Кхаа Тэ

Использовать в долгом путешествии один и тот же транспорт, куда безопаснее и надежнее, чем менять коня на скаку. Когда ты знаком с капитаном и командой, то вероятность угодить в лапы проходимцев, позарившихся на твой кошель, снижается до минимума. Правда, скитание по морским просторам даже с верными союзниками не отменяет нападений пиратов. Но приближение зимы, уменьшало шанс встречи с пресловутыми корсарами. Обычно, с приходом холодов, морские разбойники были тяжелы на подъем, предпочитая проматывать награбленные деньжата в более теплых краях.

Меус, хотя и не прибегнул к радикальной маскировке, как сэр Найджел, все же, приемлемо изменил внешность. Бороду он заплел в косу. Волосы спрятал под широкий бархатный берет, сливового цвета, украшенный лебединым пером. Вместо мантии, напялил белоснежную шелковую рубаху, темно-синий сюртук, да объемные шаровары такого же оттенка, заправленные в короткие сапоги из мягкой воловьей кожи.

Но как бы капеллан не старался себя выдать за зажиточного купца, капитан корабля все равно признал в нем главу ордена. Морской волк предложил жрецу свою каюту, вместо тесной каморки в кубрике. Стоило немало усилий, что бы уговорить хозяина «Ундины», помалкивать о секрете капеллана. Для пущей надежности, Меус вложил в руку Орина несколько золотых, но тот отверг монеты, пообещав хранить тайну. К счастью для жреца, экипаж и несколько остальных торговцев, оказались не столь религиозны, чтобы знать главу ордена в лицо. Поэтому, облегченно вздохнув и перестав страшиться быть узнанным, Меус поспешил на верхнюю палубу, любоваться звездами. Здесь на носу корабля, напрочь отсутствовали персоны, желающие отыскать собеседника для долгих дискуссий.

Множество оранжевых точек, сродни светлячкам, проредили холодное мерцание звезд. Ореховые глаза Меуса прищурились, созерцая молниеносно багровеющий небосвод. Тревога закралась в душу капеллана.

– Капитан Орин!!! – окликнул он громко морского волка.

К всеобщей удаче, тот стоял в нескольких метрах от жреца, отчитывая неуклюжего юнгу. Он спешно подошел к главе ордена, который задрав подбородок, сосредоточенно глядел в небо.

– Да, Ваше Пре… – он запнулся, – Благородие.

– Прикажите команде приготовится! Через несколько мгновений – мы попадем под метеоритный дождь! Если вы желаете сохранить свое судно и остаться в живых, придется вашей «Ундине» лавировать по реке между огненных снарядов, похлеще, чем среди острозубых рифов, дракон меня побери! – негодующе проворчал Меус.

В подтверждение его словам, в пол миле от каракки, в реку, охваченный пламенем, плюхнулся камень, с корову величиной – не меньше. Вода, поглотив алое небесное ядро, забурлила, окутав поверхность паром.

– Свистать всех наверх! – громко вскрикнул капитан, помчавшийся в другой конец судна.

Корабль загудел, словно осиное гнездо. Матросы замелькали по палубе, как угорелые, мигая фонарями и безукоризненно выполняя команды Орина. Одни взбирались на мачты, собирая и поднимая паруса. Другие отслеживали кипящие водовороты в течении Скрады. Третьи наваливались то на правый лаг, то на левый, дабы накренить корабль, совершающий маневры среди падающих огненных капель.

Меус стоял на капитанском мостике и едва слышно предупреждал Гельмуса Орина о метеоритах: слева, справа, прямо по курсу, позади судна. Терминологией мореплавателей капеллан не владел, но капитан понимал его с полуслова. Он твердо отдавал распоряжения экипажу, ловко справляющемуся даже с самыми невыполнимыми, на первый взгляд, задачами. Его голос разносился не только по «Ундине», но далеко и за ее пределами. Казалось, что раскаленные булыжники уже сами огибают каракку, дабы не задеть деревянную обшивку небесным пламенем.

