Монологи с размышлениями

– Нет.

– Так это же – Ваша дочь.

…Бабушку я помню плохо. Теперь спустя столько лет я понимаю, что она была очень несчастным человеком….и нелюбимой женщиной.

Я помню, мы ездили всей семьёй в Горно-Алтайск. Это было, когда мне исполнилось лет двенадцать. Помню, как мы переезжали через бурную неспокойную реку Катунь.

…..Помню, как я ходила по берегу и собирала речные гальки – это были плоские или овальные камешки, либо голубые, либо серые. Это были те места, где жил когда-то Василий Шукшин и Михаил Евдокимов. Я даже завела блокнот, где рисовала свои впечатления с помощью обычных цветных карандашей: памятники, обелиски, небольшое озеро, на берегу которого расположен санаторий. Люди катались там на катамаранах, просто отдыхали. А на скале мелькали надписи, оставленные туристами и отдыхающими: «Здесь был такой-то».

Удивительно красивые места с уникальной природой. Помню, мы ехали мимо долин и холмов на «жигулях», и на фоне сине-зелёных вершин, словно белая фасоль, рассыпались стада коров и овец. Иногда там случались землетрясения, но не так часто, и в это время телевизоры начинали барахлить. Я этого не видела, но мне рассказывали.

Помню, мы ездили на Кавказ к деду Николаю: я, папа, мама, брат. Мне, кажется, было тогда около года или полтора. Я помню, только довольно смутно голубые горы с далёкими недосягаемыми шапками льдов, поле ромашек….

Кстати, у нас в семье сохранились слайды. На одном из них мама – красивая молодая женщина в голубом платье и я – маленькая девочка, сижу у мамы на коленях, а в моих руках – мяч. Вокруг – бездонное ромашковое поле и горы….

С мячом у меня тоже связаны определённые воспоминания. Помню, когда-то мама и я отдыхали на Чёрном Море, наверное, в Евпатории в санатории «Мать и дитя» (меня постоянно возили по санаториям, потому что в детстве я была очень болезненным ребёнком). Как-то раз возле берега я решила поиграть с мячом. Это был лёгкий резиновый надувной мяч – белый с синими и красными полосами. Вдруг волна усилилась, и мяч выпал из моих детских рук и был тут же подхвачен ею. Мне хотелось его поймать, но бесполезно – мяч всё равно с каждым разом уплывал всё дальше и дальше от меня. Помню огромный оранжевый полукруг закатного Солнца, на его фоне – мяч, слёзы стояли в моих глазах, потому что тогда мне казалось, что с этим мячом уходит безвозвратно что-то далеко-далеко и навсегда….И мне стало тогда очень грустно….

…..Мама рассказывала, как она с нами, мной и братом, купалась в озере. Дед Николай жил со своей второй женой, бабой Женей, в отстроенном им самим деревянном доме возле озера в предгорьях Кавказа.

Возможно, у бабы Жени был «недобрый взгляд», потому что со слов мамы, когда она наблюдала за нами с берега, у неё вдруг резко свело ноги, и она почувствовала, что начинает тонуть.

– Возьми сестру и плыви к берегу, – попросила она брата.

Затем каким-то чудом она (мама) вновь ощутила свои ноги и потихоньку поплыла. В моих воспоминаниях бабушка Женя осталась обычной женщиной в платке и очках с чёрной оправой. Хотя её я плохо помню.

Мама рассказывала, что в доме существовала комната, в которую баба Женя никого не впускала. Что там хранилось, никто доподлинно не знал; возможно, там лежал старый хлам или какие-то вещи, уже не использующиеся в хозяйстве. А может быть, она применяла ритуалы чёрной магии, и там, в той комнате, лежали эти предметы.

Мама рассказывала, что нам пришлось уехать от деда Николая, потому что я всё время температурила и капризничала, словно меня там «сглазили». Когда мы, наконец, приехали обратно в наш родной Глазов, моё здоровье загадочным образом восстановилось.

