Цвет: жёлтый

У него была красивая линия шеи и широкие плечи. На левой ключице, ближе к груди небольшой зарубцевавшийся шрам. Это так по-человечески. Он – тоже человек. И я же вижу, чувствую: хороший. Всё это время я думала о нём, как о сосуде для провидцев, которых нужно спасти, а сам он отходил на второй план.

– Почему я всё это вижу? Как я раньше этого не замечала? Я так боялась его, так отчаянно хотела убежать, скрыться, что не могла увидеть его. Даже когда он раз за разом настигал меня, я хотела только одного – спрятаться, проснуться, закрыть глаза, чтобы не отдать ему ни одного провидца.

Менялась и обстановка вокруг нас. Я осторожно посмотрела по сторонам и улыбнулась, хотя наверно это было не к месту. Но меня настигла такая нежность, такое сильное тепло, сострадание, что иначе я не смогла бы себя повести.

Обнажённые, мы лежали на большой кровати, укрытой движущимся подобно змее тёплым шоколадом. Я – на спине, «охотник» навис сверху, прочно удерживаемый сладкой лавой. Комната была светлая, с большим окном, откуда лился мягкий солнечный свет.

Руки Того-кто-охотится-за-мной были разведены в стороны и плотно обвиты шоколадом, который очевидно и не давал ему свободы действия. Моему противнику было не больше 30 лет, худощав, выше меня. Его лицо не было искажено злобой или ненавистью как прежде. Нет, он был удивлён не меньше моего: видимо, ему тоже впервые было интересно просто смотреть на меня, разглядывая и подмечая разные нюансы. В нашем пространстве прямых взглядов не было место смущению. Казалось бы: вот он – идеальный момент, когда мы оба можем воспользоваться своим положением, но ни один не делает этого.

Он пытался сопротивляться мягкому теплу шоколада, но тот по непонятным причинам оказался сильнее своего пленника. Шоколад обволакивал его спину и грудь, ненавязчиво погладил его щёку, не оставляя следов, сомкнулся на бёдрах. Шоколад тёк и по мне, обнимая руки, плечи, грудь, живот. Было так хорошо и спокойно, что я беспрестанно улыбалась.

Так хорошо. Так спокойно. Безопасно. Если бы можно было, я бы осталась в этом моменте навсегда.

Мы смотрели друг на друга впервые с интересом, без ненависти или страха. И я чувствовала невероятный прилив сил, который, как я поняла позже, был вызван тем, что души провидцев переходили ко мне. Этому мой визави не сопротивлялся, наоборот, я чувствовала облегчение, неверно принятое мною тогда за своё. Хотя и мне было легко тогда. В этом сне всё было хорошо. Впервые за все эти годы.

И тут Тот-кто-охотится-за-мной протянул к моему лицу руку и дотронулся до щеки: шоколад позволил ему это, не боясь, что мне причинят вред. Моё сердце бешено забилось, это было так нежно, так чувственно! Без тени угрозы. Он наклонился ко мне, чуть прикрыв глаза, я подалась вперёд и…

Нас прервали.

Невидимой волной его сшибло влево, а я провалилась вниз, визжа от страха.

Так кончился этот странный сон. Вкус победы оказался противоречивым. Весь день я успокаивала расшатанные нервы и усмиряла новые голоса в своей голове. Хорошо, что «старожилы» уже знали правила и обучали им других. Моё личное «внутреннее» радио пополнилось ещё 20-тью станциями.

Аромат роз. Розы… Милая японка приветливо кивнула мне откуда-то из глубины сознания: не стоит благодарности. Подросток-француз довольно нагло просил слово до тех пор, пока я не призналась самой себе, что в той комнате, полной шоколада, была любовь. Любовь, переполнявшая нас обоих. Любовь, которая началась с меня. Любовь, которую я стала ощущать к человеку. Именно человеку, а не Тому-кто-охотится-за-мной. Думаю, что впервые я вообще увидела и признала в нём личность. Порабощённую и нуждающуюся в тепле, как и все мы.

Я дотронулась до чемодана под шкафом: кажется, теперь я начинаю понимать, зачем мне нужно его содержимое. Коренная американка ласково улыбнулась мне, а индус одобрительно закивал головой. Банда, просто банда.

4 октября

Началось. Они уже тут. Снаряды взрываются прямо над нашими головами. Мне кажется, что те, кто пришли, просто швыряют всё, что у них осталось.

Я вместе с мужчинами стою на площадке «башни». У нас есть оружие, гранаты, пулемёт. Но достаточно ли этого?

Генерал собрал всё мужество, которое у него было, это его последний бой. Он не смотрит мне в глаза, мы никогда не обсуждали его часы: от него не было вопроса, от меня – ответа.

Мы обороняемся, как можем.

Я могу управлять энергией провидцев настолько, чтобы усилием мысли менять траекторию бомб, обеспечивать защитное поле вокруг нас.

Но это ненадолго. Я не знаю, как это вышло, несмотря на все мои старания. Часы не остановить.

