Искупление

– Пока нет, – ответил он и обратился к медэксперту: – В какой стадии у него был рак?

Тот развел руками:

– В запущенной. Если б не пуля, то, наверно, недельки через три преставился бы сам. Вообще удивительно, что он еще мог функционировать.

– Он говорил, что принимает медикаменты с улицы, – заметила Джеймисон.

– Токсикологические анализы покажут, что было в его организме. Остатков пищи в желудке не было. Думаю, на тот момент аппетит его уже покинул. Но человек он был, должно быть, сильный: с такой стадией рака сохранять подвижность…

– Может, ту силу ему придавало как раз желание доказать, что он невиновен.

– Что-нибудь еще интересное? – поинтересовалась Ланкастер.

– Вон там, в мешках с вещдоками, хранится его одежда.

Ланкастер посмотрела на Декера:

– У него был также небольшой вещмешок. Лежит у нас в участке. Ничего особенного в нем нет, но, может, ты захочешь в нем порыться.

Декер кивнул, продолжая смотреть на тело.

Три татуировки. Паутина смотрелась наиболее старой. Логично: впервые оказавшись в тюрьме, Хокинс, вероятно, был невероятно зол, тем более если невиновен. Наколка с паутиной была одним из немногих способов выразить свой гнев. Наколка в виде слезы, вероятно, появилась вскоре после этого. Свежее мясо в тюрьмах не залеживается.

Из татуировок одна неопознанная. Звезда, пронзенная стрелой. Надо бы выяснить, что это значит. Судя по всему, самая последняя. Это можно сказать с учетом того, что Хокинс с некоторых пор отощал из-за своей болезни. На двух других признаки убывающего веса соответствовали изменению ширины предплечья. А вот у звезды таких признаков не было. Да она и выглядела свежее. Не исключено, что сделана непосредственно перед выходом из тюрьмы.

А если эта наколка появилась ближе к выходу на волю, то, скорей всего, в ту пору она могла иметь для него определенное значение.

И Декер, в свое время не заметивший никаких грязных следов в доме, был теперь полон решимости ничего другого в этом деле не упустить.

Детективы убойных отделов редко пересматривают итоги своих расследований. Поэтому облажаться никак нельзя.

Повторно.

Глава 12

Вещей было негусто.

Декер рассматривал их в полицейском управлении. В вещмешке лежала кое-какая одежда. Автобусный билет на проезд из тюрьмы. Бумажник с несколькими банкнотами. Какие-то бумаги из тюрьмы, чистая сторона которых изрисована каракулями.

Была еще потрепанная книжка писателя, о котором Декер слыхом не слыхивал. На обложке брутальный мэн приставляет нож к горлу полуодетой девицы. Что-то в духе Микки Спиллейна[11 - Фрэнк Моррисон (Микки) Спиллейн (1918–2006) – один из известнейших американских авторов в жанре «крутого детектива», создатель образа частного детектива Майка Хаммера.], чтиво из пятидесятых.

Помимо этого в бумажнике лежало фото дочери Хокинса, Митци.

Ланкастер выяснила: фамилию дочь сменила на Гардинер. Жила в Траммеле, штат Огайо, в паре часов езды от Берлингтона. Когда посадили отца, ей было уже под тридцать. Сейчас она замужем, сыну шесть лет.

Снимок Митци был времен ее начальной школы. Это следовало из даты, оставленной Хокинсом на обратной стороне фото: имя и возраст дочери. А еще надпись: «Папина звездочка». Вот, видимо, почему у Хокинса на руке была наколка в виде звезды. Очевидно, фотография олицетворяла далекие, куда более счастливые времена для семьи Хокинсов. На снимке девочка выглядела яркой и невинной, с широкой беспечной улыбкой, как у всех детей в этом возрасте.

А затем мечты разбились вдребезги. Митци выросла в наркоманку и мелкую преступницу для обеспечения своего пристрастия. Жизнь то и дело перемежалась короткими отсидками в тюрьме и более протяженными в наркодиспансерах. Ушла, растворилась в прошлом маленькая фея с безграничным будущим.

Но все же, судя по всему, она наконец-то сумела наладить свою жизнь.

«Вот и хорошо».

Ясно, что с ней неизбежно придется поговорить. Не исключено, что отец после освобождения связывался с ней.

Вошла Ланкастер, окинула взглядом кучку предметов на столе.

– Совсем ничего?

– Есть вопрос.

– Излагай.

Ланкастер села рядом и отправила в рот пластинку жвачки.

– Вот правильно, – одобрил Декер. – Лучше жевать, чем курить.

Ланкастер поджала губы:

– Спасибо, доктор. Так что за вопрос?

– От кого поступил звонок?

– Насчет чего?

– Кто в ту ночь позвонил о происшествии в доме Ричардсов?

– Ты же знаешь: не выяснено.

– Так вот, нужно выяснить. И поскорее.

– Каким образом? – откинулась она. – И времени сколько прошло.

– Я в свое время читал стенограмму разговора и запись слушал тоже. Звонок был от женщины. Она сказала, что слышала в доме шум. На вызов выехали полицейские и вскоре были уже там. А потом, когда убийства подтвердились, выехали уже мы.

– Это нам известно.

– Но каким образом звонившая знала, что там творилось? Звонок был не со стационарных телефонов в соседних домах. И не с какого-нибудь отслеживаемого мобильного. Тогда откуда?

– Мы тогда, мне кажется, как-то на этом не фокусировались. Просто сочли, что это была добрая прохожая самаритянка без имени.

– Удобная, скажу я тебе, самаритянка. Разгуливает прямо-таки среди муссона, на отшибе. Спрашивается, с какой стати ей там находиться, если она там только не живет?

Ланкастер помолчала.

– А потом, когда мы туда подъехали, все улики дружно указывали на Хокинса, стоило лишь найти один-единственный отпечаток.

Декер кивнул: все обстояло действительно так. И это злило невероятно.