Папа…..Каким он остался в моих воспоминаниях? Помню, что я его очень любила, он всегда был для меня образцом скромности и порядочности. Передо мной несколько фотографий, на которых я вижу своего отца. Вот он – молодой офицер в военной форме, глаза большие карие. Чем-то похож на актёра Вячеслава Тихонова в его памятной роли Штирлица. Ему как-то даже сказала об этом проводница в поезде.

– А Вы случайно не брат Тихонова? – спросила она.

– Нет, – ответил папа.

Вот фотография, где я стою рядом с отцом – маленькая пятилетняя девочка в серой кофточке с разноцветными полосками. Правда, фотография чёрно-белая, но я отлично помню, что кофта была именно серой, а полоски на ней – разноцветные. Глядя на фотографию, можно сразу сказать, что между этими двумя людьми существует полная идиллия.

Вот папа в командировке в каком-то посёлке – уже зрелый мужчина с уже пробившейся сединой. Я помню, он очень рано поседел.

В командировки папа ездил довольно часто, и подобные отлучки я переносила нелегко. Я очень скучала по нему. Однажды он уезжал в командировку в день моего рождения, когда мне исполнялось восемь лет. Мне тогда было грустно, потому что я хотела, чтобы папа был со мной рядом; я его очень любила.

Не знаю, возможно, у них с мамой в семейной жизни не всё было гладко и радужно; да и гладко и слишком легко редко у кого бывает. Папа всю жизнь мечтал быть моряком; у него даже есть татуировка на большом пальце левой руки в виде якоря. Эту татуировку он сделал себе сам своими руками.

Затем он хотел стать лётчиком. Его не взяли в эти войска из-за плоскостопия. Впоследствии он поступил в Ленинградское военное училище, где два года проучился на радиотехника. Затем служил в ракетных войсках в городе Глазове, где и познакомился с мамой.

Мама рассказывала, как они переехали в новую квартиру, и мама сразу же занялась ремонтом.

«Когда он пришёл со службы, вместо того, чтобы помочь мне, он перешагнул через меня», – так говорила мама, вспоминая это далёкое время их совместной жизни. Твой отец тогда сказал мне: «Я служу своей Родине, и мне недосуг заниматься каким-то там ремонтом и вообще ходить за продуктами по магазинам».

Помню, как папа подарил мне на день рождения подарок – зубную щётку, пасту, зубной порошок и зубной эликсир – всё это находилось в красивой картонной коробочке оранжевого цвета с яркими цветами, и всё это тогда чудесно пахло.

Здесь у меня фотоальбом с семейными фотографиями: вижу папу в военной форме с погонами. Его фотография висела на Доске почёта в раме в ракетных войсках: красивый мужчина с уже пробивающейся сединою в волосах и твёрдым взглядом.

Их направляли в Казахстан по службе. Папа рассказывал, как они ночевали в степи в лютый холод, укрывшись в палатках одной рогожей.

Такова жизнь…..

4

«…Путешествие длиною в жизнь
начинается с одного единственного шага».
(Конфуций).

…В юности я тоже была обычным подростком, ничем не хуже и не лучше других. Училась в обычной средней общеобразовательной школе. Потом в четвёртом классе меня перевели в английскую школу – школу с углублённым изучением английского языка.

Почему меня перевели? Просто считалось, что процент поступления в ВУЗ из такой школы намного выше, чем из обычной.

Перед переводом мне пришлось усиленно по ускоренному курсу заниматься английским языком. Мне наняли преподавателя, которая преподавала английский в педагогическом институте. Кроме меня у неё на занятиях было ещё двое: девочка и мальчик.

Помню, я очень боялась эту женщину, потому что она была строгой и требовательной. Её звали Лия Павловна – полная с чёрными кудрявыми волосами, чем-то похожая на восточную женщину. Иногда она передразнивала меня, потому что мне с трудом удавалось произношение. Однако способности у меня были и даже очень неплохие. Я делала успехи медленно и постепенно, но всё же делала.

