Кхаа Тэ

Впрочем, не появись маг в ближайшие несколько минут, целитель будет вынужден с близнецами уйти, оставив чародея на произвол судьбы. Но надежда еще теплилась в душе травника. Он был уверен, что Визиканур успеет воротиться, ибо опоздай он хоть на мгновение, второй портал ему не удастся открыть.

Огромный раскаленный докрасна метеорит, с силой врезался в окраину поляны. Барк, приспособленный к землетрясениям, удержался на ногах, а близнецы попадали на пожухлую траву, спелыми орехами. Конь, испуганно захрапев, встал на дыбы.

Рыжие аспиды, принялись жадно пожирать сухой покров почвы и вековые стволы, высившиеся в нескольких метрах от подрагивающего портала. Возникало чувство, еще немного и огненный монстр накинется голодным верхом на трех дурачков и беснующегося жеребца, что встали на его пути.

Травник торопливо подбежал к паренькам и помог им подняться. Даже ошарашенный Тор, не осмелился отвергнуть помощь аскалионца.

– Вам придется пойти со мной, – твердо молвил Барк, глядя, как хмурится, раскрасневшееся от жара, лицо Тора.

– Куда? Нам не миновать стену огня! – Кор указал на цепь острых алых язычков, окружающую прогалину.

– В Аскалион.

– Я лучше сгорю заживо, как Тарумон Милосердный, чем отправлюсь в логово еретиков, практикующих богохульные деяния! – воскликнул Тор, скинув с себя руку травника, поддерживающего его за локоть.

– А как же отец и Ребекка? – не обращая внимания на истерику брата, встревожено поинтересовался Кор.

Целитель тяжело вздохнул. Он не мог дать однозначного ответа, ведь даром предвиденья Барк не владел, а лгать пареньку не желал.

– Если они живы, Ноэл Визиканур вытащит их из этого пекла. Но коль мы останемся здесь и будем дожидаться прихода ваших родственников то, когда они явятся, найдут лишь кучу обгорелых костей.

– Лучше я умру, чем переступлю порог этой демонической штуки! – скрестив руки на груди, продолжал упрямо Тор.

– Ты пойдешь с нами, хочешь ты того или нет! – внезапно отвесив подзатыльник брату, воскликнул Кор. – Хватит вести себя, как эгоистичный и глупый мальчишка!

Тор злобно сверкнул глазами и сжал кулаки.

– Ты хочешь драки?– прошипел он.

Новый толчок и волна жаркого воздуха окатила спорщиков.

– Не знаю, как вы ребятки, но я умирать в этом смертоносном котле не намерен! – неожидано раздался громкий бас, рядом с троицей.

Барк насмешливо хмыкнул, глядя на ошарашенные лица мальчишек.

– Вы отправитесь в Цитадель добровольно или же я вас заставлю войти в портал, перед этим хорошенько лягнув копытом!

Кор удивленно разинул рот, осознав, что с ними говорит лошадь. Тор же застыл, словно статуя, побледнев, как выбеленное в реке полотно.

– В Аскалионе полно чародеев, которые вернут вас в Мендарв, как только эта драконья пляска окончится. А сейчас оба закройте рты и бегом к иллюзорным вратам, пока нас не поджарило, как куропаток на вертеле.

Травник еле заметно улыбнулся Блэкхауру, и легонько подтолкнул близнецов к порталу. Мальчишки не сопротивляясь, вошли в мерцающий проход, и лишь когда их спины исчезли в иллюзорных вратах, целитель и конь следом покинули поляну.

Чудаковатая компания успела вовремя нырнуть в фиолетовый круг. Очередной лавовый булыжник, весом в тонну, угодил прямиком в магический портал. Искры и мерцающие нити задрожали, под натиском пламени обгорая и превращаясь в угольный пепел.

Ноэл Визиканур с трудом пробирался, через охваченную неистовым пламенем Темную Дубраву, изворачиваясь от раскаленных булыжников, что градом сыпались с разъяренных небес. Ребекка, бездыханным грузом, возлежала на его плече, укрытая плащом аскалионца.

Каждый шаг чародею давался все тяжелее. Эликсиры иссякали в его организме, подобно живительному источнику, что испаряется под безжалостным солнцем пустыни. Волшебник уповал на то, что ему удастся добраться до портала раньше, чем тот исчезнет. Но как бы не спешил маг к спасительным вратам, его попытки оказались тщетными. Поляна, где его должен был ожидать Барк с мальчишками Лангрена, была захвачена в плен багровым цветком, непреступной стеной возвышающимся над макушками обуглившихся вековых дубов. Оставался один шанс выбраться из кипящей и плавящейся Преисподней – Приграничье.

Чародей взглянул на безвольно свисающую девчушку, чумазую, измучанную, но все же прекрасную, как хрупкий гиацинт, пробирающийся сквозь весеннюю, еще промерзшую почву и прелую прошлогоднюю листву.

Лицо волшебника украсила тень печальной улыбки. Он оглядел мерцающий красными бликами лес, затем собравшись с духом, бросился прямиком в нещадное бушующее пламя. Он должен был добраться до стены во чтобы то ни стало.

«Все беды мира исходят от женщин», звучал в его голове голос Эуриона. «Женщины сеют вражду, приносят поражения, рушат крепкие узы, суют свой нос, куда не следует, и плетут интриги. И даже, если прекрасная особа намеривается творить добро, то это не означает, что ее деяния не обернутся Великим разломом. Конечно, мужчины тоже, изредка, способны на ошибки. Но те идиоты, что творят бесчинства, лишились разума благодаря юбке, за которой погнались. Вот поэтому, в Аскалион не ступит нога ни одной дамы, ибо случись сей неприятный казус, чародеям пришлось бы обитать на дымящихся руинах Цитадели».

