Валентина работает у Нины не первый год, стала как бы членом семьи, поэтому позволяет себе иногда весьма откровенные заявления.
– Дурдом! – фыркнула она. – Хозяин вообще… слов нет… Короче, увидите сами.
– Нет! – заорали в глубине дома. – Сказал же: через мой труп!
– Во! – подняла палец Валя. – Началось!
– Что? – испугалась я. Однако мне сегодня не везет: удрала от скандала из Ложкина и заявилась в Киряевку в разгар ссоры. Хотя, согласитесь, чужая свара не столь душевно травматична, как выяснение отношений в собственном доме.
– Папа, надо же посмотреть, что там, – прозвенел голос Арины.
– Никогда! – завизжал в ответ Эрик.
Валентина, забыв про меня, растворилась в коридоре, а я, поколебавшись, пошла в гостиную, откуда и доносились звуки беседы на повышенных тонах. Думаю, Нина обрадуется моему появлению: обычно распри стихают, когда в дом приходит гость, мало кто из хозяев захочет ссориться в присутствии даже очень близкого друга.
Но мой расчет не оправдался – никто из Лаврентьевых должным образом не отреагировал на мое бойкое: «Здравствуйте!» – произнесенное преувеличенно весело.
– Вот, пусть она тебе скажет! – немедленно заявила Арина. – Даша, папа просто обязан вскрыть тайник! Ведь так?
Я в растерянности посмотрела на Нину. Но та даже не повернулась в мою сторону.
– Эрик, институт переживает не лучшие времена, – очень серьезно проговорила подруга, в упор глядя на супруга. – Появилось огромное количество высших учебных заведений, у вчерашних школьников большой выбор, мне пришлось понизить плату за обучение, чтобы привлечь абитуриентов. А это повлекло за собой уменьшение общего финансирования вуза. Тем не менее зданию необходим ремонт. Прекрати это идиотство!
– Чушь! – заорал Эрик.
Я с изумлением уставилась на профессора, поскольку впервые лицезрела его в подобном виде. Ученый всегда тщательно одет, даже дома носит брюки, рубашку, жилет и очень часто повязывает шейный платок. За долгие годы дружбы, я не замечала на его щеках трехдневной щетины, а волосы Эрик тщательно причесывает и даже, кажется, слегка скрепляет лаком. Эрик похож на профессора-гуманитария из западных кинофильмов: он не способен забить гвоздь, умрет от голода рядом с холодильником, забитым едой, начисто забывает о праздниках и днях рождения родственников (впрочем, о своем тоже не вспомнит). Однако в разных ботинках историк никогда из дома не выйдет. Да, его рубашки далеко не модны, Эрик не изучает глянцевые журналы, которые ныне выпускают и для мужчин, ширина штанин его не волнует, но сорочку и брюки профессор наденет чистые и выглаженные, а парфюмерии у него даже больше, чем у нашего франта Дегтярева. Но сейчас Эрик был облачен в мятую темно-серую пижаму. Красный от гнева, шевелюра вздыблена, а на лице выражение собаки, которая увидела, как в квартиру входит кошка с автоматом Калашникова в лапах.
– Нет, нет и нет! – надрывно повторял он. – Хоть убейте! Ни за что!
– Ты никогда о нас не думал! – зарыдала Арина и выбежала из комнаты.
Эрик вздрогнул и тут заметил меня.
– Здравствуй, – вполне нормальным голосом сказал он. Потом вдруг глянул в зеркало, висевшее над камином, и, ткнув пальцем на свое изображение, ахнул: – Это кто?
– Ты, – уточнила я.
– В пижаме!? – попятился он.
– Уютное, домашнее одеяние, – решила я приободрить Эрика.
– Кошмар! – Он схватился он за голову и вылетел вон.
– Что у вас происходит? – повернулась я к Нине.
Подруга села на диван, подобрала ноги и как-то потерянно произнесла:
– Не поверишь, он нашел библиотеку.
– Где? Когда? Неужели и правда там есть древние манускрипты? – принялась я расспрашивать подругу.
Нина пожала плечами.
– Ты знаешь, Эрик очень педантичен. У него было много бумаг, и в конце концов он сумел расшифровать дневниковые записи Панкрата Варваркина. В них вроде бы указывалось: вход в хранилище около столетнего дуба, который растет на кладбище.
– Не очень свежая информация, – перебила я. – Насколько помню, последние лет пять Эрик изучал именно погост.
– Верно, – кивнула Нина. – Все дело в том, что там рос дуб, но вокруг него – ничего, никаких следов клада. А потом муж раздобыл старинный план захоронений и понял: было еще одно дерево. Но его спилили во время Отечественной войны, в сорок первом году. Тут же немцы были, ну вроде они дуб на дрова и порубили. Короче, Эрик туда пошел. Кстати, это совсем и не кладбище…
– Извини, не понимаю.
Нина глубоко вздохнула.