Помню, как дворовые девчонки – мои подружки по дому, играли в мяч в «зайцев и охотников», а я возвращалась с занятий, наспех ела, затем вновь садилась за английский. Были летние каникулы, мне очень хотелось пойти поиграть с остальными детьми, но я не могла себе этого позволить. Я должна была упорно заниматься, чтобы к концу лета завершить программу четырёх классов.

Мама тогда подумала, что мне будет веселее, и я лучше освою курс, если со мной позанимается моя будущая одноклассница Маша. Мы познакомились с ней за несколько лет до этого, потому что она жила в соседнем доме.

Помню, она была черноволосой с тёмно-карими глазами – симпатичная девочка с довольно смелым характером и врождённой твёрдостью души. Не знаю, возможно, я всегда являлась для неё «рохлей», «ни рыбой, ни мясом». Однажды она сказала мне: «Ты – тряпка, не можешь „построить“ своих родителей». После этих слов помню, что я накупила таблеток и наглоталась их. Кажется. это был обычный димедрол. Тогда в советское время его можно было свободно приобрести в аптеках.

Итак, я перешла в новую школу с углублённым изучением английского языка в новый класс. Помню первое сентября, где нас, школьников, собирали сначала на школьном дворе, а затем в спортзале. Там проходила торжественная линейка. Море цветов, белые, чуть ли не кружевные фартуки, лаковые туфельки, огромное количество бантов именно белых и пышных. Это был мой пятый класс.

Когда я пошла в первый, то тогда тоже была торжественная линейка перед школой. Я должна была среди немногих будущих первоклассников прочесть стихотворение на этой линейке, которое меня попросили выучить накануне. Вернее, это было не стихотворение, а четверостишие, заканчивающееся следующими словами: «только булки в закоулке на деревьях не растут». В этот стих был вложен большой смысл – нужно упорно трудиться, тогда ты достигнешь успеха, ничего так просто в жизни не даётся.

Наверное, я не поняла этот смысл, потому что постоянно вертела головой по сторонам, испытывая сильное волнение, ведь всё для меня тогда было ново и необычно.

Судьба уже тогда предрекала мне свой вердикт, но могла ли я знать наверняка? Для меня мир казался совсем другим, мир с позиции семилетнего ребёнка.

Помню, как в пятом классе у нас совместно с параллельным «а» классом было мероприятие, посвящённое дню рождения Ленина. Мне нужно было прочесть стихотворение, посвящённое Ленину – вождю Революции.

……Стихи должны были читаться под видеослайды, где рассказывалось про жизнь Ленина. Но в самый ответственный момент я забыла стихотворение, несмотря на то, что накануне очень долго и упорно учила это стихотворение. Помню, меня охватил ужасный конфуз, потому что в тот момент я покраснела и сильно вспотела. Мне было стыдно, очень стыдно. Хотя почему? Разве я сделала что-то предосудительное? Меня постоянно бросало в пот.

Однажды учительница по географии так и сказала прямо на уроке, не называя моего имени:

– От одной девочки ужасно пахнет, – оглядев класс Нелли Владимировна (так звали учительницу по географии), добавила: – Ведь она же – девочка. Нужно часто мыться.

Я часто мылась, но из-за своей полноты у меня был «вредный пот» с отвратительным запахом. Лена, моя одноклассница, почему-то подумала, что всё вышеназванное относится именно к ней. Она расстроилась. Говорили, что Ленка проревела почти всю ночь. А я чувствовала, что эти слова относились именно ко мне, но ничего не сказала, потому что боялась, что меня станут презирать после этого.

Даже проходя практику в операционном блоке (я подрабатывала там санитаркой в шестнадцать и семнадцать лет), сестра-хозайка постоянно отчитывала меня за этот запах пота. Она не знала, что я ежедневно мылась и даже не раз, а несколько раз на день.

– Жуй тогда жвачку, – разводила руками Нина Владимировна.