Тысяча причин, чтобы уйти, и одна – остаться

– Знаю, но без сна всё равно долго не протянешь.

– И слава богу, – еле слышно пробормотал Платон, но Саша это услышал и, стукнув брата кулаком, недовольно сказал:

– Ты мне не неси этой херни! Я же тебя с того света достану, мелкий ты засранец.

– Хватит постоянно делать акцент на моём возрасте! Мне уже двадцать один, а ты общаешься со мной как с десятилетним!

– Так если ты ведёшь себя так, что я могу сделать? – Саша вернул свою улыбку на лицо. – К тому же двадцать один тебе только завтра.

– Спасибо, что напомнил, – прорычал Платон. – Я же, наверное, тупой, что не помню, когда мой день рождения.

– А вдруг. Я уже ничему не удивлюсь, – вновь Саша усмехнулся, а Платон закатил глаза и не стал ничего отвечать брату. Дальше дорога проходила в полном молчании. Саша вёл машину спокойнее и не так резво, но когда до дома оставалось около ста километров, он остановился у обочины, и Платон удивлённо посмотрел на брата:

– Зачем мы остановились?

– Хочу дать тебе возможность не заснуть оставшиеся сто километров.

– В каком смысле? – спросил Платон, хмурясь и косясь на Сашу.

– В прямом. Садись за руль, дальше поедешь ты.

Глаза Платона широко раскрылись, и сонливость мгновенно пропала от прилива адреналина в кровь.

– Ты сейчас серьёзно? – спросил он.

– А я когда-нибудь бываю не серьёзен?

– Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, – саркастично заметил Платон.

– Может быть, – Саша вновь ухмыльнулся. – Но сейчас я серьёзно, садись давай.

Платон и Саша вышли из машины и поменялись местами. Саша сразу же откинул сиденье, чтобы полулежать, а Платон начал настраивать зеркала и водительское кресло под себя.

– Ты хоть водить не разучился? – подшучивал Саша.

– Нет, такому не разучишься, – ответил Платон, который был слишком шокирован предложением брата, поэтому не стал, как обычно, язвить.

– Сейчас увидим, – сказал Саша, покосившись на брата. – Оставишь хоть скол на ней, до конца жизни будешь на велосипеде ездить. Понял?

– Да понял, не надо мне угрожать.

– Ей всего год, поэтому я не хочу, чтобы её поцарапал водитель-недоучка.

– Зачем тогда дал мне руль, если так боишься? – спросил Платон, пристально посмотрев на брата.

– Я хочу верить, что с тобой ещё не всё потеряно, – Саша пожал плечами и откинулся на своё сиденье. – Помнится, ты фанател от машин и сам хотел в восемнадцать лет сесть за руль своего личного автомобиля.

– Хотел… – тихо произнёс Платон. – Но это всё осталось в прошлом.

– Так что мешает снова этого захотеть?

– Отсутствие возможностей.

Саша поднял одну бровь, словно спрашивая: «Ты сейчас серьёзно?», а Платон, тяжело вздохнув, сказал:

– Да, я до сих пор люблю машины и всё, что с ними связано, и хотел бы свою машину. Доволен?

– Теперь да, – Саша изобразил самодовольную улыбку на лице. – Хоть какой-то прогресс с твоей стороны.

– О чём ты?

– Ты говоришь об увлечении и даже не отрицаешь его наличие у тебя, – пояснил Саша. – Я считаю, это прогресс в твоём эмоциональном «застое».

– Когда ты стал специалистом в психологии?

– Попробуй три года вытаскивать брата из депрессии, тут уже докторскую по психологии можно получить, – со стороны пассажирского сидения послышался звонкий мужской смех.

– Да пошёл ты, – закатив глаза, ответил Платон и вернул свой взгляд на дорогу.

– Пойду, но тебя с собой прихвачу, – сказал Саша и закрыл глаза. – Музыку можешь подключить свою, если тебя не устраивает моя.

– Ага, спасибо, – пробурчал Платон и подключил свой телефон к бортовому компьютеру.

Когда в динамиках автомобиля заиграли знакомые и любимые мотивы, Платон заметно расслабился и смог наконец-то освободить разум от тревожных мыслей.

Сижу на кухне, пью чай

За окном уходит время, за окном уж месяц май

Ещё один день, а унесёт ещё год

Ещё один чистый лист, очередной отсчёт

Триста шестьдесят пять дней, ещё один забег

Короток тот век, ты не успеешь, человек

Куда спешить, зачем стремительно так жить?

Зачем забывать, что можно дышать, можно любить?

Ведь можно жить, а можно просто проживать

Можно любить, а можно просто ночами спать

Ещё одна ночь, потом ещё один день

Ещё одна дата, и то оставила лишь тень