Исповедь Цирцеи

– Вижу, вижу, – из-за кустов на тротуар шагнул третий мужик и тоже уставился на Аглаю. – А если не угадала? Реально предлагаю работу. Такую способны выполнить лишь девчонки с характером. И ты мне подходишь.

Больше с двумя братками Аглае видеться не довелось. А вот третий, управляющий подпольным клубом, стал ее шефом, потому что, выслушав его, Аглая согласилась выйти на ринг. И с тех пор, уже не первый год раз, а в курортный сезон и два раза в месяц она участвовала в боях, тщательно скрывая от Ромки эту сторону своей жизни. Потому что он с ума бы сошел, если узнал, как она рискует. А еще – потому, что она, возможно, работала на тех, кто в свое время искалечил ее брата. Но случившегося с Ромкой все равно нельзя исправить. А деньги, которые так нужны ему, как известно, не пахнут…

Поднявшись по лестнице, Аглая отперла входную дверь. Из кухни лился свет, оттуда же доносились звуки работающего телевизора и несло табачным дымом.

– Ромка! – Разувшись, Аглая прямиком направилась в кухню. – Ты бы хоть форточку открыл, что ли?

– Айка! – Ромка сидел у стола в кресле-каталке. И по глазам брата Аглая тут же поняла, что он пьян. Опять! В который раз за последнее время…

– Что, Никита к нам заходил? – перегнувшись через стол, Аглая повернула ручку и толкнула оконную створку. Никита был единственным Ромкиным другом, который не забыл про него, как все прочие, после того как с братом случилась беда. И иногда выкраивал время для того, чтобы его навестить. Правда, случалось это нечасто – у Никиты были свои дела, свой ритм жизни, свои заботы, обычный жизненный водоворот. Аглая все это понимала и была благодарна Никите даже за те редкие вечера, которые тот мог выкроить для ее брата.

– Нет! – мотнул головой Ромка.

– Тогда откуда водку взял? – Аглая изобличающе кивнула на почти пустую бутылку, стоявшую на столе.

– Соседа попросил! – огрызнулся Ромка.

– И что, пил один?

Лучше бы не спрашивала! Аглая сразу же осознала свою оплошность, глядя на то, как взвился Ромка:

– Да какое там один?! Ты что, не видишь: у нас же полный дом гостей?! Вот и сидим, веселимся! Ха-ха!

– Ромка! – Аглая попыталась его обнять, но он ее оттолкнул. Скрипнул зубами. Двадцатишестилетний парень, вот уже три года прикованный, словно цепью, к квартире.

– Ромка, – Аглая едва не улетела от его толчка, но успела ухватиться рукой за стол. Поврежденную ногу резануло болью. Поморщившись, она осторожно опустилась на пол, глядя на брата снизу вверх. Спросила примирительно: – Ну чего ты? Я же только спросила.

– А я только ответил. – Ромка отвернулся к окну. – Иди, сестренка. Ты устала, с работы пришла. Да и погулять успела по пути домой, как я вижу.

Заметил, поняла Аглая. Даром что сам пьян. И, судя по горечи в его голосе, оправдываться сейчас перед ним бесполезно: он еще больше распсихуется. Целыми днями сидит один в четырех стенах. Это главная причина, по которой Аглая старалась собрать деньги ему на операцию как можно скорее: Ромка опасно приблизился к той грани, за которой начинается деградация отчаявшегося человека. Когда он отталкивает от себя всех и отпускает все тормоза. А потом – либо сопьется, либо однажды дотянется-таки на руках до открытого окна на их четвертом этаже… Одна такая попытка уже была около года назад. Тогда Аглая успела вернуться домой. И оттащила брата от окна. И долго, рыдая, объясняла ему, что он для нее – не обуза, а единственный родной человек, который по-прежнему очень ей нужен. Вроде убедила. Но надолго ли? Если сама своими поздними возвращениями домой нередко демонстрирует ему обратное?.. Не удержавшись, Аглая всхлипнула. А потом расплакалась, сидя на полу и прижавшись щекой к колесу Ромкиной каталки.

– Айка… Ты что? – опешил брат.

– Так… Неприятности на работе, – выдавила она.

– Ну что ты, – смутившись, Ромка стал гладить ее ладонью по голове. – Я же не знал… Работница ты моя, кормилица. Что случилось? Кто тебя обидел?

