Левитанты

Доди кивнула.

– Обязательно выясни.

– И последнее, детектив. – Круаз снова почесал затылок, после чего приблизился к ней и вполголоса сообщил: – Отпечатки на шее указывают на то, что господина Петроса задушили его же руками. Без перчаток.

Доди понадобились доли секунды, чтобы сделать выводы.

– Значит, мы ищем штурвала, которому суждено сесть в тюрьму не только за убийство, но и за намеренное манипулирование человеком.

– Задушен своими руками? – переспросил Харш. – Где-то я уже сталкивался с подобным…

– Судя по отпечаткам – да. Но стоит не забывать, что подобный трюк преступник мог провернуть специально, чтобы сбить полицию со следа. Чтобы мы принялись искать штурвала, а не граффа с другой ипостасью.

– А этот графф, которого вы поймали, он?..

– Он не штурвал, – ответила Доди.

– А как вы на него вышли?

– Через показания свидетельницы и первую скамейку.

Ранее осунувшееся лицо Харша вспружинилось. Он раскинул руки и с удобством уместил их на твердых подлокотниках.

– Очень любопытно.

Доди продолжала, не без радости отметив пробудившийся интерес у ее собеседника.

– Дом нашей единственной свидетельницы стоит прямо напротив двух скамеек, и из своего окна женщина смотрела граффам в спины. Но тот, второй, неоднократно оборачивался.

– То есть она разглядела лицо подозреваемого?

– Была полночь, – напомнила Доди. – Свет от фонарей уступает в надежности дневному свету, но все же да, она смогла разглядеть лицо. По ее описанию на второй скамейке сидел молодой мужчина в красной фуражке и с продольным шрамом на пол лица. Также свидетельница упомянула о дипломате, который лежал на скамейке рядом с мужчиной.

– Как я понимаю, у того Постулата на лице имеется шрам?

Доди медленно кивнула и прибавила:

– Однако мы не можем утверждать, что виновен именно он, ведь свидетельница видела их, когда Петрос был еще жив, а между первым ее выглядыванием на улицу и вторым, когда Петрос уже лежал без движения, прошел целый час.

– Вторую улику вы получили через исследование скамеек, – проявляя нетерпение, подытожил Харш.

– Именно. Выяснилось, что несмотря на идентичный внешний вид, две скамейки имели разную природу. Вторая скамейка, на которой сидел Постулат, была заводской, а первая скамейка, на которой нашли Интрикия Петроса, была изготовлена материализатором, неким мастером Гоместом. Он заключил контракт со столичной администрацией на поставку уличной мебели. Таким образом, скамейка, на которой сидел Интрикий Петрос, была созданиалом. А значит, сохранила на себе память.

– Попался! – хлопнул в ладоши Харш.

Предметы, созданные материализаторами – созданиалы – несли полиции Граффеории полезную службу. Созданиалы сохраняли на себе память, которая тончайшим слоем ложилась на их поверхности. У старых, видавших виды созданиалов таких слоев могло накопиться с излишек – сколько людей пользовались вещью-созданиалом, столько на ней и слоев. Старые слои считать было почти невозможно, а свежие, легкой пленкой окутавшие вещь, чтению поддавались весьма неплохо.

Поскольку чтение слоев созданиала под силу только материализатору, который создал вещь, Доди вызвала мастера Гоместа на допрос. И тот считал память с созданной им скамейки, на которой нашли тело Интрикия Петроса.

– Вы знаток в этой области, Доди, – заметил Харш, с довольством потирая ладони. – Если бы дело Петроса передали мне, о скамье-созданиале я бы додумался в лучшем случае к осени. Ну, не томите! Что же считал материализатор?

– На верхнем слое дерева сохранились две ипостаси, – продолжала Доди и обратилась корпусом вперед. – Ипостась иллюзиониста, то есть самого Интрикия Петроса, и ипостась левитанта. На той скамье, на которой нашли убитого, незадолго до его смерти сидел левитант.

– А наш обвиняемый?..

– Ипостась Постулата – левитант, – на выдохе сообщила Доди и опустила взгляд на разбросанные под ногами клочки бумаги.