Я оглянулась: вокруг меня – нули.

Очередь пулемёта. Оказалось, что Генерал привязал свою руку к рычагу и оружие палит бесконтрольно, осёдланное бездыханным телом.

По моему лицу потекла кровь: сама не заметила, как осколки ранили и меня. Хорошо, что я не вижу своих часов. Есть надежда. Есть!

Я ввалилась в тоннель, шлейфом привнося пыль, шум и огонь. Мои ноги предательски дрожали от страха.

Испуганные взгляды, стремящиеся к обнулению часы, вскрики, грохот над головами – вся эта мешанина обращена на меня, давит, сминает под собой.

В изнеможении я облокотилась о колонну и смело обвела обращённые ко мне лица изучающих взглядом.

Они ждут. Они чего-то ждут от меня. И там Тот-кто-охотиЛся-за-мной тоже ждёт. Я не чувствую его агрессии: ни поля, ни волевых указаний, но и силы его явно на исходе. Надо спешить. Надо выиграть время.

Мне надо было что-то сказать. Я должна была достучаться до оставшихся в живых. Они должны пойти за мной, иначе всё будет кончено прежде, чем я сделаю то, что должна.

Но как обратиться к ним? Таким напуганным, растерянным, потерявшим веру в свои силы?

Ничего лучше, мне в голову не пришло, как…

– Бабы! – воззвала я, найдя единственно верное слово, которое как мне показалось, способно достучаться до глубин души оставшихся в живых.

Услышав, как глух мой голос. Я прокашлялась, набралась сил.

– Бабы! Если мы не выстоим, то умрём!

Все замерли. А потом Маша, моя милая Маша, одна из первых крепко обняла Сашку, расцеловала его, плачущего в три ручья, в обе щеки и двинулась ко мне. Кто-то заголосил. Но все женщины поднялись. С суровыми лицами, с текущими слезами на щеках шли сражаться за будущее своих и чужих детей, за себя, за призрачную надежду выжить.

Мы высыпались на площадку «башни», стянули трупы вниз, заняли их места. Атака продолжалась, поэтому почти всё было разрушено вокруг.

И в то мгновение, когда осколок снаряда пролетел сквозь воздвигнутый мною барьер прямо рядом с моим ухом, я опомнилась. Я поняла, к чему меня вел Ганди, зачем вообще были нужны провидцы и какова наша миссия. Так просто! Объединиться! Все! Провидцы как сила целой страны должны объединиться! Почему мы раньше, не…

Часы женщин обнулились ещё 5 минут назад, но пока они все – все! – были живы! Живы! Значит, время пришло. Теперь мне нельзя сомневаться, нельзя отступать!

Что было сил, я бросилась обратно в тоннель. Старики и дети шарахались от меня, когда я неслась мимо них. Подросток, мать которого отчаянно просила меня спасти его, медленно, превозмогая боль, шёл вперёд, на бой. Он тёрся левым плечом о стену, мать поддерживала его справа. Я едва взглянула на них, но эта пара придала мне сил.

Вбежав в свою комнату, я по привычке захлопнула дверь, торопливо достала чемодан. Щёлкнули замки. Пусть это случится. Прощайте все! Надеюсь, что всё получится!..

Много лет спустя…

Солнце спускалось всё ниже, седобородый старец сидел под огромным деревом и улыбался в ответ небесному светилу. Опрятная одежда была скромной, но тёплой. Облокотившись на верх своего посоха, он смотрел белесоватыми глазами на великолепие осенней поры, раскинувшейся перед его взором: разноцветная листва, сочная трава, усыпанная листьями, птицы высоко в небе. Всё это он видел, больше дорисовывая по памяти, но от этого радость была не меньше.

Старик достал из кармана пожухлый без воды одуванчик и коротко поцеловал его.

Он помнил день той последней битвы.

Помнил, как провидица скрылась в своей каморке, как вокруг тряслись стены и сыпалась пыль. Люди выли от ощущения конца.

И появилась она.

На ней было нежно-голубое полупрозрачное платье с юбкой чуть ниже колен с длинными рукавами и небольшим вырезом на груди. Лицо было очищено от грязи и крови. Ни единой раны не было видно на её лице или теле. Волосы были старомодно заколоты двумя заколками с обеих сторон.

Босая, она быстро шла мимо всех, не замечая ничего и никого вокруг, охраняемая невидимым коконом, не пускающий к ней даже маленький камушек. Хоть её глаза были ясны, взгляд был затуманен. Она шла вперёд, всецело отдавшись предназначению.

Сашка, испугавшись быть погребённым заживо и без Маши, побежал вслед за ней, почти налетел на неё, когда ты вышла наверх.

Когда её голые ступни коснулись холодной земли, покрытой тонкой корочкой льда, то, казалось, она впервые вынырнула из своего забвения. Она улыбнулась, поиграла пальцами в мёрзлой земле, запрокинула голову и с улыбкой посмотрела на ослепительное солнце.