Героиня нашего времени (Том1)

– Вот дела, там кругом менты! Ты что-то видела?

Люба начала бессвязно рассказывать то забегая вперед, то мысленно возвращаясь обратно. Влад ходил туда-сюда, курил, а пепел стряхивал в пепельницу, которую носил в руке.

Через некоторое время она опомнилась и спросила:

– А сколько времени? Мне домой надо…

– Два почти.

– Как два? Уже два часа? Ты шутишь?

– Без пятнадцати, если быть точным.

– Меня мать убьет, я же наказана…

– Пусть молится, что тебя здесь не убили!

Рука

Люба несмело приоткрыла дверь в коммунальную квартиру. Вошла. На кухне горел свет. Она присела и стала расстегивать ремешки босоножек на щиколотках. В дверях кухни появилась фигура матери. Люба вся сжалась от напряжения.

– Ну что… Нашлялась? – тихо, но грозно проговорила мать.

Она направилась к дочери, схватила один из снятых босоножек и принялась колотить Любу, сопровождая это бранными словами и всхлипываниями.

Люба попыталась укрыться от разъяренной матери за свисающими с вешалки плащами и забилась в угол. Мать схватила ее за волосы – за часы ожидания в ней накопилось столько, что теперь она не смогла бы выговорить это спокойно. Дочь умоляла не трогать ее и рыдала от обиды. Она столько натерпелась за сегодня, что не верила, будто это и впрямь происходит с ней. Мать почуяла запах спиртного и больно ударила Любу по щеке:

– Ах ты ж дрянь, ты еще и пьяная! Где ты была, шалава? – мать негодовала все сильнее. Тут из комнаты выскочил отчим и схватил Марию за обе руки:

– Остынь, ты чего, Маш, ты ж ее убьешь! Вернулась живой и невредимой – уже хорошо. Пойдем!

И он с усилием отволок ее.

– Любка, ты что творишь? У нее ж сердце!

Избитая и униженная девчонка еще некоторое время отсиделась в углу, стащила второй босоножек. Потом поднялась, поставила обувь на полку, повесила на место куртки и плащи, которые в борьбе с матерью попадали, и отправилась в сторону ванны. И долго, долго рыдала под струями воды. Она сняла с себя всю одежду и долго топтала ее на дне душевого поддона, словно пытаясь выбить из них не только пыль, которая налипла в битве с Макаром, но и весь вчерашний день. Слезы не давали облегчения, к тому же она волновалась за Алексея – жив ли он? Рука опухла и ныла, мать больно ударила по ней каблуком. Люба повернула кран холодной воды на максимум и подставила руку, стало легче.

Прорыдав, наверное, целый час, она все же пришла в себя. Может из-за ледяной воды, под которой девушка пыталась унять боль в опухшей руке. Она переложила всю одежду в таз, а сама обернулась полотенцем и пошла выпить чаю на кухню в надежде встретить там Алексея.

Она ловила чаинки ложкой и выкладывала на блюдце, потом снова вскипятила чайник. Вдруг услышала скрип чьей-то двери… Нет, это встал сосед, поздоровался. Люба буркнула: «Доброе…» и отвернулась к окну. Как же «доброе»? Такое утро сложно назвать добрым. Люба подошла к двери Алексея, тихонько постучала – никто не ответил, зато больная рука дала о себе знать. Она постучала настойчивее, уже левой рукой – тишина, подергала ручку – заперто. Тогда Люба прокралась в комнату, потихоньку стянула со стула свой плед и вернулась на кухню. Мокрые волосы холодно лежали на плечах – надо закутаться. Она смотрела в окно и не знала, что ей делать дальше. Мысли роились в голове, но четкого решения она принять так и не смогла: может, все рассказать матери – про Иринку и про клятву, Макара и Алексея… Решиться или нет? Почему мать так нечутко отнеслась к ней? Почему не заметила тревоги во взгляде? Почему не заговорила с ней по душам? Когда образовалась эта брешь между ними? Ведь раньше они могли говорить обо всем, и у нее не было тайн от матери. А теперь вот… И рука еще болит жутко. «Часы!» – Люба вспомнила, что часы она так и не нашла. Что теперь она скажет матери? Хоть бы не заметила!