– Ага, – отозвался Харш и быстро проговорил: – Незадолго до убийства свидетельница видит Петроса и Постулата, сидящих на разных скамейках. У Постулата есть красная фуражка и шрам. Примерно через час она видит лежащего без движения Петроса, а мастер–материализатор считывает с его скамьи образ левитанта. Две прямые улики, и обе указывают на Постулата.

– Парню грозит тотальное сканирование, – выдавила из себя Доди и подняла лицо. – Если я не предоставлю следствию хоть что-то в пользу его невиновности.

– Если он и впрямь невиновен, тотальное сканирование это сразу покажет. В тюрьму его не посадят.

– Да, но последствия тотального сканирования!.. Их ведь не исправить. У граффа исказится память, могут замедлиться реакции… Не говоря уже о том, что тотальным сканированием можно и убить.

– Ну, не сгущайте понапрасну краски, Доди. Телепат Алиса Фанку настоящий профессионал, на ее процедурах не умер еще ни один арестант.

Девушка выдохнула и с печалью в голосе добавила:

– Ид, ему всего двадцать пять.

Сердобольности в ней таилось куда больше, чем в Харше. Тот лишь руками развел.

– Ладно. А что говорит сам Постулат? Его версия произошедшего той ночью.

Доди быстро заглянула в свое вместилище и с готовностью заговорила:

– Постулат работает в свечной лавке, а Интрикий Петрос – их постоянный покупатель. В ту ночь, как утверждает Постулат, он вылетел на прогулку. Говорит, прогулки после захода солнца обычное его занятие, якобы мысли перед сном успокаивает. – Ид скривил рот, а Доди продолжала: – Постулат снимает жилье недалеко от улицы Пересмешников, у часовни, а для Интрикия Петроса, то бишь фонарщика, улица Пересмешников – место работы. Это одна из тех улиц, где каждую ночь он зажигал фонари.

Ид продолжал слушать ее со снисхождением, но Доди предпочла этого не замечать.

– Летая недалеко от дома, Постулат решил опуститься на одну из ближайших скамеек и перевести от полета дух. На соседней скамейке уже кто-то сидел, и сперва Постулат не обратил на граффа особого внимания. Но вскоре Интрикий Петрос чихнул, Постулат обернулся к нему и узнал покупателя, которому частенько продавал твердый парафин. Он к нему сразу подсел, поздороваться, у граффов завязалась короткая беседа. На вопрос Постулата, что Интрикий здесь делал в столь поздний час, тот ответил уклончиво. Сказал, что закончил работу и теперь ожидает одну встречу. Постулат удивился, но подробнее расспрашивать не стал. И вскоре улетел, оставив Петроса на скамейке в одиночестве.

– Встреча? В полночь? Посреди улицы? – Ид скрестил на груди крепкие руки. – Мда, версия Постулата…

– Да, я знаю, – перебила его Доди, – версия слабовата.

– Как кусок пресной солонины, – добавил Харш не без усмешки.

– По крайней мере, его версия объясняет, почему они, Петрос и Постулат, в начале сидели на разных скамейках, и почему скамья-созданиал сохранила на себе память левитанта.

– Одинокие прогулки посреди ночи? И это его алиби? Да бросьте… – Харш намеривался осмеивать версию Постулата и дальше, однако выражение лица Доди, которое становилось все воинственней, остановило его. – Ладно, хорошо. Скажите тогда, почему вы думаете, что Постулат может быть невиновен?

– Нет мотива для убийства, – ответила Доди и, предвосхищая его вопросы, разъяснила: – Я допросила всех сотрудников той свечной, где работает Постулат. Все в один голос утверждали, что между Постулатом и Интрикием были самые доверительные отношения, какие только могут быть между продавцом и постоянным покупателем. И отпечатки на шее Интрикия, – прибавила она. – Они не Постулата, а самого Интрикия.

– Вы склоняетесь к версии со штурвалом?

– Графф с ипостасью штурвала мог манипулировать руками Интрикия на расстоянии. Поэтому скамья-созданиал и не сохранила на себе память о штурвале.