Секс, вино и камамбер

Все началось на работе. Напротив моего стола установлена большая доска, одновременно служащая перегородкой. Сначала я записывала здесь важную информацию, которая всегда должна быть под рукой. Потом стала расписывать задания, над которыми работаю, цепи размышлений, планы презентаций, случайные не связанные между собой идеи и многое другое.

Больше всего мне нравилось в конце недели все стирать и придумывать новый план моей профессиональной деятельности на большом белоснежном квадрате.

Когда я переехала в мою подвальную каморку, земля под ногами пошатнулась, в голове воцарился хаос, но, чтобы перевернуть свой мир и начать жить заново, мне нужна была точка опоры.

Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир.

Для меня точкой опоры был план. Конкретный план действий на ближайшее будущее. Когда все вокруг рушится, надо знать, куда ты идешь и что делаешь.

На следующий день после переезда я зашла в магазин и купила самую дешевую доску с одним-единственным черным маркером. Доску я разделила на две половины. В верхней части я расписала неделю по дням – когда надо сдать машину в ремонт, когда мы с Марго пьем вино, мои пробежки. Вторая половина была менее систематизирована. Здесь жили не сиюминутные дела, а долгоиграющие проекты, проекты-мечты, а также актуальные на данный момент мысли, где-то мною прочитанные, где-то мною подслушанные – мысли, не дающие сойти с выбранного мною пути.

«We either make ourselves miserable, or make ourselves strong. The amount of work is the same»[2 - Мы или слабеем, или закаляемся, на то и другое затрачивая одинаковый объем усилий. Карлос Кастанеда (англ.).] (Carlos Castaneda).

Из недели в неделю содержимое доски менялось. Я стирала, исправляла, записывала, расписывала – и каждое утро, собираясь на работу и сверяясь с самодельным календарем на доске, вспоминала о том, чего я хочу и о чем мечтаю, и перечитывала напоминалки, которые сама себе написала. We either make ourselves miserable, or make ourselves strong. The amount of work is the same.

И вот теперь, когда электронный билет на самолет ждал своего звездного часа в моем почтовом ящике, настало время вытереть доску начисто и попытаться выразить словами, как я вижу эти три недели. Впервые в жизни я собиралась конкретизировать собственную мечту. Не лежать в темноте, пытаясь уснуть, прокручивая в голове какую-то нелепую сказочку, ничего общего не имеющую с действительностью. Не вздыхать со словами «эх, вот бы…» и тут же возвращаться к теплой рутине и комфортной предсказуемости. Впервые в жизни я сидела и прислушивалась к себе. Словно я, моя сущность, моя душа, занимают пространство целой комнаты, закрытой на замок. А я, другая, физическая оболочка, всеобъемлющий сосуд, прижимаюсь ухом к стене, пытаясь услышать, что же происходит там, за перегородкой.

Прилететь в Лондон. Доехать до побережья. Пересечь Ла-Манш на пароме и попасть во Францию. Гавр. (Не знаю почему, но мне необходимо было попасть в Гавр.) Нормандия. Замки долины Луары. Бордо, винная столица мира. Оттуда на самолете в Порту. И уже из Порту потихонечку спускаться с севера на юг, к Лиссабону. Да, Рождество в Порту, Новый год в Лиссабоне. Как же увлекательно скользить по карте мира и составлять свой маршрут в буквальном смысле методом тыка!

А первого января можно лететь домой. Как Новый год встретишь, так его и проведешь.

В середине декабря у меня день рождения. Мне исполняется тридцать лет. Всю жизнь я ненавидела день своего рождения, как я теперь понимаю, потому что никогда не делала то, что хочу, даже не пыталась прислушаться к себе. Принято устраивать застолья – и я устраивала застолья, не получая ни грамма удовольствия. Я не люблю привлекать к себе внимание в этот день. Мне не нравится приглашать людей, чтобы они мне говорили кучу всяких приятных слов просто потому, что я именинница. Каждый год за месяц до моего дня рождения меня охватывал ужас, а пережив день икс, я тут же старалась о нем забыть.

