– Да.
Она обратила внимание на то, каким грустным был его взгляд.
– Ты переживаешь из-за Наташи? – решилась спросить Элен. Ей с трудом дался этот вопрос, она боялась его обидеть, бросить опрометчивое слово, способное разрушить всё, все отношения, нарождающееся между ними, – Я понимаю, ведь она была моей подругой… Ужасная смерть. Говорят, её тело было сильно изуродовано, говорят….
– Элен! Прошу тебя, не надо!
Виктор схватился за голову, крик сам собой вырвался из его горла, и он уже пожалел об этом.
– Прости меня, я не должен был так говорить. Я не должен был выходить из себя.
– Это ты прости меня, ты ведь любил Наташу, и весь класс знал об этом, – она с тревогой посмотрела в холодные, как лёд, серые глаза Виктора, – Мне показалось, что… что новенькая Виктория Баретто очень похожа на….
– Тебе не показалось! – жёстко ответил Виктор, – Тебе не показалось, Элен.
– Может, я поговорю с мистером Лесли, классным руководителем, чтобы её перевели в другой класс. Ведь она всегда будет тебе живым напоминанием о…….о
Она не договорила.
– Нет!
– Она тебе нравится? – вопрос прозвучал упрёком.
– Она не может мне нравиться, потому что….потому что она – не моя Наташа.
– И всё же, она нравится тебе. Я чувствую это.
Виктор не ответил.
Только сейчас Элен ощутила дикий холод, проникающий в каждую клеточку её стройного, как у пантеры, тела, так она была почти обнажённой, если не считать широкого золотого пояса на её тонкой талии.
Виктор набросил на её плечи плед.
– Пойдём в комнату, здесь слишком холодно.
Элен протянула ему поднос.
– Хочешь коктейль? – спросила она.
– Да, но только в комнате.
В комнате Элен было тепло и пахло розами. Виктор выбросил остаток сигареты, который полетел вниз маленьким горящим пучком.
Он смотрел на неё, такую любящую и такую красивую, но ничего не испытывал к ней, ничего из того, что должен был испытывать. Виктор злился на себя из-за этого, но ничего не мог с собой поделать.
Он поставил стаканчик с коктейлем обратно на стеклянный столик. Элен смотрела на него и посасывала свой коктейль через тонкую соломинку, смотрела на Виктора, пытаясь понять, о чём он думал.
– Элен…, – прошептал Виктор, и шёпот этот прозвучал единым вздохом.
– Что?
– Мы не должны были этого делать.
Её томные загадочные глаза продолжали смотреть на него.
– Мы не должны были так далеко заходить.
– Почему? – едва слышно спросила Элен, – Почему?
Он резко пожал плечами:
– Не знаю, Элен. Это неправильно, так не должно быть.
Элен вздохнула:
– Ты не любишь меня.
Подсознательно она надеялась, что он опровергнет её слова, но он снова промолчал. Она в отчаянии села на широкую кровать в ворохе покрывал и зеркал, обняла колени руками, сжалась в комок, словно маленький испуганный никому не нужный зверёк.
– Ты доволен, что включён в состав экипажа? – наконец, спросила она.
– Спасибо тебе.
Виктор крепко обнял девушку и долго прижимал её к себе, боясь, что она неожиданно исчезнет, и её больше не будет с ним. Но она была рядом желанная и милая.
– А ты полетишь? – спросил Виктор.
– Да, – коротко ответила Элен, глаза её переполнились слезами. Она плакала, она была в отчаянии, её душа была истерзана усталостью и болью.
– Я никогда не хочу расставаться с тобой, Элен, – прошептал Виктор и ещё сильнее прижал её к своему телу, – Никогда! Ты слышишь!
Однако его мысли унеслись в огромные бездонные глаза новенькой с Меркурия, и он возненавидел себя за это.
……..
Владислав Лесли представлял собой высокого сухопарого человека со светлыми волосами и тонкими губами, разрезающими его худое лицо на две части. Он носил очки, категорически игнорируя линзы, потому что так его глаза казались больше.
Многие из Школы недолюбливали Лесли за то, что он симпатизировал центурианам, испытывая особую благосклонность к Айрону, и многих это раздражало.
Владислав Лесли скривил свои тонкие губы в презрительной усмешке, когда на пороге класса появился Виктор Мервин.
Мервин виновато понурился, переминулся с ноги на ногу.
– Ах да, сегодня у нас на закуску опоздавшие и злостные прогульщики, – прокомментировал Лесли.
– Я прошу прощения, – пробормотал Виктор.
Ему с трудом стоило выдавить из себя эту жалкую фразу, потому что он терпеть не мог Лесли за его угодливость и слащавость перед центурианами и режимом Айрона.