Дай! Дай! Дай!

И надо сказать, что с выбором тетя Люся не ошиблась. Если в танцах ее слегка угловатые движения сразу же бросались в глаза, то та мазня, которую вдохновенно малевала на своих полотнах тетя Люся, имела хорошие шансы прославиться со временем. Ведь современники не принимали Ван-Гога и даже Моне. Организаторы гнали их со всех выставок и осыпали бранными эпитетами. А уж что писали про их картины критики, вообще лучше было не читать. Но сейчас их картины ценятся на вес золота. К ним пришли слава и успех. А все почему? Потому что они верили в себя и в то, что они делают.

В таких делах главное – это упорство. Если с утра и до ночи рисовать одному тебе видимые образы, то рано или поздно достигнешь в этом деле совершенства, и у тебя станет получаться что-то действительно стоящее. А упорства тете Люсе было не занимать.

– Вот это мои ранние полотна! – показала тетя Люся на приличную пачку акварелей и масляных полотен, сложенных в углу комнаты. – Вряд ли они меня прославят. Я и сама иногда просматриваю их и удивляюсь, до чего же плохим художником я была в ту пору! Сколько ошибок! Вы себе даже и не представляете!

– Но теперь-то вы рисуете вполне прилично, – ляпнула Ритка, и тетя Люся немедленно надулась.

– Что значит прилично? Теперь мои творения – совершенны! Вот хотя бы взять этого Арлекина!

И она вытащила картину, на которой был изображен паяц, цветовая гамма шедевра была сине-красной, отчего лицо бедного Арлекина приняло какой-то синюшный, мертвенный оттенок. А пейзаж за его спиной горел, наоборот, адским пламенем. Но сам Арлекин, несмотря на плохое состояние здоровья и нездоровую экологическую обстановку вокруг себя, чувствовал себя в этом месте отлично. Об этом говорило выражение его лица – плутоватое и злобное одновременно.

Надо сказать, что, несмотря на весьма спорные характеристики полотна, оно чем-то завораживало. Например, Ритка так и уставилась на костюм в сине-красную клетку, в который был облачен Арлекин, совсем забыв и про дядю Борю, и про своего собственного мужа, и про все, что с ними случилось.

– Какое странное у него лицо, – задумчиво прошептала она.

– Еще бы не странное! – откликнулась также шепотом Мариша. – Немного я видела людей с таким цветом лица!

– Да нет! Не в этом дело. Просто оно мне кого-то напоминает.

– Мы сюда не картинами пришли любоваться.

– Да, да! Ты права! Разумеется, ты права!

Отдав дань творчеству хозяйки квартиры, подруги наконец смогли перейти к сути интересующего их вопроса. И тетя Люся рассказала им все в подробностях. Мало того что она лично и хорошо знала покойного дядю Борю, много с ним общалась и даже дружила. Так еще она была вызвана в качестве понятой во время осмотра его квартиры оперативниками.

И теперь охотно делилась душераздирающими подробностями с подругами.

– Мужа твоего я бы заподозрила в причастности к убийству дядюшки в последнюю очередь! – откровенно заявила она Рите. – Такой славный мальчик. Добрый, вежливый. Я его помню с детства. Вечно с ним что-нибудь случалось. То в лужу упадет, то из окна вывалится, а то и вовсе под машину угодит. Постоянно его били хулиганы, отнимали деньги на завтрак и портили его тетрадки и учебники.

– Да. И с тех пор мало что изменилось, – грустно согласилась Ритка. – Разве что неприятности стали покрупнее порчи школьных тетрадей.

– Но дядюшку своего он очень любил. Часто приходил к старику. И в детстве, и когда подрос. Поэтому-то я и не удивилась, когда увидела его в тот вечер поднимающимся по лестнице.

– Никита был здесь?

– Был. Мы столкнулись с ним на лестничной клетке. И я сразу же с ним поздоровалась.

Но обычно приветливый и дружелюбный Никита в этот раз лишь буркнул что-то неразборчивое в ответ. И, ничего не прибавив, даже не спросив у тети Люси, как ее здоровье и как продвигается ее творчество, пошел дальше наверх, в квартиру дяди.