Услышав последний вопрос, Аглая расплакалась еще громче. «Кто тебя обидел?» Эти слова ей были знакомы с ранних детских лет. В садике ли, во дворе ли, потом в школе, Ромка задавал ей этот вопрос всегда, если видел, что она чем-то расстроена. И если оказывалось, что ее действительно обидели, то обидчику приходилось несладко… Впрочем, зная, что у нее есть заступник, Аглаю редко кто задевал… И вот теперь, уже не в силах ничем ей помочь, Ромка снова задал этот вопрос сестренке. Как же горько слышать его! Горько и больно за брата.

– Никто… Так, с начальницей поругались, – выдохнула Аглая сквозь слезы. – Ничего, ерунда. Просто настроение испортилось.

– Ну, ладно. Бывает, Айка. – Ромка продолжал ласково гладить ее по голове.

– Бывает, – согласилась она и, приподнявшись, обвила руками его шею, уткнулась лицом в грудь. И вздохнула, словно опять возвращаясь в детство: – Как все-таки хорошо, что ты у меня есть.

– Ладно, Айка. – Ромка помрачнел и, похлопав ее по спине, легонько отстранил от себя. – Будет тебе уже.

– Сейчас руки вымою и стол накрою к ужину. – Почувствовав, что снова чем-то его задела, Аглая послушно поднялась.

– Ты как хочешь, а мне ничего не надо, – ответил он. – Времени-то уже…

– Батюшки! – ахнула Аглая, взглянув на часы. – Почти три…

– Вот-вот, – кивнул Ромка. – А тебе завтра на работу.

– Завтра приду домой пораньше… если только кафе не снимут под заказ, – пообещала Аглая, отправляясь в ванную. Хорошо хоть синяки сегодня удачно скрыты одеждой, и не надо выкручиваться и что-то сочинять, объясняя брату их происхождение. Открыв кран, Аглая взглянула на себя в зеркало. Почти всю косметику смыло слезами, под глазами залегли лиловые тени. Устала как собака, так что даже пережитое потрясение стушевалось в сознании, будто и не произошло все это наяву с ней, а просто было увидено со стороны. И не верилось, все еще упорно не верилось, что Аллочки больше нет…

4

А вот утром, когда сознание Аглаи только пыталось мучительно включиться под ненавистную трель будильника, на душе у нее вдруг стало тяжело-тяжело. И даже толком не осознав, что произошло, Аглая в полусне вся сжалась от мучительного чувства утраты. И лишь потом, вырываясь из вязких объятий сна, вдруг вспомнила: Аллочка! Сон как рукой сняло. Аглая рывком села в кровати. Интересно, нашли ее уже или нет? Или все еще лежит на пустыре, покрытая росой, остывшая скорчившаяся фигурка? А вдруг на нее, ничем не защищенную, и в самом деле наткнутся бродячие собаки?! И обглодают ее, изуродуют и без того пострадавшее тело? Для Аллочки это ничего уже не могло изменить, но Аглае от этой мысли почему-то стало тошно. Она вскочила, лихорадочно засобиралась. Заправила постель, умылась, поела на скорую руку, не потому что хотелось, а просто по инерции. Попутно приготовила Ромке на завтрак рис с колбасой и овощами, оставила на плите. Заглянула к нему в комнату. Он крепко спал, уткнувшись лицом в подушку. И даже не раздевшись, что в последнее время случалось с ним все чаще. Аглая не стала его будить – что толку, если все равно уже утро? Тихо притворила дверь. Проверила, не забыла ли взять с собой телефон. Позавчера вечером поставила его на зарядку, и вчера утром спросонок оставила мобильный дома. Обошлась, конечно. Но сегодня он был не просто нужен, он был ей необходим так, как никогда раньше.

