Пиф-паф, прекрасная маркиза!

Врать бабушке Василисе не хотелось, и потом она знала, что это все равно бесполезно. Сколько раз на собственном опыте убеждалась, что бабушку ей нипочем не провести. Василисина бабуля обладала поистине невероятным чутьем на ложь.

Василиса, совсем уж нога за ногу, брела по улице. До дома бабушки оставалось уже рукой подать, и, погруженная в свои мысли, старалась идти как можно медленнее. По сторонам почти не смотрела, а потому прошла мимо припаркованной у дома старенькой машины темно-зеленого цвета с полнейшим равнодушием. Стоит себе, и пусть себе стоит. Немного странно, что хозяин предпочел оставить свою красавицу на улице, а не загнал во двор, но мало ли почему он так поступил. Его дело. Может, ненадолго заглянул. Может, уезжать ему скоро.

Девушка пошла дальше и не заметила, что за ее спиной в салоне машины поднялась темная человеческая фигура. Человек выглянул из окна и пристально уставился на Василису, словно недоумевал, откуда она взялась. На нем были кепка, плащ и мешковатые брюки. Тот самый наряд, который Василиса видела совсем недавно на двойнике Владимира Ильича. И человек был тот самый. Он успел обойти поселок и вернуться к своей машине обходными путями, пока Василиса тащилась по главной улице.

Но она ничего не заметила. Ни человека в машине. Ни того, как он похож на испугавший ее призрак. Она шла и думала о своей бабушке. И было о чем подумать.

Глава 2

В поселке о ее бабушке всегда ходили слухи, что она «может сделать». Что и кому, этого маленькая Василиса не понимала, но не могла не видеть, что их дом люди стараются обойти стороной. Если и заглядывают, исключительно по делу и никогда не засиживаются.

– Бабушка, а почему к нам гости никогда не ходят?

– А зачем?

– Интересно же. И нас к себе в гости кроме тети Светы никто не зовет.

Тетей Светой звали ближайшую соседку, единственную, с кем бабушка в Карповке близко зналась. Тетя Света была подругой мамы Василисы, а с матерью самой тети Светы дружила еще бабушка Василисы. Дружба эта сложилась, когда сразу после войны бабушка Нина со своим мужем, дедом Василисы, перебрались в Карповку. Потом по наследству дружба досталась матери Василисы, а от нее внучке.

На эти вопросы бабушка ворчливо отвечала:

– Станешь взрослой, находишься еще по гостям.

Лишь когда Василиса пошла в школу, кое-что прояснилось. Одноклассники ее были ребята простые и не преминули просветить Васю насчет ее бабушки. На первой же перемене ее окружили и начали кричать:

– Ведьма твоя бабка! На метле летает!

Ясное дело, Василиса возмутилась.

– Неправда! У нас и метлы дома нет, только пылесос!

Рядом с ней встала девочка со светлыми косичками. Она сочувственно смотрела на Василису, а потом в знак поддержки сказала:

– И то правда: на пылесосе много не полетаешь, он же тяжелый!

Но другие не сдавались. Обступив Василису и ее светловолосую защитницу, они азартно вопили, тыча в Василису пальцами:

– Ведьмино отродье! Рыжая! Все рыжие – колдуньи!

Волосы у Василисы и впрямь были того огненного оттенка, который нипочем не спрячешь. И глаза зеленые, словно лягушачья шкурка. Но разве от этого она становилась той, кем обзывали ее мальчишки?

Василиса уже примеривалась, как бы ей засадить кулачком самому яростному хулигану, но тут на крик вышла учительница и забрала всех в класс. Она прочла им лекцию о глупых суевериях, которым не место в российской школе, где все равны, невзирая на то, кто и у кого родители или даже бабушки-дедушки.

– Вы теперь все ученики. И единственное, что имеет значение, – ваше усердие, упорство в овладении знаниями и ваш ум. Если услышу еще что-то подобное, поставлю двойку за поведение.

Под страхом двойки, которую никому не хотелось получать прямо в первый учебный день, дети прикусили языки. Но это вовсе не значит, что они стали лучше относиться к Василисе. Только светловолосая девочка, которую звали Аней, как дружила раньше, так и продолжала с ней дружить.

Мальчишки частенько дразнили Василису и раньше. Опытная в таких делах Анька показала Василисе, как нужно отбиваться, чтобы от тебя отстали.

– Кулаком ты их толком не стукнешь. Вон их сколько, а ты одна. Но если возьмешь в кулак чего-нибудь потяжелее, и одна сможешь с ними справиться.

– А что взять-то?

– Хотя бы камень возьми. Или, хочешь, я для тебя гирьку у мамы в магазине попрошу?

С гирькой, зажатой в кулачке, Василиса сумела дать отпор стае мальчишек, которые оказались вовсе не такими уж героями, а на поверку так просто маменькиными сынками. Они разбежались с воплями и соплями, еще и побежали на нее жаловаться. Потом прибежали их родители, требуя исключить хулиганку, которая одна разогнала пяток мальчишек, а троим еще и подарила украшения в виде синяков, шишек и разбитых носов.

Хорошо еще, что директор оказался нормальный мужик. Оглядел сначала щуплую для своих лет Василису, потом рослых опять же не по годам бугаев и с непередаваемым выражением спросил у столпившихся мамочек и их отпрысков:

– И эта девочка смогла побить ваших сыновей?

– Да-да, она самая! – горя жаждой мести, подтвердили родительницы хором.

– Ни за что не исключу ее. Это же будущая олимпийская чемпионка. Да она прославит нашу школу!

