разозлилась, но потом поняла, что выбор у нее небогатый: либо продолжать страдать и мучиться, либо постараться отпустить его. Выбрала второе: отпустила и вдогонку мысленно пожелала обоим долгой совместной жизни. Той жизни, которую она не смогла дать.

Она вернула добрачную фамилию, и теперь от мужа остались лишь тихая грусть да этот хороший ремонт в квартире.

Лена открыла глаза от пиликающего на краю раковины телефона. Приподнялась в ванне и взглянула на экран. Звонил замначальника отдела подполковник Сипягин. Лена торопливо вытерла о сухую мочалку руки, взяла телефон и провела пальцем по экрану.

– Алло?

У подполковника Сипягина Михаила Михайловича была восхитительная дурацкая привычка: звонить конкретному человеку на сотовый телефон и потом спрашивать, он ли это. И, получив утвердительный ответ, пробурчать недовольно: «Я знаю, что ты!»

– Кирсанова, ты?

– Я, товарищ подполковник!

– Я знаю, что ты! Чем занимаешься?

Вопрос был провокационным. С одной стороны поводов для беспокойства не было: начальник был в курсе, что старший лейтенант Кирсанова Елена Евгеньевна находится в отпуске (он сам приказ и подписывал), а с другой стороны – странный вопрос навевал на неприятные мысли о том, что все это неспроста.

Лена провела ладонью по остывающей воде, раздумывая. Взвизгнувший на короткое время соседский перфоратор подсказал ответ.

– Ремонт делаю, товарищ подполковник.

Она подняла смартфон повыше, навстречу звукам. Перфоратор услужливо рявкнул пару раз и стих.

– Слышите?

– Кирсанова, ты мне тут Ваньку не теребонькай!

– Я не теребонькаю! – возмутилась Лена. – Кладовку ломаю! Комнату хочу расширить в своей хрущобе!

– Сама?

– Почему сама?! Пригласила рабочих. По объявлению.