Солнечные лучи уже вовсю золотили листву, щебетали птицы, свежий и ароматный ветерок нежно касался лица. Природа словно призывала Аглаю забыть все горести и всеми силами старалась ей в этом помочь. Но Аглая лишь вздохнула, подумав о том, что и у Ромки депрессия, возможно, протекала бы не так тяжело, если бы он хотя бы время от времени выбирался во двор, а не сидел безвылазно в четырех стенах. Для Аглаи с Ромкой лестница на четвертый этаж была непреодолимым препятствием. А когда однажды Никита вызвался-таки помочь спустить Ромку вниз, тот, пробыв во дворе недолго, потянулся назад в квартиру. И Аглая поняла: комплексует. Перед знакомыми, перед соседями, перед непосредственным любопытством бегающих по двору ребятишек. Если бы он спускался на улицу чаще, к нему давно бы привыкли и перестали обращать на него внимание, да и он бы научился не придавать значения бросаемым на него взглядам. Но он с тех пор забился в квартиру, как в нору. Да и Никита, без которого они не могли справиться, приходил нечасто… Аллочка, умница, узнав о проблемах брата и сестры, предложила Аглае разменять их квартиру на первый этаж. По крайней мере, сказала она, Ромка твой в окно хоть не выбросится. Аглая уцепилась за эту идею, но вариантов размена пока не нашлось. Аллочка обещала помочь с этим вопросом, ей как будто на роду было написано, чтобы все у нее всегда ладилось. И кто бы еще вчера мог подумать, что все вот так нелепо и мгновенно оборвется?! При мысли об Аллочке Аглаю словно пронзило болезненной стрелой, и она остановилась, пытаясь прийти в себя. Потом нерешительно достала из сумки телефон, нажала Аллочкин номер. Нашли ее уже или нет?! Если нашли, то, быть может, кто-нибудь да ответит. Но все еще не отключившаяся Аллочкина трубка лишь издавала на том конце ритмичные гудки…

Аглая думала о подруге в течение всего дня, работая автоматически: то нарезая фирменные салаты, то жаря блинчики, которыми их кафе не менее славилось. Совсем не о такой специальности она когда-то мечтала! Но выбирать не приходилось. И то, что Аглая ухитрилась получить корочки повара, когда-то в этом же кафе подрабатывая мойщицей посуды, в ее нынешнем положении можно считать удачей. Готовила она хорошо, даже самой нравилось. И нередко ухитрялась сэкономить на продуктах, в конце дня что-то забирая домой. Но все-таки не любила Аглая эту работу. Поэтому облегченно вздохнула, когда наконец-то справилась со всеми делами. Кафе на этот вечер никто не заказал. Значит, как она и обещала Ромке, можно пораньше прийти домой. Приняв душ и переодевшись, Аглая вышла на открытую веранду, где в летнее время тоже стояли столики. Народа там, под переплетенными с виноградной лозой гирляндами цветных лампочек, сидело немало – кафе располагалось в людном месте, имело хорошую репутацию. Да и выглядело уютно. С фасадом, отделанным камнем, окруженное со всех сторон ухоженными клумбами, от которых сейчас ветерок доносил теплый аромат цветов, с аккуратно выложенными плиткой дорожками, сходящимися к невысокому фонтану. А дальше, в бархатных сумерках южного вечера, не видное за высоким парапетом, легко угадывалось море.

«Прямо мечта всех влюбленных», – усмехнувшись, охарактеризовала тогда это кафе Аллочка. Ее, кстати, отыскали и предложили ей выйти на ринг после разгромной драки, учиненной ею возле барной стойки по поводу хамской назойливости очередного плененного ее яркой внешностью поклонника. К счастью, произошло это в совершенно другом кафе, так что Аглае этого видеть не довелось. А по рассказам очевидцев, было на что посмотреть…

Спустившись по широким ступенькам с веранды, Аглая снова набрала Алкин номер, и где-то на заброшенном пустыре ее телефон тоже ожил. Но по нему по-прежнему никто не ответил. Аглая вышла на набережную и замерла у парапета, мучительно размышляя, как же быть дальше. От мысли оставить Аллочку на пустыре еще на одну ночь становилось худо. Пойти туда и «обнаружить» тело самой? Поди потом объясняй, что она там делала. А подать заявление в полицию – так даже если его сразу примут, то не факт, что начнут поиски именно с пустыря. Город-то большой…

В конце концов Аглая поняла, что пойти сейчас одной на пустырь и снова увидеть Аллочку у нее просто нервов не хватит. И решила-таки обратиться с заявлением о ее пропаже в полицию. Но там, выслушав устное Аглаино заявление о том, что ее подруга, с которой они договаривались встретиться еще вчера, канула в неизвестном направлении и не отвечает на телефонные звонки уже сутки, стали задавать наводящие вопросы. Аглае, раз уж она ввязалась в это дело, пришлось на них отвечать. И когда полицейский узнал о том, что пропавшая девушка в прошлом – весьма проблемный подросток, приехала в их город после того, как сбежала из станицы, из родительского дома, не поладив с мачехой, и живет теперь на съемной квартире, работает визажистом и имеет немало сраженных ее красотой поклонников, он наотрез отказался принимать от Аглаи письменное заявление. «Такие яркие и независимые, как твоя подружка, – сказал он, – могут легко исчезнуть и на неделю. Ну и что, что раньше такого не случалось? А может, она сейчас с твоим парнем развлекается, оттого и трубку не берет? Нет у тебя парня? Ну, все равно, мало ли с кем, ты ей не мать, чтоб она перед тобой отчитывалась за каждый свой шаг. Лучшая подруга? Ну, знаешь, это тоже к тотальному контролю не обязывает. На работе-то ты ее не пыталась искать? Ах, у нее сегодня выходной? Ну, голубушка, тогда и вовсе извини, нет пока никаких оснований для твоего заявления. Тем более что и в менее сомнительных случаях мы такие заявления принимаем лишь спустя трое суток после пропажи человека».