– Что-то я разнервничалась, – призналась она. – Ладно, попробую объяснить спокойно. Эрик знал, что Варваркин оборудовал некое помещение, отнес туда книги и тщательно замаскировал вход. Не забудь, дело происходило в тысяча девятьсот двадцатом году. Тогда представители аристократии были уверены: большевики больше пяти лет у власти не продержатся, надо лишь подождать – и либо вернется монархия, либо Россия станет парламентской республикой. Увезти за границу собрание Панкрат не мог. Он ведь книги коллекционировал, а как их провезешь? Драгоценные камни можно проглотить, картины вырезать из рам и обмотать вокруг тела, а что делать с толстенными томами? Предположим, пользуясь безграмотностью красноармейцев, он заявит: «Эту книгу я взял для чтения в пути». Ладно, пусть изданий будет два, ну три… Но ведь коллекция насчитывает сотни манускриптов и томов!
…Панкрат обустроил тайник и уехал из Киряевки. Дальнейшая судьба Варваркина покрыта мраком неизвестности, доподлинно известно немного: он до Парижа не добрался, умер в пути. Где он скончался, по какой причине? Вроде бы смерть произошла от брюшного тифа, который тогда бушевал в России. Но не станем углубляться в детали, вернемся в наши дни.
Эрик нашел тайник – Панкрат сделал его в холме, который подступает к Киряевке. Почему ученый сразу не подумал о пещере, в которую так удобно притащить ящики?
В дневнике Варваркин писал: «Мертвые воины охраняют старые пергаменты, их души не позволят жестокосердному и алчному человеку тронуть великое наследие». Ну и тому подобное. Слова «мертвые воины» указывали на кладбище. На нем, кстати, похоронены родственники Панкрата: его дядя и два двоюродных брата, павшие во время Первой мировой войны.
Вот Эрик и стал изучать современный погост, да только зря. И лишь недавно, получив сведения о спиленном немцами дубе, Лаврентьев понял: дерево-то росло на подножье холма. Но вот незадача – там нет никаких могил!
Эрик долго бродил вокруг холма, пытаясь понять ход мыслей Панкрата Варваркина. Столетний великан некогда ронял желуди к подножию горы, ученому удалось обнаружить останки пня, покрытые мхом. Но мертвые воины покоятся на приличном от того места расстоянии – родственники Варваркина лежат в семейном склепе. Кладбище в Киряевке было небольшим, тут хоронили лишь крестьян из малочисленной деревеньки да местных дворян с округи. Вот уже много лет погост закрыт, киряевцев теперь хоронят на кладбище около села Петухово. Впрочем, неподалеку от пня была братская могила, где покоились тела тех, кто погиб здесь в сорок первом году. Но ведь на тот момент Панкрат Варваркин уже два десятилетия был сам мертв!
Эрику стало казаться, что загадка не имеет отгадки. Однако недаром говорится: если хочешь добиться успеха, никогда не останавливайся на полпути.
Лаврентьев снова засел в архивах, обошел местные церкви и «взломал»-таки шараду.
Давным-давно, задолго до рождения Панкрата, в село приехал молодой генерал с товарищами. Военный собирался жениться на юной красавице Фотине, дочери дворянина, который жил неподалеку от Киряевки. Но торжество не состоялось – жених сразу по прибытии тяжело заболел и скончался, так и не сходив под венец. Следом за генералом умерли и его сопровождающие. Очевидно, военные подцепили в дороге какую-то инфекцию.
Отец Фотины, человек образованный, испугался распространения заразы и велел немедля захоронить тела, но не на местном кладбище. В холме нашли пещеру, снесли туда гробы, а вход тщательно замуровали. Девушка погоревала, да и вышла замуж за другого. Но, судя по всему, Фотина никак не могла забыть генерала, потому что и годы спустя она часто рассказывала своим внукам и их приятелям о храбрых воинах, которые спят в горе и ждут часа Страшного суда. На деда Панкрата бесконечно повторяемая легенда произвела неизгладимое впечатление, он даже написал лет в десять поэму «Павший воин».
Когда Эрик докопался до этой истории, он помчался к холму и чуть не скончался от радости. Пень от дуба находился в десяти метрах от подножия холма, и если представить себе на месте обрубка настоящее дерево, то его тень в определенный час должна указывать на место, где когда-то был замаскирован вход в пещеру. На сей счет Панкрат оставил в дневнике весьма точные указания: «В час рождения моей матери, в день праздника деда встать так, чтобы увидеть тень, отбрасываемую столетним дубом. На том конце, среди спящих воинов, хранится мудрость».
Эрику снова пришлось полазить по архивам, и в результате он выяснил, что мать Панкрата появилась на свет в полдень, а праздником ее отец считал десятое июля, число, когда его за верную службу царю и отечеству поцеловал лично государь-император.
Ну и все наконец сложилось. Вчера Лаврентьев нашел вход в пещеру…
– Офигеть, – прошептала я, выслушав повествование Нины. – И что, там правда есть библиотека?
– Не знаю, – сердито ответила подруга. – Эрик отказывается вскрывать вход.
– Почему? – изумилась я. – Это же нелогично! Столько лет искал и нашел, теперь надо срочно открыть пещеру. Надеюсь, Панкрат хорошо упаковал книги и хоть малая часть из них сохранилась. Ой, Нина!
– Что? – мрачно спросила та.
– До меня лишь сейчас дошло! В горе ведь хранятся миллионы! – воскликнула я. – Представляешь, каких денег стоят манускрипты в телячьих переплетах? Вы будете сказочно богаты! Даже если библиотеку посчитают кладом и заберут в госказну, то на двадцать пять процентов, положенные тому, кто обнаружит сокровище, можно купить авианосец, ядерный реактор и еще останется на старость.