На кухню вошел отчим:

– Привет. Ты не ложилась, что ль?

– Ложилась… – соврала Люба.

– Так кровать не разобрана.

Она поднялась и пошла в комнату. Мать еще спала. Люба, не раздеваясь, вместе с пледом юркнула под одеяло, отвернулась к стенке и накрылась с головой. Тут под одеялом проступал бежево-розовый свет сквозь рисунок ткани и в этом было что-то уютное и родное, теплое и успокаивающее: «Видимо, так видят мир младенцы в утробе матери» – подумала Люба и уснула.

Влад

– Мелкая, отдыхай… – Влад провел нежно рукой по Любиной голове. Так он ее называл. Он гладил и ласкал, целовал шею, грудь через кофточку. После той ночи она стала приходить в «будку» к Владу и проводить с ним время. Только он знал про все случившееся, и только с ним она делилась всем, что терзало ее душу. Никто, кроме него, не знал всех ее тайн.

Мать совсем запретила ей куда-либо ходить, кроме школы. А на уроках, конечно, нужно было постоянно писать и писать, а рука болела так, что это было просто невозможно. Еще до начала учебного года Люба стала тренировать правую руку – переписывала любимые стихи классиков в свою тетрадь, попутно их заучивая. Вскоре по всей школе пошла новая мода – писать левой и правой рукой попеременно. Так лучше развиваются способности и работает мозг, как учительница однажды сказала, заметив старания Любы. Пришлось с ней согласится, не рассказывать же всем, что произошло. А когда выпадали уроки, где надо было много писать, Люба их проводила с Владом в будке.

Он слушал ее и почти всегда молчал. Иногда нежно гладил и целовал, но не в губы. Почему-то Люба этого не позволяла. Она считала, что ее губы – для поцелуев Сергея. Он поил ее сладким чаем с баранками и заплетал ей волосы в косички – даже это ей не удавалось делать самостоятельно. Включал ее любимую музыку и делал массаж, это очень расслабляло. Ей было спокойно с ним и одновременно скучно. Она приходила в будку почти каждый день, иногда даже не по одному разу, но по выходным они никогда не виделись. Поэтому мать Любы и не догадывалась о его существовании. Он был красивый, но не в ее вкусе, не был похож на Сергея. У него были небесно-голубые глаза, курчавые волосы и как будто впалая грудь. А еще он иногда давал Любе покурить, немного, чисто чтобы расслабиться. «Пару тяг», как он сам говорил, и даже специально для нее вынимал из отдельной пачки ароматизированные сигариллы. А потом докуривал сам, и вся комната наполнялась волшебным дымом. И становилось действительно легче, и не так уже сильно ныла рука. Люба лежала на его диване, и было не так уж и грустно.

– Мелкая, тебе пора, – Влад всегда казался пунктуальным и следил за временем – ей надо было снова бежать в школу.

Еще первого сентября классная руководительница посадила Любу и Татьяну на разные ряды. Почему? Никто не понял. Но Любе это было на руку, она не хотела объясняться с Таней по поводу своих проблем и запретов. А та быстро подружилась с новенькой девочкой, которая перевелась к ним из другой школы, и как будто забыла про их дружбу с Любой. «Как знала, что подруга она ненадежная!» – подумала тогда Люба и смирилась с этим обстоятельством.

Вскоре у нее возобновилась старая дружба с другой одноклассницей – Светланой, которая в прошлом году училась в деревенской школе, куда ее увезли родители. Но жизнь в деревне у них не задалась – работы там родителям не удалось найти, а на одних выращенных в огороде овощах долго не протянешь. Вынужденно, но им пришлось вернуться в город. Да и в сельской школе была жуткая ситуация с учителями – все сбежали в город за лучшей участью.

Как-то Люба пришла к будке, а забор, ведущий к ней, оказался закрыт. Уже выпал снег и никаких следов на нем не было. «Странно…» – подумала Люба, – «Где же Влад?» Она прошлась туда-сюда, но так его и не дождалась.

На следующий день она снова пришла, но следов по-прежнему не было. «Может, он простыл…» – подумала Люба и пошла домой. Дома она написала записку для Влада и заклеила конверт, а на следующий день положила его в отверстие забора. Чтобы Влад мог ей ответить, она указала свой адрес.