Бывалый морской волк сотню раз возблагодарил Тарумона Милосердного, что вовремя мистической стихии, глава ордена оказался, именно, на его корабле.

Белая Зала королевского дворца Форга, уже несколько часов, окрашивалась в рубиновые оттенки. Капли крови поблескивали на белоснежных статуях, слившихся в экстазе плотских утех, и на вычищенном до блеска полу, образовав феерический орнамент. Воздух наполнился болью и смрадом смерти, что витала между мерцающих огней факелов и твердынь потолка.

Тивар, с острым крюком в руке, медленно расхаживал вокруг мраморного пьедестала, увитого замысловатым барельефом. На гладкой, влажной от крови, поверхности, лежала связанная женщина в одной ночной сорочке, напоминающей лохмотья. Ее лицо и волосы были мокры от слез, а когда-то светлая ткань одеяния, разрисована красными разводами. Тело несчастной носило следы побоев и порезов, некоторые были настолько страшны, что мнилось, она давно должна была кануть в объятья Дероды. Но нет, женщина еще дышала.

Повелитель Мендарва облаченный в одни шелковые кальсоны, багрового цвета да черные сапоги по колено, осматривал свою жертву, жадно облизывая слюнявые губы. Его волосатая грудь и выпирающий живот покрылись кровавыми брызгами, а на лице сиял свирепый оскал. Он млел от удовлетворения, но еще не дошел до того сладострастного момента, когда смог бы полностью утолить ненасытный голод.

Злополучная пленница уже трижды теряла сознание, не в силах терпеть пытки, которым несчастную подверг монарх. Но беспощадный изверг намеривался привести ее вновь в чувство и продолжить забаву. Он желал упиваться криками, наслаждаться диким ужасом в глазах, любоваться тем, как жизнь утекает из ран жертвы, золотой пыльцой сквозь пальцы.

Внезапно Белую залу сотрясло, словно какой-то великан решил пройтись по столице, вызывая своей поступью дрожь земли. Голова одной из статуй с треском сорвалась с мраморных плеч и грохнулась на пол, разлетевшись на сотни осколков. Прямоугольные мраморные плиты пола пошли волной, собираясь хорошенько встряхнуть логово монстра.

Маленькие барсучьи глазки Тивара в страхе забегали по помещению, а в голове зажужжал рой мыслей, напоминающий обезумивших навозных мух, почуявших опасность. Стиснув зубы, король пристально оглядел чудесную обитель, где от его волосатых лап в мучениях погиб не один десяток девиц. Он искал источник шума и вибраций, подозревая, что диверсия – дело рук таинственных бунтарей, вознамерившихся отомстить за приговоренную к казни пленницу.

Еще один толчок, и мраморные фигуры, пошатнувшись, стали с кряхтящим стоном отрываться от пьедесталов и рассыпаться в прах, поднимая в воздух облака белоснежной пыли. Стены ходили ходуном, вырывая металлические крепежи, что удерживали факелы, ломали архитектурные шедевры, вдохновляющие Его Величество на самые изощренные эксперименты.

Король, злобно прорычал, негодуя оттого, что стража бездействует и кучка смутьянов не только разрушает дворец, но и отрывает его от сладких развлечений. Сжав крепко в руке крюк, и напрочь позабыв, что он в одних кальсонах, Тивар твердым шагом направился к двери. Он изрежет на мелкие кусочки и мятежников, и тех, кто повинен в проникновении чужаков в королевские владения.

Рельефная плита с визгливым рокотом сорвалась со стены над дверным проемом. Владыка Мендарва, попытался отскочить назад, но запоздалый порыв, хоть и спас его от неминуемой смерти, не уберег от беды. Король оказался наполовину погребен под сотнями килограммами белоснежного камня. Тивар взревел от боли и ярости, стремясь выбраться из ловушки, но мраморный недруг, намертво захватил монарха в плен.

Зал снова сотрясло от невидимых ударов или взрывов. В королевских палатах царила суматоха. Шум голосов, мистическое потрескивание, грохот колонн и мебели доносился эхом до ушей Его Величества.