Ноэл горько усмехнулся, ощущая, как пламя выжигает кожный покров.

«Женщины плетут полотно мирозданья, хотят они того или нет. И одна из них, только что призвала пламенный дождь. Не Великий Разлом, но все же. Не думал, что однажды соглашусь с Эурионом, но он оказался прав. Все беды исходят от женщин».

Песнь Ниамэ неслась по просторам Мендарва подобно исполинскому цунами, пожирая огненную стихию, и оставляя за собой белесый след дымящихся развалин и темнеющих остовов деревьев. Но как бы не торопилась потушить обезумевший пожар прародительница богов, спасти всех, в этой погрязшей в скверне стране, ей не посчастливилось. Пройдет немало лет, пока местный народец, сможет восстановить утрату, порожденную гневом мистического катаклизма.

Удела барона Данкоса мелодия ветра достигла в последнюю очередь. Ей удалось унять жаркую пляску, что охватила Дубки и успокоить небесные тверди, пролившиеся над Дубравой огненными слезами. И даже сохранить в целости замок, окруженный кипящими водами Зарницы.

Но, когда явилась благодать Создательницы на просторы баронского угодья, Ноэл Визиканур, уже пересек разлом стены, у которой отсутствовала напрочь стража, сбежавшая в панике с Дозорной тропы, как только ненастье охватило лес.

Плащ чародея был местами оплавлен, кожа лица хранила следы безобразных ожогов, волосы опалены, впрочем, как и золотые пряди Ребекки, хотя маг стремился, как можно тщательнее укрыть девчушку магической тканью. Но какие увечья и потери они вдвоем не понесли, главное, что до эльфийской чащобы оба добрались живыми.

Здесь за пределами Мендарва не было и следа огненной непогоды. Ночная тишина и мистический покой сна, окутывал дебри Круана, не подозревающего, какая беда обрушалась на соседа. Безоблачное небо безмятежно мерцало голубыми сапфирами звезд, обласканных нежным светом далекой луны. Мелкий прозрачный ручей перескакивал с камушка на камушек, стремясь покинуть родные земли и влиться по ту сторону границы в полноводную Зарницу. Он не ведал, что там, в стране людей, ему придется держать путь через выжженные земли, созерцая падение человеческой державы, соизволившей гневить высшие силы.

Пытаясь унять дрожь в мышцах, маг осторожно уложил златовласку на шелковистую траву пологого берега, и тяжело опустился рядом. Он чувствовал, как вернувшаяся боль скручивает его тело, до темноты в глазах и до рвотных позывов. Его нутро пылало не меньше, чем пожар охвативший Мендарв. В горле пересохло и першило от дыма, и побочного действия колдовского снадобья. Ноэл лег на землю, повернувшись к девочке, опутанной сетью сновидений. Он осторожно провел кончиками пальцев по замаранному кровью и грязью лицу Ребекки, убрав налипшую прядь со лба.

– Я вечно во снах твоих останусь… – прошептал он, потрескавшимися от жара губами. В его черных, как мгла покоев Дероды, глазах отразилась бесконечная скорбь и отчаяние.

Рука мага безвольно упала на траву рядом с белесым локоном девочки. Жизнь утекала из чародея, наполняя круанскую почву энергией, отравленной Теневой ведьмой.

– Ээээ, нет, мой прекрасный рыцарь! – раздался тихий негодующий голос во тьме леса. – Тебе так просто не сбежать от меня! Решил пожертвовать собой ради этой…

Колдунья Сеньи внезапно появившаяся из мрака деревьев, что скрывали дымчатое кольцо портала, осторожно склонилась над златовлаской, лежащей подле аскалионца.

На это раз, Милдред решила не обнажать идеальные формы. Ее грациозное тело обтекало длинное шелковое платье цвета горного малахита. Отбросив блестящие каскады смоляных волос за плечи, ведьма попыталась дотронуться до Ребекки, дабы всласть испить энергии, кипящей в девчушке, подобно котелку с ароматным и наваристым бульоном.

Но утолить голод колдунье не удалось, ее рука хоть и ощущала жизненную силу златовласки, не могла ухватить ее. Она выскальзывала из пальцев женщины, проворной ящерицей, дразня ведьму.

– Интересно… – прошептала Милдред, потерев подбородок и выпрямившись. – Ладно, закупоренный кувшин с целебным напитком, тобой я займусь позже. Двоих мне не уволочь через врата. Впрочем, ты всего лишь еда, а он намного больше, чем мой завтрак, обед или ужин.

Колдунья Сеньи тяжело вздохнула, оглядев свое безукоризненное платье, которое, бесспорно, измарается, пока она дотащит умирающего аскалионца до своего логова. Но выбора у нее не было.

Женщина присела на корточки возле лежащего чародея, закинула его безвольную руку себе на плечи и поднялась на ноги, стремясь водрузить тяжелое тело. Теневые ведьмы очень сильны, несмотря на свой хрупкий вид. Ступая мелкими шажками, колдунья потащила свою добычу к порталу. Но перед тем, как войти в пульсирующую дымку, она сорвала с ножен волшебника знак еловой ветви и швырнула в высокую траву.

Скопище туманных черных змей заклубилось, сплетаясь в неведомый узор, создавая стену между ведьмой и круанской благодатью. Через мгновение, на побережье ручья, не осталось и следа от пребывания, в этом тихом месте, опасной и кровожадной колдуньи.

Одиноко, среди темно-зеленых стеблей сочной травы, лежала скованная клинками почерневшая еловая ветвь. И не менее одиноко, на берегу ютилось тело шестнадцатилетней девчушки, неряшливо брошенное в центр орнамента сукна мирозданья.

Эпилог

«В пение ветра, несущего

приливы, в отблесках солнца,