– Признаюсь, я этому очень удивилась. Никита всегда был таким вежливым мальчиком. А тут у меня в руках были два огромных пакета с продуктового рынка, а он даже не предложил помочь мне их поднести. А я и сахар купила, и крупу, и овощи. И все в большом объеме, оптом. Так дешевле получается.

Это хамское отношение к ней всегда приветливого Никиты очень удивило и расстроило впечатлительную тетю Люсю.

– Я даже сказала самой себе, что и лучшие из нас с годами портятся. Вот и Никита очерствел душой, уже не так вежлив и приветлив.

Но потом произошли события, которые начисто избавили тетю Люсю от этих чувств, заменив их куда более острыми ощущениями.

– Не успела я разложить принесенные продукты по местам, закрыть шкафчики и холодильник и вернуться к себе в комнату, как у меня над головой что-то упало. А над головой у меня, между прочим, квартира Бори, а точней, его библиотека. Значит, упало именно у него в библиотеке.

В тот момент тетя Люся ничуть этим шумом не озаботилась, потому что сосед говорил ей, что хочет сделать небольшую перестановку у себя в библиотеке. У него скопилось столько книг, что они уже не умещались в шкафы. И Борис Аркадьевич – так звали Никиткиного дядю – заказал себе еще один шкаф, который ему и доставили два дня назад, собрали и установили.

– Но потом Борис передумал и захотел поставить шкаф в другом месте. Он мне об этом говорил давеча. Вот я сначала и подумала, что это они с Никитой двигали шкаф да что-то там уронили.

С Никиткиной «везучестью» этому легко можно было поверить. Потом над головой у тети Люси еще пару раз что-то падало, тоже тяжелое. И один раз даже раздался звон, из чего женщина заключила, что у ее соседа и его племянника дела идут не ахти как.

– Представляете, я даже хотела подняться наверх и посодействовать им. Но потом одумалась. Взрослые мужчины, что я буду соваться к ним со своими указаниями.

Часов около одиннадцати вечера шум прекратился. И тетя Люся услышала, как у ее соседа хлопнула входная дверь. Никита ушел от дяди. Рассудив, что ей не стоит сегодня тревожить покой соседа, который весь вечер занимался перестановкой и наверняка страшно устал, тетя Люся спокойно улеглась спать.

На следующий день она поднялась не очень рано. Выпила чашечку кофе и хотела взять в руки кисти. Но что-то тревожило ее, не давая нормально работать. Она позвонила Борису, но тот не снял трубку. Это было странно. И как-то очень уж не по-доброму странно.

После вчерашней перестановки в квартире Бориса Аркадьевича наверняка должно было остаться много мусора. А так как тетя Люся в ожидании, когда к ней придет слава великого художника, подрабатывала уборкой чужих квартир, то она думала, что Борис позвонит ей сам и предложит подняться и убраться у него.

Но вначале женщина не слишком встревожилась. Сосед мог выйти в магазин или по другим своим делам. Однако любопытство с каждой минутой становилось все сильней и сильней. Тете Люсе страх как хотелось взглянуть на перестановку, затеянную соседом. И постепенно в ее голове созрел план – подняться наверх без приглашения и открыть дверь своим ключом.

– А что тут такого? Мне все равно нужно было убирать у Бориса Аркадьевича. И даже лучше, если бы я занялась этим в его отсутствие.

Тетя Люся часто так делала. Правда, обычно сосед предупреждал ее о том, что его не будет дома несколько часов и что она вполне может в это время убраться у него. Но тетя Люся убедила саму себя, что сосед просто забыл это сделать. Взяла ключик, который всегда висел у нее на гвоздике возле входной двери вместе с ее собственными ключами, и пошла к соседу.

Каково же было удивление тети Люси, когда она обнаружила, что входная дверь открыта. Томимая какими-то нехорошими предчувствиями, она пошла дальше. Обошла всю квартиру. И наконец в той самой библиотеке, где вчера слышала шум, увидела бесчувственное тело Бориса Аркадьевича, лежащего на полу в крови и придавленного шкафом.