Напрасно король пытался позвать на помощь, никто бы не осмелился войти в Белую залу. Ведь крики, доносящиеся из святыни Тивара, обычное дело.

Лес Серых лисиц, простирающийся у восточной границы Мендарва и прилегающий вплотную к скалистым хребтам Пазедот, пугающе шумел, под натиском внезапно налетевшего урагана. Ветви древ скручивало в узлы, сухие сучья носились по воздуху, подобно пушинкам, а корявые корни стремились вырваться из рыхлой почвы, что с безнадежностью норовила удержать беглецов.

Птицы и звери, утопая в громком гомоне, неслись в сторону владений троллей, так же, как их собратья от удушающей гари в дебрях Темной Дубравы. На узких горных тропах царило сумасшедшее столпотворение. Животные напористо подталкивали товарищей, рычали, пищали, выли, желая в короткий срок убраться из ареала обитания, озаренного летящими с небес огненными перлами. Никто не осмеливался обидеть рядом идущего. Волки терпеливо наблюдали, как под носом, пушистые кролики, уже начавшие менять шубку к зиме, огромными прыжками пересекали расстояния по каменным выступам. Филины в лапах перетаскивали пищащих хомяков, застрявших на краю расщелины. Более сильные и крупные звери да птицы помогали преодолеть препятствия слабым и мелким собратьям. Дружной ватагой поселенцы леса бежали от разбушевавшейся стихии.

Ная, объятая оковами сна, свернувшись калачиком лежала на соломенной подстилке в небольшом шалаше, выстроенном из толстых березовых веток, покрытых плотным слоем высушенной осоки. Девчушка, сладко посапывала, крепко прижимая к груди незамысловатую куклу, сплетенную из осенних травинок и цветов, что малышке удалось отыскать накануне. И даже, когда лагерь охотников наполнился криками, и большая часть леса вспыхнула подобно факелу, Ная все также безмятежно дремала, созерцая радужные грезы. Девочка широко распахнула очи только после того, как отец стремглав влетел в скромное жилище и, подхватив дочь на руки, выбежал наружу.

Ничего не соображающая Ная, ошеломленно смотрела в темное небо, где свет вечных звезд затмевали яркие рыжие всполохи. Отец, что-то торопливо говорил соплеменникам, давая распоряжения. Мать забрала девочку из рук супруга, но вскоре, опустила на землю. Женщина побежала в охваченные пламенем дебри, истошно окрикивая старших сыновей. Те решили проявить героизм и высвободить из-под древесных завалов своего неуклюжего приятеля.

Девчушка, неотрывно глядя ввысь и прижимая к себе куклу, внезапно нахмурила тонкие бровки, а детское личико исказилось недовольной гримасой. Плетеная девица выпала из рук. Голова Наи откинулась назад. В ее абсолютно белых глазах, разделенных лишь тонкой прорезью оранжевого зрачка, отразилась черно-красная мозаика небосвода.

Оказавшись во власти таинственных сил, Ная завороженно опустилась на колени. Раздирая маленькими пальчиками рук сырую землю леса, она стала тихо и протяжно выть. Стон, вырывающийся из груди девчушки, не походил на плач волка, и не являлся отчаянным рыданием раненого урлона. Из уст дочери охотника лилась песнь – колыбельная, предназначенная разбитому сердцу – пылающему ненавистью.

Воздух вокруг девчушки заколыхался, озерной рябью, возникающей при сонном ветре. Невидимые волны медленно откатывались от ребенка, нехотя и с брезгливостью поедая языки пламени, жаждущие поглотить стоянку охотников и лес Серых лисиц.

Высокий и громкий голос, который никак не мог принадлежать человеку, а тем более, еще совсем юному существу, дорастал до небес. Огненные снаряды, столкнувшись с преградой, взрывались в вышине, рассыпаясь снопами искр, и достигали земли, трансформировавшись в седые хлопья пепла.

– Ниамэ… Ниамэ… Ниамэ… – раздался тихий шепот среди ошарашенных охотников, которые, не веря своим глазам и ушам, с изумлением взирали на поющую восьмилетнюю девчушку.