Так ничего и не добившись, Аглая пошла домой. И снова был у нее тягостный, напряженный вечер. Ромка, встретив ее, заикнулся было в шутливой форме о том, что «вот бы сейчас бутылочку арманьяка». Но Аглая, всерьез начавшая опасаться, что вскоре он может спиться, ласково ему отказала. Он сегодня был вроде в настроении и не обиделся. О чем она сама же потом и пожалела, чувствуя, что совсем не лишним было бы и ей с Ромкой за компанию выпить. Обнявшись, они сидели на диване в его комнате перед телевизором, и им было вдвоем хорошо… но как же плохо, с каждым часом все хуже, становилось Аглае! От Ромкиного внимания это не ускользнуло, во время рекламы он покосился на сестру:

– Айка, ты что такая?

– Да ничего, не бери в голову, – как можно беззаботнее отмахнулась она. – Бывают моменты, когда наслаивается друг на друга куча маленьких неприятностей, и это достает сильнее, чем одна крупная.

– Ну, так расскажи, что там у тебя, – предложил он ей.

– А вот рассказывать-то как раз, в сущности, и нечего. Мелочи – они мелочи и есть! – пожала плечами Аглая.

– Ну, вообще расскажи, как жизнь, – и, помедлив немного, Ромка спросил: – Как там Алка?

Аглая даже съежилась при упоминании о подруге. О том, что однажды Алла зашла к ним домой, жалели впоследствии и она сама, и Аглая. Потому что Ромка, как и следовало ожидать, едва увидев Аллочку, тут же в нее влюбился. Безнадежно – это понимали все трое. Но от этого не менее глубоко. Ромка и комплексовал перед Аллочкой, как ни перед кем другим, и в то же время столько раз просил сестру, чтобы та приглашала к ним ее еще и еще. И подруга, понимая все, пусть нечасто, но приходила. Все трое прекрасно осознавали, что вечера, когда они собираются вместе, доставляют Ромке одни терзания. Но он первый был не готов от них отказаться, потому и девушки не могли в этом ему отказать. И вот теперь, так не вовремя, Ромка задал свой вопрос…

– Она? Да ничего, – крепясь изо всех сил, ответила Аглая. – Мы с ней редко стали видеться, она учиться надумала куда-то поступать, так что времени у нее сейчас свободного практически нет.

– Учиться? А куда? – Все, что связано с Аллочкой, было Ромке интересно.

– Не знаю. Она не говорит: пока не поступит, сглазить боится, – выкрутилась Аглая. А чуть позже, оставив Ромку досматривать фильм одного, ушла в ванную, где под шум льющейся воды дала волю слезам. Аллочка! Это была не самая страшная из потерь в Аглаиной жизни, но самая мучительная из всех! Потому что блистательная Аллочка с ее легким отношением к жизни очень и очень многое значила для Аглаи, была ее лучом света в темном царстве, заражала ее своей непосредственностью, учила проще смотреть на многие трудности. А еще потому, что эту потерю Аглая ни с кем разделить не могла. Ромка не должен узнать о том, что случилось! Не должен ни в коем случае, иначе, Аглая была уверена, это известие просто сломает его.

Утром Аглая была настолько угнетена, что это начали замечать окружающие.

– Айка, ты что как в воду опущенная? – Официантка Шурочка, пользуясь относительно свободными утренними часами, пропорхнула мимо колдующей на кухне Аглаи к служебному выходу покурить. – И снова с синяками, как я погляжу.

– Ерунда. – Аглая машинально попыталась прикрыть широко расплывшийся кровоподтек на руке излишне коротким рукавом халата. И радуясь, что хоть здесь может сказать часть правды, ответила: – Подружка у меня пропала.

– Подружка! – фыркнула Шурочка. – Нашла из-за чего переживать! Вон, моя бы пропала, змея подколодная, я бы только радовалась! А то приползает почти каждый вечер и мужу моему глазки строит. И тут же – ко мне, сама невинность! Так что и не выгонишь! Как говорится, невозможно найти официального повода!