– Бедный! – всхлипнула тетя Люся. – Сначала я его даже не заметила. В библиотеке был страшный разгром! Все книги валялись на полу. Один из шкафов был перевернут. Стеклянные дверцы разбились и засыпали весь пол осколками.

Борис Аркадьевич лежал на ковре, почти полностью засыпанный книгами и битым стеклом. Наружу торчали только его ноги, о которые и споткнулась тетя Люся. В порыве она принялась раскидывать книги, пытаясь добраться до тела соседа и помочь ему.

– Про это мне молодые люди, которые приехали потом на мой вызов из милиции, много чего сказали. Ругались на меня ужасно! Оказывается, нельзя было ничего трогать на месте преступления. Но поймите, я же в тот момент не думала о преступлении! Я думала, что Борис еще жив и ему можно и нужно оказать помощь!

Однако сосед оказался мертв. Он был совсем, совсем мертв. Никакой помощи ему уже не было нужно. Это поняла даже далекая от медицины тетя Люся. Едва она увидела сведенное судорогой лицо покойника, и его неестественно свернутую шею, и большую кровавую дыру у него в голове, как ей стало дурно. На дрожащих ногах женщина доковыляла до телефона и набрала «02».

– А потом я стала ждать. Никуда не пошла, да у меня и сил-то не было, чтобы идти. Так тихонько сидела в коридоре возле дверей, и все.

Там ее и обнаружили оперативники, прибывшие на вызов. И врачи, приехавшие вскоре за ними. Оперативники сразу же стали очень деятельно осматривать квартиру. А один из них отвел тетю Люсю на кухню, налил ей там воды и предложил рассказать всю правду, что тетя Люся и сделала.

Потом ей пришлось рассказывать это еще нескольким людям. Потом с ее слов что-то записывали, она подписывалась. И пока вся эта волокита длилась, у тети Люси было много возможностей услышать, о чем говорят между собой менты. И сделать кое-какие выводы из услышанного.

– Они были совершенно уверены, что это Никита убил своего дядюшку. Да ведь и я сама видела, как он поднимался к нему. А потом я услышала шум, который мог возникнуть во время драки. Что должны были подумать милиционеры? Только то, что Никита напал на своего дядю и убил его.

Для своих шестидесяти трех лет Борис Аркадьевич был еще очень крепким мужчиной. Выглядел он от силы на пятьдесят. И одно время непризнанная художница даже носилась с мыслью закрутить роман с привлекательным соседом.

Кроме всего прочего, то есть помимо квартиры и представительной внешности, Борис Аркадьевич был очень богат. Всю свою жизнь он работал искусствоведом. А в последние годы давал консультации в антикварных салонах, куда люди часто приносили ценные вещи и где всегда требовался специалист, чтобы определить и их истинную рыночную ценность, и подлинность.

– Борис Аркадьевич был очень богат. Думаю, что он частенько сам скупал ценные вещи, что-то впоследствии перепродавая, а что-то и оставляя себе. У него в квартире было множество ценных старинных вещей.

Но, как ни странно, ни одна из этих дорогих вещей не была тронута. Вообще вся квартира, за исключением библиотеки, не пострадала. Разгром был учинен только в одной комнате. И это было похоже на старательный обыск, когда преступник выкидывал книги из шкафов, просматривал их одну за другой, а потом брался за следующий шкаф.

– Трудно сказать, что именно преступник искал среди книг. Но, как я уже говорила, ни одна из ценных вещей, которые были в квартире у Бориса, его не привлекла. Ни серебряные подсвечники семнадцатого века. Ни зеркало в костяной оправе с золотыми инкрустациями. Ни многочисленные фарфоровые безделушки. А ведь самая дешевая из них стоила десятки тысяч рублей. Мне Борис сам говорил об этом. И просил обращаться с этим фарфором очень бережно. И ни одна из этих вещичек не пропала!

Но ментов это как раз не удивило.