Саша молчал. Он-то хорошо помнил: когда они со Славой подошли к машине, Слава сразу ее открыл. Ни ключей, ни пульта от сигнализации не понадобилось. Может быть, сам Славка этого и не помнит, но Саша помнит. Выходит, машина и впрямь стояла на улице гостеприимно открытой? Похоже, что так оно и есть, несмотря на то, что Славка тут всячески клянется и божится, что это не так.
– Вероятно, тот, кто положил тело в машину, каким-то образом смог ее открыть.
И все же Саше казалось странным, чтобы хулиганы определили тело дяди Толи именно в его собственную машину. Что они, другого места не нашли?
– Не верю я в такие случайности, – проворчал дядя Сережа. – Я считаю, что дядю Толю в багажник его машины положили специально.
– Зачем?
– Чтобы мы его нашли.
– И кто это сделал? Может быть, ты и это знаешь?
Дядя Сережа с ответом на этот вопрос забуксовал. За него ответил Саша.
Он сказал:
– Если Слава машину закрывал, а когда мы к ней подошли, она была открыта, то дядю Толю в багажник пристроил тот же человек, который тайком забрал у Славки ключи. Ну, или его сообщник.
Все родственники моментально смекнули, куда он клонит, и с возмущением уставились на Сашу, словно на врага народа.
– Новое кино! – всплеснул руками Валера. – Ты что нас – своих родственников в этом обвиняешь?
– Почему вас?
– Никто посторонний на вашем участке не появлялся. Только мы своей семьей были все время рядом. Получается, что только мы и могли взять ключи от машины. Точней, кто-то один из нас. Ну, или, по твоим словам, с сообщником. Ключи взяли, багажник открыли, труп туда определили. Так?
Окончательно уразумев, что в смерти дяди Толи подозревается один из них, родственники страшно расшумелись. И что самое интересное, шумели они на Сашу.
– Ну, дожили, внучок!
– Молодец, Сашок! Так держать! Всю родню одним гуртом на нары решил спровадить!
– И как же ты будешь вычислять, кто из нас преступник?
Родственники так шумели и так сердились, что Саша был даже рад, когда отец попросил всех разойтись по своим комнатам. Все разошлись, но общий настрой от этого не улучшился.
Дядя Коля так прямо и сказал:
– Уехать бы отсюда, чтобы глаза мои ничего этого не видели, да нельзя!
А тетя Вера поддакнула супругу:
– Нельзя, Коленька. Попали мы с тобой в историю. Все наши с тобой планы на завтрашний день насмарку!
Увы, завтра предстояли очередные разговоры с полицией. Усатый Мефодьич, оставляя место преступления и многочисленных свидетелей оного, клятвенно обещал семье Купцовых, что спать этой ночью не ляжет, пока не добьется от задержанных хулиганов полного поименного списка всех тех, кто участвовал в сегодняшнем нападении на чужеземцев.
– Объясню ребятишкам, что они, конечно, могут выгораживать своих дружков, но тогда пойдут с ними за убийство. А могут сотрудничать со следствием и тогда отделаются условным сроком, а может быть, даже и просто штрафом. Дальше вообще все будет элементарно. Задерживаем их по очереди, и пока они не предоставят нам алиби на момент убийства, держим всю компанию у себя.
Вот тогда впервые и прозвучало слово «убийство». И как теперь вспоминал Саша, сразу после этого родственники, которые до этого смерть дяди Толи в таком контексте как-то не рассматривали, начали поглядывать на Сашу с плохо скрытой неприязнью.
– Заманили, – сказала Надя. – Как чувствовала, не надо было к вам ехать!
– Ни одного раза еще не было, чтобы вы чего-нибудь эдакого при гостях не отчебучили.
– То Лева салюты дурацкие задумает пускать, да всех вокруг подстрелит. В травму сразу на двух машинах пришлось ехать.
– Или Маринка новый соус для шашлыков состряпает, а у моей Веры приступ панкреатита случится. В больницу тогда бедную увезли.
– Но сегодня вы превзошли самих себя!
Услышав такие наветы со стороны своей родни, папа Лева даже вскочил на ноги от возмущения:
– Вы что это? Вы это нас с Мариной и Сашкой во всем случившемся обвиняете?
Но родню его возмущение не устрашило.
С их стороны последовал невозмутимый ответ:
– В вашем доме произошло, значит, вы и виноваты.
Вот так и случилось то, чего Саша боялся больше всего. Смерть дяди Толи списали на них. Ну, не совсем, чтобы обвинили конкретно их в убийстве, но такая тенденция наблюдалась. Как говорится, вы к нам больше не приходите, хоть ложки потом и нашлись, но осадок все равно остался.
И Саша совершенно не собирался мириться с такой несправедливостью. Этого просто нельзя было допустить! Хватит уже из них делать козлов отпущения. И салюты, о которых тут упомянули и которые оказались на проверку контрафактными и к делу совсем негодными, папа не сам принял решение купить. Ему «сосватал» эти салюты его же родной дядя Коля, пообещав солидную экономию и расхвалив товар, как только возможно.
