ЗАГС на курьих ножках

– А подробности того давнего преступления знаешь?

– Не-а, – протянул Митя, не отрывая глаз от дороги. – Подробности у матушки можете узнать. А я только знаю, что старик, которого сын зарубил, мельницу держал.

Молчавший до сих пор дядя Паша неожиданно выпрямился и переспросил каким-то не своим голосом:

– Говоришь, убитый был мельником?

Голос дяди прозвучал напряженно, но это заметила одна Катя. Митяй и бровью не повел.

– Ага, мельница раньше выше по реке стояла. Там зерно вся округа молола. Мать говорила, что там мельница задолго до революции появилась. Текла вода, лопасти крутила, жернова вертела – нехитрая технология. А заправляла всем одна семья. Ох, и богатые, сказывают, были люди. Как потом стали говорить – монополисты. Никому другому мельницы строить в округе не позволяли. Чуть какой смельчак сунется – его и спалят.

– Это ведь настоящее преступление.

– А им не все равно? Жадность – такая штука, что, если уж возьмет человека за горло, нипочем не отпустит. Он уже и не понимает, хорошо он поступает или плохо. Одно знает – как бы еще денег заработать. Вроде последний мельник беднее своих предков был. Но и он всем дочерям, а их у него было ого-го, хорошее приданое дал. Не поскупился, не какие-нибудь там кружева-ленточки, а полновесной золотой монетой отсыпал. Потому и обеднел слегка. Наверное, думал, что после дела поправит, а тут Первая мировая, потом революция. От мельникова богатства и следа не осталось. Самого его сослали, мельницу разорили. А потом от водяных мельниц и вовсе отказались. Вместо старой мельницы в колхозе уже построили целый мукомольный завод.

– А что с мельницей стало?

– Сгорела. Теперь на том месте, наверное, и камня от фундамента не найдешь. Но вы, правда, лучше у матери моей спросите, она все эти истории о привидениях может рассказывать часами. А мне недосуг бабские разговоры слушать.

– При чем здесь привидение?

– А я не сказал? Мельник этот, которого родной сын зарубил, с тех пор повадился в Олеховщине бывать.

– Почему там?

– Дом у него был в Олеховщине. А в доме, поговаривают, он схрон сделал. Золотишко, которое пришлось сдать большевикам, – это капля от его богатств. Потому и приходит привидение в Олеховщину, что сердце его там зарыто. Где золото, там и сердце. Вот и распугивает теперь золотоискателей. Боится, как бы золото его не украли.

– И много там золотоискателей бродит?

– В последнее время никто уже не ищет. Но когда матушка молодой была, приезжали, она рассказывала. Только мельник погибший всех разогнал, а кого и погубил.

– Выходит, золото никто так и не нашел?

– Матушка считает, что золото может взять только законный наследник самого мельника. Своему внуку или правнуку старик клад отдаст, а потом и сам успокоится. Только сказки все это, бабские россказни.

– Да-да, – вяло согласился дядя.

Вид у него был таинственный.

В Олеховщину прибыли без приключений. Митя не соврал, здесь на самом деле затевалось грандиозное строительство. Техники и людей было согнано видимо-невидимо. Правда, все они трудились в стороне от места, где раньше находилась деревня. Но всюду, куда ни глянь, ковыряли, сверлили и долбили землю рабочие. Между ними с умным видом ходили прорабы с бумагами и телефонами и что-то деловито обсуждали.

Дядя Паша на строительство едва глянул и потянул племянницу в сторону. Хотя Катька с удовольствием бы задержалась. Ей показалось, что среди рабочих мелькнула фигура Вована.

«Глупости! – одернула Катя саму себя. – Что ему здесь делать? Тебе просто мерещится, моя дорогая. Совсем от своей любви свихнулась».

Митя показал им дорогу на кладбище, но сам с ними не пошел – признался, что кладбищ не любит.

– Матушка ходит. Ладан над могилками курит, свечи жжет, за деда с бабкой молится. Может, и еще за кого, я не знаю. А я не ходок по таким местам. Я вас лучше здесь подожду.

Он выбрал на холме площадку, с которой можно было наблюдать за строительством, и как-то очень ловко развел костер.

– Не работа, а удовольствие, – подмигнул он им на прощание. – А я-то, дурак, не хотел ехать, когда Андрей велел вас проводить. Сейчас бы на тракторе поле пахал, а вместо этого здесь прохлаждаюсь.

Все знают, что никогда не надоедает смотреть только на три вещи: на горящий огонь, на бегущую воду и работающих людей. Все три сейчас были перед Митей. Под горой текла речка, у ног горел костер, а внизу работали люди. Что еще человеку нужно для счастья?

На кладбище дядя долго бродил между каменных и деревянных крестов, напряженно вчитывался в имена. А когда невозможно было разобрать надпись, просто стоял, вглядывался в поросший мхом камень, будто надеялся, что само сердце подскажет.

Катюше это занятие быстро наскучило. Ничего удивительного, что она принялась выдумывать, как бы удрать от дяди под благовидным предлогом. Думала-думала и придумала.

– Дядя, кажется, я потеряла кошелек.

– Ну и растяпа!

– Мне нужно вернуться.

– Куда? На хутор? Или сразу в Питер?

– Почему в Питер?

– Откуда ты знаешь, где ты его посеяла?

– Где-то здесь, уже в Олеховщине.

– Думаешь?

– Я точно помню, что кошелек был, когда мы выезжали с хутора. И когда приехали сюда, он тоже был. Где-то по дороге на кладбище я его выронила. Я схожу посмотрю, ладно?

– Что ж, сходи.

Дядя был слишком увлечен поисками, чтобы вслушиваться в ее слова, и Катька поспешила ретироваться. Нет, возвращаться через пару минут она не собиралась. Нашли дурочку!

Она пошла куда глаза глядят. Дождь прекратился, можно было, наконец, и полюбоваться природой. Места здесь были в самом деле живописные. Самый красивый уголок, конечно, заняла стройка. Туда-то Катя и направилась. Во-первых, люди. Во-вторых, живые. В-третьих, мужчины. Молодые живые мужчины – это было то что надо.

Что поделать, любила Катька поглазеть на мужчин просто так. И не просто, а с мыслями всякими греховными тоже любила. Эти мысли, надо полагать, ее и погубили. Под ноги Катя не смотрела и внезапно почувствовала, что теряет равновесие. Взмахнула руками, но это ей не слишком помогло.

Что поделаешь, люди не птицы, они не летают.

– А-а-а!

Еще стоя наверху, на поросшем травой склоне, она думала, как бы не поскользнуться. И вот теперь с дикими воплями покатилась вниз. Сначала она пыталась затормозить, но под руку попадалась разве что трава, которая тут же оставалась у нее в пальцах. Так Катька и катилась, с пучком травы в каждой руке.

Достигнув, наконец, точки и остановившись, Катька на какое-то время замерла. Просто лежала и пыталась понять, жива она еще или уже все. Но вокруг по-прежнему шумели деревья, журчала река, раздавались голоса рабочих, никто из которых и внимания на нее не обратил. А потому, полежав еще немного, она решила, что хватит, и попыталась встать. Это получилось не с одного раза. Сперва она встала на четвереньки, потом, кряхтя и постанывая, поднялась на ноги и только потом попыталась выпрямиться. И тут же снова замерла. Нет, не от боли в пояснице, а совсем по другому поводу.

Что там поясница! О ней Катька и думать забыла.

Она стояла с вытаращенными глазами и не верила тому, что видит перед собой. Вован!

– Усохни моя душенька, Вован!