Путь в тысячу пиал

– Деревня Тцаро?нг, что в шестнадцати пиалах пути к Снежному Льву, сильно пострадала от оползня, почтенный Бермиаг-тулку. Сыновья дракона да придут на помощь.

Настоятель замолчал и через несколько мгновений медленно закрыл глаза. Черты его снова изменились, разгладившись, и стали чертами Бермиага. Он глубоко вздохнул и словно обмяк, стал заваливаться вбок. Джэу наконец пришла в себя после увиденного.

– Кушог Бермиаг? Кушог Бермиаг!

Она бросилась к настоятелю и подхватила его за плечи, и тот вновь открыл глаза, словно только что осознал ее присутствие.

– О, бхикшу?ни, благодарю… – пробормотал он и отстранился.

– Нет, настоятель, – она с почтением поклонилась, – я не бхикшуни, не монахиня. Даже не послушница, лишь простая работница. – Джэу смущенно указала на камень с продуктами. – Принесла вам обед из гомпа. Но тут случилось…

Она замялась, не зная, как описать увиденное.

– Все в порядке, не волнуйся, дитя, – успокоил ее настоятель тихим, но благожелательным голосом. – Мне нужно лишь немного передохнуть. После мысленного разговора на расстоянии всегда чувствуешь непомерное утомление.

«Мысленный разговор? Как такое возможно? Ходят слухи, что просветленным дамам доступно то, что и не не снилось обычным людям, но такое… Нужно рассказать Лобсангу!»

Настоятель подтянул к себе небольшую пиалу, выудил из мутного раствора небольшую тряпицу, пропахшую травами, и протер ею глаза, словно те болели или гноились.

Было видно, что Бермиаг постепенно приходил в себя, и Джэу больше не делала попыток до него дотронуться. Лишь молча замерла поодаль, чтобы помочь в случае необходимости. Настоятель со стоном встал, опираясь на стену, но до сих пор покачивался. Его кашая сползла с плеча, обнажая сухое тело пожилого человека, и Джэу увидела, что по его спине тянется не только знак дракона, чуть поблекший за прожитые годы, но и россыпь сине-зеленых пятен.

«Синяки? Что случилось? Я думала, что настоятель в его почтенном возрасте уже давно не присоединяется в вылазках к монахам-воинам…»

Бермиаг попытался пройтись вдоль стены, едва переставляя ноги и беспрестанно охая, словно слепой и болезный старец, но затем силы окончательно оставили его, и настоятель вновь опустился на пол пещеры.

– Ну что ж… Значит, благие тэнгри не просто так привели тебя ко мне, дитя. Ты хорошо слышала слова, что произнес… произнесли мои губы?

– Да, кушог, – вновь поклонилась Джэу. – Я все слышала, но не совсем поняла.

– Тебе и не нужно. Ты станешь моими ногами, моими глазами и моим голосом. Поторопись обратно в монастырь и передай кушогу Рэннё мое слово: в деревне Тцаронг, что в шестнадцати пиалах на пути к Снежному Льву от монастыря, случился оползень. Он знает, что дальше делать. Все поняла?

– Да, кушог, – склонила голову Джэу.

– Затем ступай в дом гарпёна Но?рбу, что управляет городскими делами в Икхо, и слово в слово повтори все. Пусть гарпен подготовит цампу и теплые одеяла для жителей Тцаронга, а затем передаст все это монахам-воинам, что вскоре выступят на помощь из гомпа Икхо. – Он чуть помедлил, переводя дыхание, после длинной тирады. – Ты запомнила, дитя?

– Да, кушог, – вновь смиренно повторила Джэу, склонив голову, и настоятель с облегчением вздохнул. – Вот только… кушог Рэннё знает меня, но с гарпеном Норбу я никогда не встречалась. Как он поймет, что я говорю ему правду?

Бермиаг поднял на нее взгляд и некоторое время молчал.

– Тебя ведь зовут Джэу, верно?

Она кивнула.

– Я помню тебя. Ты хорошая работница, Джэу, и неплохо проявила себя во время небесных погребений. Разве стала бы ты обманывать гарпена – тем более во время такого бедствия?

Джэу невольно усмехнулась наивности пожилого настоятеля, но тут же скрыла это за почтительным поклоном:

– Всем известны мудрость и великодушие кушога Бермиага-тулку. Он относится ко всем с участием и добротой и, верно, судит всех прочих людей по себе.

Настоятель долго рассматривал Джэу, размышляя о чем-то, а затем опустил руку в складки кашаи и достал четки из драгоценной бирюзы.

– Вот, возьми. Гарпен не посмеет усомниться в твоих словах.

Джэу округлила глаза при виде гладко отшлифованных бусин с шелковой кистью на конце петли.