Выходные тянулись долго и скучно, на улице постоянно шел мокрый снег, который размазывали по дороге вяло едущие машины. Люба крутила «барашек» радиоприемника и ловила новые станции, иногда там попадались хорошие радиопередачи. Особенно ей нравился вечерний чат с поздравлениями и новинками популярной музыки. Она даже подумывала отправить туда свое сообщение для Влада, мол, Влад, тебя ищет Люба, откликнись, приходи тогда-то туда-то… Но до дела так и не дошло. Видимо она ждала такого шага от него и поэтому каждый вечер в одно и то же время включала приемник.

В понедельник она снова пришла к будке и уже издалека заметила долгожданные следы. Много следов. Люба прибавила шаг, а потом побежала. Уже около будки она увидела закрытый забор и позвала:

– Влад, Влад! Это я, Люба!

Никто не открыл, и никто не ответил. Люба стала трясти забор – тщетно, на нем висел на цепи амбарный замок. Осмотрелась – кругом следы, и внутри тоже, так много… И отпечатки шин… Люба пригляделась, и стало понятно, что оттуда вывезли мебель. Она опустила глаза и заметила среди грязного снега свой конверт. Подняла, он был не вскрыт. Значит, Влада тут не было, или он просто не увидел. К горлу подступил ком, слезы навернулись на глаза.

– Влад… – простонала Люба и зарыдала. Она медленно шла и рыдала, вытирала нос перчаткой, и ей не хотелось жить. Единственный человек, который ей был близок и с которым было хорошо, пропал. Она не знала, где он живет, не знала его фамилию, сколько ему лет – вообще ничего, кроме имени и его любимых песен.

Дома Люба снова открыла свой дневник и долго-долго писала в нем. Записывала на память тексты его любимых песен, гадала, куда он мог исчезнуть и почему, строила планы поиска его дома, вспоминала фразы, произнесенные его лучезарным голосом… А именно таким – светящимся и радостным, словно лучи весеннего солнца, казался его голос, всегда добрый и успокаивающий. Только теперь, в разлуке, она поняла, насколько привыкла к нему, а может, даже полюбила. Без него, без его светлых глаз и нежных губ весь мир был не мил. Но она все же надеялась, что они снова встретятся, обязательно встретятся! И очень скоро. Иначе и быть не могло – Люба верила в это всей душой. Глубокой ночью глаза стали слипаться от усталости, и только тогда, запрятав понадежнее свои записи, девушка легла спать.

Саша

– Нет, это звучит как «инфляция», «деноминация», «приватизация» … Это приличное слово! – не унималась Саша. Она приехала погостить на новогодние праздники к Юрию Михалычу, своему деду, пока ее родители уехали в отпуск, покататься на лыжах. Она уже полгода училась в экономическом институте и узнала много «умных слов».

– Саша, но тут ни о чем таком речь не идет! – Люба трясла перед лицом прошлогодним номером газеты «СПИД-ИНФО».

– Ну, пойдем, у твоей мамы спросим! – не унималась Саша.

– Пойди, спроси! Я так точно не пойду! – протестовала Люба.

Родители Саши вместе с ней привезли целую стопку наполовину цветных газет, которые выписывали. Юрий Михалыч попросил привезти их ему для растопки, поэтому ненужные газеты были небрежно брошены в прихожей, и все на время о них забыли. А Люба как-то чистила селедку на одной из них и, пока чистила, зачиталась. Статейки были там недетские, но, тем не менее, никто не обращал на это внимания. Потом Люба взяла из стопки пару номеров и заинтересовалась, да и коротать вечера как-то надо, пока библиотека была закрыта. Сашу привозили к деду редко, чаще она гостила у родителей своей матери – те жили у моря в Краснодарском крае. Хотя Саша была на несколько лет старше Любы, но она еще никогда не была на дискотеке и ни с кем не целовалась. Они вместе читали журналы и устраивали вечера «гаданий на женихов». Люба как раз читала о таких вечерах у Жуковского.

Раз в крещенский вечерок

Девушки гадали:

За ворота башмачок,