День рождения – тоже табула раса. Своеобразный Новый год, твой собственный. Мне хотелось этот день – мой день, день, когда я родилась, – посвятить началу новой эпохи. Мне хотелось в этот день делать то, что я хочу. А получалось, что постоянно на свой же день рождения я проживала представление об идеальном дне рождения других людей. Видение, которое ничего общего не имело с моим видением. Оттого и страдала.

Обретение внутренней свободы до гениальности просто. Но насколько оно просто, настолько и сложно. Словно ты закован по рукам и ногам в кандалы, и так тяжелы эти оковы, и так ты с ними свыкся, что совсем не замечаешь, что они не застегнуты, и для освобождения стоит лишь увидеть раскрывшийся замок, поднапрячься и сбросить их на землю.

День рождения в Париже?

Сначала я улыбнулась, а потом испугалась собственной дерзости. Ничего себе заявка, день рождения в Париже!

Но ведь мне исполняется тридцать. Я всегда мечтала увидеть Париж, и жизнь моя сейчас меняется вдребезги.

И потом, что мне мешает поехать в Париж на свой день рождения?

Ни-че-го. Ни-че-го. Ничего, кроме меня самой.

«День рождения в Париже», – написала я и улыбнулась. У меня на коленях лежала простенькая белая доска, испещренная кривыми черными буковками, но, облекая мечту в слова, мне казалось, что я, как художник, яркими мазками перекладываю на холст картину дивной красоты у меня в голове.

Никогда в жизни я не осознавала настолько остро, точно и четко, что я в состоянии слепить свою реальность собственными руками.

Так началась работа над «мечтой». У меня была стратегия, видение, общая картина – дело за тактикой. В моем еженедельном календаре так и значилось: работа над мечтой. Прекрасная работа. Я лежала под звездами и обдумывала свое путешествие. Я приходила после работы и искала жилье во всех многочисленных городах, в которых мне предстояло остановиться.

Я ехала скитаться, соприкоснуться с частичкой огромного мира, в котором я живу. Я ехала узнать людей и узнать себя. Я ехала, чтобы оставить по ту сторону Атлантического океана (оставить в году уходящем) всю боль и разочарование, раздиравшие мою душу. Я ехала, чтобы переродиться и… найти себя? Скорее, стать собой.

Я хотела пройти свой собственный путь. И планирование пути тоже стало своеобразным творчеством – правда, чаще всего я напоминала себе Дали, швыряющегося краской в огромный холст.

Но ведь так, ненароком, может получиться шедевр?

Прошел месяц. Настало время собирать вещи и готовиться к переезду. Эдвард, мой новый арендодатель, всячески пытался помочь. Он присылал фотографии моей новой комнаты, в которой он дважды сделал перестановку. Он предлагал мне переехать пораньше, если заточение в каморке станет совсем невыносимым. Он освободил угол в подвале для моих пожитков, которые не помещались в комнате, и построил специальную полку в кухонной кладовой для моих двух тарелок, кастрюли, сковородки и кофейной чашки.

Я привыкла ничего не ожидать от людей, рассчитывать только на себя и никого не просить о помощи. Поначалу мне было немного странно и непонятно участие незнакомого человека, который проникся моей ситуацией и просто хотел помочь. Застрявшие по уши в собственном болоте, мы так часто не замечаем протянутой руки помощи.

И даже когда мы распознаем чужое сочувствие, мы по умолчанию его отвергаем. Нет, спасибо. Не надо. Я справлюсь. Я в порядке. Даже не думай. В то время как само предложение может, действительно, очень нам помочь. Иногда нам придает силы не столько помощь как таковая, сколько сам факт предложения помощи. Кто-то увидел твою боль и посчитал необходимым достучаться до тебя. Чужой человек не смог пройти мимо твоего горя и сделал шаг навстречу. И оттого, что в чьей-то самодостаточной вселенной хватило места и на тебя, неразбиваемая ледышка в груди начинает потихоньку оттаивать. Именно принимая чужую помощь, разрешая чужое участие в твоей судьбе, учишься открывать свое закрытое на сто десять замков сердце.