Что и говорить, салюты обошлись по чеку совсем недорого. Да вот только жадный всегда платит дважды. И когда обожженные родственники были вынуждены взять больничные, они потребовали возмещения материального ущерба именно от папы. Их даже не смутил тот факт, что папе разве что чудом удалось сохранить обе руки, которые сильно пострадали в тот момент, когда фейерверк рванул прямо перед ним.
Но разве кто из родственничков об этом вспоминает! Нет, им удобней обвинить во всем папу и на этом успокоиться.
А уж соус, который подала мама, тот и вовсе был покупной. Все претензии к производителю. И вообще, тетя Вера, зная о своей больной поджелудочной, могла бы поменьше лопать жаренного на огне мяса и не так налегать на свой любимый залитый майонезом оливье. И совсем не обязательно, что поплохело тете Вере именно от соуса. Лично Саша как тогда думал, так и продолжал думать, что те пол-палки сырокопченой колбасы, которую тетка Вера схомячила у него на глазах, тоже могли сыграть тут свою роль.
Но родня дружно высказалась за то, что виноваты Лева с Мариной. И мама с папой потом чуть ли не целый месяц навещали обжору в больнице. И не просто навещали, а обязательно должны были привозить ей что-нибудь вкусненькое. А вкусненькое в ее понимании было обязательно жирным, острым, приторно-сладким или жутко соленым. То есть привозить требовалось все то, что тетке Вере было категорически нельзя.
Если же тетка своего пайка не получала, она устраивала родителям форменные истерики. И звонила всем родственникам подряд, жаловалась на этих жестокосердных негодяев – Леву с Мариной, которые мало, что ее в больницу определили, так еще и заботиться о ней хорошенько не желают. Хорошо еще, что главврач встал на сторону Сашиных родителей. Лично провел обыск в палате у пациентки и на глазах у обомлевшей тетки Веры изъял ее любимые охотничьи колбаски и килограммовый тортик со взбитыми сливками.
– Больше ничего не привозите! – сказала тетя Вера, в которой жадность наконец-то взяла верх над страстью вкусно покушать. – Нечего этого дармоеда моими деликатесами кормить.
И через пару дней выписалась из больницы, хотя до этого уверяла, что пролежит тут еще без малого две недели.
Но все эти прошлые фокусы были ничто по сравнению с теми обвинениями, которые родня выдвинула против Сашиной семьи сейчас. Теперь их обвиняли в убийстве. А убийство – это вам не салюты и не соус. Это дело могло обернуться для Сашиной семьи уж совсем скверно. И начало этому процессу было уже положено.
Например, дачные соседи при появлении возле дома Сашиных родителей полиции сбежались просто в невиданном доселе количестве. Многие из них приняли участие в происходящем в качестве внимательных наблюдателей. И Саша не сомневался, соседи мотают себе на ус каждое слово, неосмотрительно сказанное в адрес хозяев дома их родственниками. Сашиного отца это обстоятельство тоже тревожило не на шутку. И как только полиция уехала, он в ультимативной форме потребовал от всех посторонних покинуть его дом. После чего родственникам было предложено разойтись по своим комнатам, раз уж до завтрашнего дня никому нельзя покинуть поселок.
Саша ушел одним из первых. Ему было о чем подумать. Если соседи посудачат да и забудут, то родственники – дело другое. Родня у них отличалась удивительной злопамятностью. И даже куда меньшей провинности было достаточно, чтобы виновный был подвергнут всеобщему презрению и остракизму. С Сашей и его родителями родственники вообще могли прервать отношения, как случилось однажды со Славой. На целых два года его полностью изъяли из семейного общения. Славу не приглашали ни на одно из семейных сборищ. И тетя Маша сама настаивала, чтобы никто не звонил ее сыну и не поддерживал с ним отношения.
Что послужило причиной такого наказания, Саша так и не удосужился узнать. Когда спрашивал, родители отводили глаза и начинали что-то бормотать про самодурство некоторых матерей. Потом Слава снова появился на семейных сходках. Он похудел, побледнел и выглядел жалким и подавленным. Как побитый пес, вернувшийся к своим хозяевам с поджатым хвостом, он больше никуда не исчезал и всюду преданно сопровождал отца с матерью. Родители даже по такому случаю купили Славе новую машину. Ну, не совсем Славе, а чтобы они втроем могли с комфортом на ней передвигаться.
Машина была хорошая, что и говорить. Деньги в семье дяди Толи водились. Вряд ли он сам, никогда и нигде подолгу не работавший, смог бы скопить на старость приличных размеров загашник. Скорей всего, дело было в тете Маше. Эта женщина никогда особо о себе не распространялась, предпочитая слушать, что говорят другие. И о том, где она работала, кто она по специальности и чем вообще занималась в жизни, Саша представлял себе очень смутно.