– Благодарю, кушог, но ваши тренгхва слишком ценные, чтобы…

– Это всего лишь четки, Джэу, – мягко оборвал ее Бермиаг. – Жизни людские много ценнее тренгхва. Бери и иди.

Глава 10. Цэрин

С уверенностью признаю, что лекари в Тхибате менее сведущи, чем в Лао. Самыми просвещенным в вопросах здоровья считаются ламы из монастыря Лхундуп, но даже и они используют варварские методы врачевания, вроде наложения молитвенной печати на больное место или, в тяжелых случаях, прижигания раны каленым железом. Домашних животных пользуют также. Неудивительно, что при дворе ченг-по, правителя Тхибата, всегда рады лекарям из Лао.

    «Записки чужеземца», Вэй Юа?нь, ученый и посол Ла?о при дворе правителя Тхибата

– Ох, пусть же мой Пхубу выживет! – причитала Лхамо, суетясь рядом с сыном.

Его спину опоясывали четыре рваные полосы, будто злой демон скрючил когтистые пальцы, вонзил в тело и соскреб кожу, раздирая плоть.

– Пхубу? – позвал Цэрин, приближаясь к раненому.

Тот оглянулся. Лицо его выглядело не лучше – будто як потоптался, разбивая в кровь губу и скулу.

– Ой, беда-а-а, – всхлипнула рядом Лхамо. Она взяла из рук Цэрина ведро и принялась промывать раны, командуя, где подержать, где повернуть Пхубу. – Проклятые волки! Проклятые яки! Все уцелели, а мой Пхубу… – По ее морщинистым щекам бежали слезы. – Он ведь такой, защищать будет до последнего, словно он сын дракона, а не простой деревенский пастух.

Сам Пхубу пребывал в каком-то странном состоянии: то проваливался в полудрему, то с болезненными стонами выныривал из забытья. Лхамо перевязала его, как умела. От тряпиц тянуло лекарственными травами, они быстро пропитались кровью и пришлось снова их менять.

Вскоре подоспел и Цзяньян – младший муж Пассанг. Он вел под руку древнего ссутуленного старика – ламу Намхабала.

– Лекари! Слава тэнгри! – кинулась к ним Лхамо. – Сделайте же что-нибудь!

Цзяньян засуетился, подготавливая все для своего наставника. Из-за пазухи он достал сверток с медной масляной лампой, зажег ее и поставил у лежанки, на которой стонал Пхубу. В углу установили треногу и зажгли конусы благовоний, которые тут же наполнили помещение резким тяжелым запахом. Цэрин принюхался.

«Можжевельник, розмарин и что-то еще… Благие тэнгри, ну и вонь! На месте Пхубу я бы постарался выздороветь поскорее только ради того, чтобы выйти на свежий воздух».

Ему было интересно следить за действиями врачевателей – прежде он наблюдал их в деле только тогда, когда лечили домашнюю скотину. Но на первый взгляд порядок действий был тот же, разве что благовония на открытом воздухе не так смердели, уносимые порывами ветра.

Цэрин слышал в деревне, что старик обучался медицине в монастыре Лхундуп, что находился на другом краю Тхибата, в нескольких десятках пиал пути в сторону Красной Птицы-Гаруды. Как он оказался в этой забытой тэнгри горной деревушке без названия, было неизвестно. Однако его с радостью приняли. Еще бы, сам ученый лама-лекарь! Редкое поселение может таким похвалиться. А в скором времени он взял Цзяньяна в ученики, что было великой честью и подспорьем для местных.

Время шло, но ничего не происходило. Старый лама Намхабал сидел у лежанки больного и бормотал молитвы, периодически прерываясь, чтобы наложить на особенно разодранные места молитвенную печать. Иногда он покачивался, словно впадая в транс, и Цзяньян подхватывал его за плечи, легонько встряхивал, приводил в себя.

Скоро Цэрин и сам почувствовал, как тяжелеет его голова от душного воздуха, наполненного ароматами благовоний. Он поспешил на улицу дожидаться окончания лечения, и, чтобы занять руки, принялся перетаскивать на крышу заготовленную на зиму партию топлива – высушенных на солнце ячьих «лепешек». На некоторое время он забылся в тяжелой работе, пока из монотонных действий его не вырвал полный боли крик Пхубу. В несколько прыжков соскочив с крыши, Цэрин кинулся было в дом, но Лхамо, стоявшая на пороге, не пустила.

– Не мешайся. Они выжигают каленым железом скверну, прогоняют злых духов бон, что успели поселиться в ослабевшем теле! – Ее седые волосы растрепались, глаза опухли от слез, но голос был тверд. – Побудь лучше со мной, Цэрин.

Он чуть поклонился Лхамо, и она ответила тем же. А затем они сели рядом, на ступеньку крыльца, и зашептали молитву.

* * *