Отец Наи первый пал на колени, рядом с дочерью. Он сделал глубокий вдох, и из его груди вырвалась хриплая, местами неровная мелодия, стремящаяся подражать плачу Создательницы. Следом за мужчиной, один за другим, старики, дети, юноши, зрелые охотники стали опускаться на землю. Воздев головы к пылающим небесным твердыням, народ лесных чащоб сплетал свои голоса с песнью Ниамэ, жаждущей унять беду, охватившую государство людей.

Лес Серых лисиц наполнился загадочным гулом, который, обретя крылья, неспешно, но упорно начал разлетаться по округе. Песнь, набирая мощь, тушила пожары и превращала раскаленные метеориты в сажу. Обезумевший доселе ветер, присоединился к рапсодии, желая, как можно скорее, донести напевы к местам бедствия.

Звери, намеревавшиеся покинуть гибнущие просторы Мендарва, останавливались, прислушивались, шевеля ушами и усами, а затем робко и неуверенно возвращались в родные места, изуродованные огнем и ураганом.

Песнь, лишенная слов, и сопровождения лютни или арфы, обволакивала Мендарв целебным покрывалом, способным защитить проклятые земли от внезапного ненастья. Каждая нота, каждый звук, стремились убаюкать, разбушевавшуюся стихию, что вздумала обрести власть и на небе, и на земле.

Тор насупившись, сидел на окраине поляны, игнорируя травника и Кора, которые о чем-то тихо беседовали неподалеку от овала, мерцающего фиолетовыми искрами. Блэкхаур безмятежно пощипывающий пожухлую траву, внезапно навострил уши и беспокойно заржал.

Огненная стрела с яростным шипением разрезала вязкую темноту Дубравы. Треск занявшегося огня и скрежет падающих древ, рассыпал тишину леса на тысячу металлических лязгов. Казалось, непроходимые дебри подверглись атаке пылающих големов, облаченных в стальные кольчуги.

Оранжевые вспышки, озарившие чащу, и грохот стволов да ломающихся ветвей, заставил Тора испуганно вскочить на ноги. Он, растерянно озираясь по сторонам, спешно подбежал к Барку и Кору, которые прервали разговор, как только стихия нанесла первый удар.

– Что происходит? Это ваш чародей вызвал весь этот хаос?! – воскликнул негодующе Тор, лихорадочно указывая на мрак Дубравы исполосованный мазками пламени.

– Аскалионцы, хоть и искусные маги, но даже им не под силу вызвать огненный дождь, – с тревогой взглянув на небо, промолвил целитель.

– Тогда кто виноват?! – не унимался, сверкая глазами, Тор.

– Не знаю, но поверь, мне такой поворот событий тоже не по нраву.

– Я же говорил, что в нашей деревне завелся колдун, а вы мне не верили! – обратился мальчишка к хранящему молчание брату. Кор не успел ничего возразить, его перебил Барк.

– Это не дело рук волшебника! Здесь замешаны, куда более могущественные силы!

Травник вгляделся в сумрак леса, испещренный мерцающими зарницами. Он надеялся, что вот-вот из чащобы вынырнет Ноэл, и они отправятся обратно в Цитадель. Но Визиканура не было и в помине, а огонь, с устрашающей быстротой, лизал стволы и кроны древ, намереваясь подчинить себе все окрестности.

– Мы так и будем здесь стоять, пока нам на голову не снизойдет небесное пламя? – оторвал целителя от созерцания ночного пейзажа Тор.

– Братец, перестань верещать, как девчонка! – наконец, вмешался Кор. – Если ты не заметил, Барк думает.

Травник и правда, судорожно размышлял. На поляне оставаться было небезопасно, как и впрочем, и во всем остальном лесу. Единственным спасительным вариантом, являлся портал в Аскалион. Барк поклялся Ноэлу, что он отправится в Цитадель, если волшебник не вернется к сроку. Иллюзорные врата, поддерживаемые иссякающей энергией аскалионца, грозились вскоре исчезнуть.