И хотя олимпийской чемпионки из Василисы не получилось, но в секцию бокса она пошла и даже кое-какие награды приносила. Драться честно, без гирек, оказалось куда сложней, так что вскоре Василиса оставила этот спорт. Да и не нравилось ей никогда махать кулаками. Куда приятнее было дружить с Аней.

Вот только сама Аня стояла на иерархической лестнице их улицы на самой низкой ступени, потому что ее мама работала на самых непрестижных должностях. То в школе уборщицей, то в магазине, то вовсе где-то на овощебазе. А отца своего Аня и не знала. Не исключался вариант, что и сама Анькина мамаша не имела точного представления об отце своей дочери. Тетя Света была еще той гуленой. А уж влюбившись, она вообще удержу не знала, шла за очередным проходимцем, иногда даже имени его не спрашивала. Такой у нее был порок. Тетя Света боролась с ним, но всегда безуспешно.

Но в периоды затишья любовной страсти она была хорошей хозяйкой и заботливой матерью. Возилась по хозяйству, играла с детьми, работала – и все время ждала свою истинную любовь. Сколько Анька себя помнила, мать всегда зачитывалась любовными романами, твердо веря, что ее принц вот-вот придет к ней, и узнавая его в каждом, кто обращал на нее хоть какое-то внимание.

Но к чести ее надо сказать, все свои беременности, от кого бы они там ни наступали, тетя Света сохранила и воспитание детей на государство не перекладывала. Она записывала детей на фамилию деда и отчества им давала по деду, своему отцу. И хотя двое братьев и сестренка Аньки так явно отличались внешне, что об одном отце и говорить не приходилось, отчество у всех было одно – Мефодьевичи.

Анька уродилась блондинкой и была в семье старшей. Поговаривали, что отцом ее был солист оперы, куда тетя Света сходила один раз в жизни, а вернулась с прибытком. Как бы там ни было, Анька все годы учебы и впрямь была запевалой в школьном хоре. Следом за ней шел Витька, рыжий крепышок, отчаянный бузотер и драчун. Энергия так и била из него ключом. Он был похож на тети-Светиного соседа Ваньку, погибшего, как говорили, при исполнении воинского долга.

Еще один брат, Вовка, был сухощавым и узкоглазым, сразу ясно, что здесь не обошлось без примеси азиатской крови. Об отце тетя Света и вовсе рассказывала какие-то небылицы – вроде как тот был то ли потомком индийских раджей, то ли правнуком китайского мандарина. Вовка и впрямь обладал непонятно откуда взявшимся высокомерием.

Наконец, последней у тети Светы родилась Валечка. Золотистой, легко впитывающей загар кожей, темными волосиками и ореховыми глазками она намекала, что могла быть дочерью Ашота, владельца маленького кафе, где тетя Света одно время работала официанткой.

Рождение Валечки тетя Гаяне восприняла болезненно. Она потребовала от мужа уволить официантку, что толстому Ашоту и пришлось сделать. Верно или неверно, что Валечка от него, но мир с законной супругой дороже внебрачного ребенка. Так он и сказал тете Свете, когда, пряча глаза, выплачивал ей зарплату за последние отработанные в кафе дни.

Но тетя Света не унывала. Остаться без мужа не казалось ей чем-то страшным. Государство платило ей как одинокой матери пособие, плюс приработки, плюс собственный огород и курочки, плюс помощь соседей, люди-то у нас добрые. Тетя Света была уверена, что в хозяйстве можно прекрасно обойтись без мужика. Вот без любви ей было никак не обойтись.

Тетя Света и была той соседкой, кому Василиса поручила присмотр за бабушкой. Только она из всех старых знакомых и оставалась еще в Карповке в ожидании своей подзадержавшейся где-то любви. Сколько Аня и другие дети ни звали мать к себе, тетя Света неизменно отвечала отказом.

– Нет уж! Столько ждала своего суженого, а теперь возьму и уеду? Даже и не просите. Вот-вот уже приедет, я чувствую.

– Ты это последние сорок лет чувствуешь.

– А теперь особенно ясно чувствую. И когда он наконец объявится, тогда уж мы к вам вместе с вашим новым отцом обязательно приедем.

Кто слышал, те крутили пальцем у виска. Виданное ли дело, на шестом десятке баба, а все о том же. Но Василисе упорство тети Светы даже нравилось. И бабушка, Василиса это знала, не считала тетю Свету глупой.

– Заблудились они в этой жизни, – говорила она о Свете и ее суженом. – Грешили оба много, потому и трудно им встретиться. Вот помру, попрошу там кого-нибудь за нашу Свету. Хорошая она, что бы там люди ни говорили. Хватит ей одной мыкаться. Как помру, так пусть и ждет суженого. Через сорок дней после моей смерти он к ней придет. Ждите.

Тетя Света и Анька, пожалуй, были единственными в поселке, кто общался с Василисой и ее бабушкой по собственной воле. Василиса никогда не видела, чтобы бабушка колдовала или читала какие-то заклинания, но по просьбам соседей она иной раз молилась перед своей иконой то за заболевшего ребенка, то за негодящего мужика, то за захиревший урожай. Когда дело налаживалось, бабушку благодарили, если проваливалось, ругали. Но никто из соседей не заходил к бабушке просто так. Никто, кроме тети Светы. Та ничего не боялась и громко смеялась над суевериями других.

– Я Нину Кузьминичну всю жизнь знаю, лучше ее человека еще не встречала. А вы все глупцы, если такое говорите.