Переезд знаменовал лишь хорошее: теплая комната на втором этаже, бытовая помощь Эдварда, гибкие условия оплаты. Но в последний вечер в подвале мне стало страшно. Вроде только заехала и вот снова собираю вещи. Очередной виток, очередная перемена. Только я создала свой маленький оазис, как снова приходится его покидать. Мне, конечно, не привыкать выходить из зоны комфорта, но ведь смелость – это не отсутствие страха, а умение переступить через него.

Меня трясло от необходимости в очередной раз распихивать свою жизнь по коробкам (хоть и радовало, что с каждым разом мой походный быт упрощался и упрощался). Меня пугала неизвестность. Неизвестность всегда пугает. Это инстинкт самосохранения. Это нормально. Даже самым сильным людям иногда хочется спрятаться и носа не показывать наружу. Но надо действовать, адаптироваться к новым обстоятельствам, решать проблемы и выстраивать новые отношения.

На время остановив доведенную до конвейерного автоматизма упаковку вещей, я присела на красный матрасик, облокотилась о стену, и у меня перед глазами пролетели самые яркие воспоминания, пережитые мною за два месяца моего проживания здесь.

Вот я еду сквозь шквал дождя на разбитой «тойоте» в ночь, заглушаю рыдания картошкой фри в полной уверенности, что я напрочь похерила свою жизнь.

Вот я приехала в мой новый дом, открываю дверь в эту самую комнату, зажигаю свет, и меня встречает огромная сороконожка.

Вот я пришла на работу, после уик-энда отчаяния в подвале, а моя чудесная команда, бой-бэнд, сыплет своими шутками, настолько тупыми, что я смеюсь до слез и не могу остановиться, пока не понимаю, что смеюсь впервые за неделю.

Вот я скитаюсь по улицам, как побитая потерянная собака, ем, не чувствуя вкуса еды, плачу в туалете, а мне надпись на двери кабинки говорит, что все возможно, и я, уверовав, утираю слезы и иду дальше. Потому что все возможно.

Мне было очень страшно, но я нашла в себе силы поехать поздравить мужа с днем рождения. Потому что он был один, и ему было плохо.

А потом он опять запил, и я сходила с ума от неизвестности и безысходности. Это невыносимо – чувствовать себя виновником чьей-то боли, но понимать, что твое самопожертвование никому на пользу не пойдет.

Мои беспросветные ночи, залатанные короткими, отрывистыми всхлипываниями. У меня раньше никогда не было таких всхлипов. Инородные и инвазивные, они появлялись невесть откуда и захватывали все мое существо, пока у меня не оставалось больше сил произвести еще один такой всхлип.

Однажды вечером я приехала к Марго пить вино. Мы упились в хлам, легли спать, а наутро кое-как собрали ее детей в школу и потащились на работу. И мне в тот вечер впервые показалось, что все не так уж и плохо. Что, может быть, все будет хорошо.

А потом пришел по почте матрас ярко-красного цвета.

А потом я решила наклеить фосфоресцирующие звезды над постелью.

А потом я вдруг почувствовала себя дома, вернувшись вечером в свой подвал. Потому что перестала внутренне напрягаться, переступая порог.

А потом я решилась наконец пожарить котлеты на общей кухне и начать нормально питаться.

В лесу, в День благодарения, мое сердце впервые наполнилось ошеломительной, парадоксальной благодарностью за все, что со мной произошло.

Долгие пробежки под дождем.

Бюджет на неделю.

Улыбка по утрам.

Ярко-розовый коврик под ногами.

Букет цветов и клубника в шоколаде от тайного воздыхателя.

А потом мой телефон начал разрываться от звонков и сообщений друзей и подруг.