Монологи с размышлениями

Семейная жизнь с бабушкой Ниной у деда как-то не сложилась. Со слов отца дед приезжал домой, устраивал попойки своим приятелям, затем вновь уезжал на долгое время. Семью он практически не содержал.

Возможно, из-за того, что у моего папы было отчуждение с его отцом, существовало в будущем некоторое отчуждение между ним и моим братом. Словно по какой-то заезженной колее. Мой брат был старше меня на десять лет.

Папа являлся не единственным ребёнком в семье. У дедушки Николая и бабушки Нины кроме отца была ещё общая дочь Валентина. В связи с тем, что бабушка Нина вышла замуж, уже будучи вдовой, у папы и Валентины существовал ещё сводный брат Василий (от первого брака бабушки Нины Григорьевны и её покойного мужа Егора). О первом муже бабушки Нины в семейных хрониках не осталось практически никакой информации. Осталась лишь фотография Василия. Большой глянцевый портрет в картонной раме, местами заретушированный опытным фотографом того времени.

Передо мной молодой парень лет восемнадцати с короткой стрижкой и голубыми, какими-то даже задумчивыми глазами. Внешне с отцом Василий не был похож (я имею в виду с моим отцом – т.е. со своим сводным братом). Его дальнейшая судьба сложилась очень трагически. Папа рассказывал о том, что Василий любил выпить. Случилось так, что он упал с коня и повредил себе позвоночник.

– Если бы его никто не трогал, а дождался врача, возможно, он бы остался жить, – говорила бабушка Нина Григорьевна, – но все начали его активно двигать, перетаскивать куда-то.

Наверное, повредился спинной мозг и жизненно важные центры, заложенные в нём. Это я так думаю сейчас с позиции уже дипломированного врача.

Папа рассказывал, что со стороны его отца Николая родственники как-то не поддерживали отношений, он их почти не помнил. Знал только, что у них была в деревне хорошая пасека, но мёдом внуков они почему-то практически никогда не угощали.

Мой прадед – отец бабы Нины, являлся деревенским старостой, в деревне его очень уважали и всегда советовались с ним. Вот передо мной фотография прадеда с прабабушкой. Я вижу крепкого коренастого человека, эдакого богатыря с бородой и добрым совершенно открытым лицом. Я думаю, что у этого человека был незлобливый характер и добрая душа. Рядом с ним – его жена, моя прабабушка Домна.

Папа рассказывал, что Домна была верующей женщиной. Она знала все церковные праздники, все посты, которые очень тщательно соблюдала. Также Домна Алексеевна (так звали мою прабабушку), знала много молитв, научив им своего внука Сашу – то, есть моего отца. На фотографии рядом с прадедом я вижу простую деревенскую женщину темноволосую с чёрными глазами. У них была единственная дочь Нина и несколько сыновей.

Один из них являлся прокурором Новосибирской Области в 1937 году. Папа рассказывал, что его арестовали по доносу и вместе с его соратниками замуровали в каменном доме.

…..Все эти люди погибли от недостатка воздуха. Когда через какое-то время этот дом вскрыли, они уже все были мертвы. Папа рассказывал, что его предки когда-то переселились из Орловской губернии центра России в Сибирь, потому что бежали от бедности и проблем. Их фамилия была Образцовы – типичная русская фамилия. Затем во время Великой отечественной Войны, когда вся деревня была превращена в рабов, люди жили и работали лишь «для страны», для «победы». У них не было паспортов, т.е. они не могли сменить место жительства.

Приезжали сборщики податей, которым вменялось с каждой семьи собрать столько-то литров молока, килограммов мяса и т. д. Если положенное количество не сдавалось в государственный «общак», значит, на эту семью налагался штраф, или эти люди рассматривались как «враги народа, подрывающие советскую власть».

Правительству было неважно, беден ты, сколько у тебя ртов в семье, ты обязан был отдать от себя «план» а выживешь ты или нет, никому до этого не было никакого дела. Денег в деревне практически тоже не было. Каждому работнику в колхозе насчитывались «трудодни». Ты также должен был успевать работать одновременно на себя и на государство. Папа рассказывал, как он, ещё будучи ребёнком, помогал матери зарабатывать эти самые «трудодни». Это было тяжёлое время для советской деревни. Бабушка была вся в работе, утром она давала задание детям прополоть огород.

Папа рассказывал, как однажды он с Валентиной целый день бесились на свежем воздухе – грядки так и остались нетронутыми. Бабушка пришла обратно домой. Увидев, что дети проигнорировали её задание, она по-простому сорвала веник крапивы и начала гоняться за ними по огороду, приговаривая при этом:

– Ах, вы, такие-разэдакие!

Папа рассказывал, что у него остались воспоминания из детства – мать идёт из бани, вокруг лютая сибирская зима, но ему тепло, потому что бабушка держит его – маленького ребёнка, под шубой. Он помнил также, как он с Васькой лежал на печи в доме и тихонько засыпал. А в доме велись размеренные усыпляющие разговоры. Увы, бабушка Нина прожила тяжёлую жизнь. Первый её муж повесился, второй не любил её, она практически сама «подняла» и воспитала троих детей – Александра, Василия и Валентину.

Всё это не могло не сказаться на её здоровье. Я помню, как я очень боялась бабушку, потому что она гонялась за мной по двору, не давая играть с подружками. Я убегала от неё, а она всё равно находила меня. Один сосед по дому однажды сказал маме:

– Почему Вы оставляете ребёнка с этой женщиной?

Мама ответила:

– Это – моя свекровь.

– Она же искалечит вашу дочь, – сказал сосед.

У бабушки было заболевание «старческий склероз», влияющее на её поведение и память. Бывало, она встанет на подоконник во весь рост, раскинет в стороны руки и так и стоит. Родители спрашивали бабушку:

– Почему ты за ней бегаешь по двору?

Она, пожав плечами, говорила:

– Нужна она мне очень! Пусть бегает!

Когда мне было ещё несколько месяцев, а тогда не предоставляли женщине после родовый отпуск такой длительности, как сейчас, мама ушла на работу (она работала постовой медсестрой в детской соматике) и оставила в холодильнике специально для меня в бутылочках кефир из молочной Кухни. Мама перестала кормить меня грудью, когда мне исполнилось четыре месяца (у неё тогда произошло отравление после съеденной рыбы, поднялась температура, и вмиг исчезло молоко).

Мама очень беспокоилась за меня и звонила домой:

– Ой, – махала рукой бабушка, отвечая по телефону, – а она орьёть и орьёть! И чё ей надо?

– А ты её кормила? – спрашивала мама.

Оказалось, что бабушка просто забыла меня покормить.

Однажды, когда мне был всего годик, мы с бабушкой потерялись. Мама рассказывала, как они с отцом целый день искали нас, но не могли найти. В тот день прошёл сильный дождь. Мы вернулись уже под вечер, высохшие после дождя.

– Бабушка, куда вы ходили? – спросила мама.

– А мы всё тут были, – беззаботно отвечала бабушка Нина, будто ничего особенного не произошло.

Не помню, куда в тот день мы уходили; помню только, что в тот день на мне был белый платочек с узорами в виде ярко-красных земляничек.

Ещё папа рассказывал про бабушкины странности тот эпизод – когда брат Вова учил уроки, она таскала его за ухо, приговаривая при этом:

– Сюсило-сюсило, сему мать усила. Не бздеть, не пердеть, не в окошечко глядеть.

Вовка обижался на неё.

– Не обижай бабушку, – говорила мама, – она – старенькая.

Когда мама только забеременела мной, она поначалу боялась рассказать бабушке, своей свекрови, об этом радостном событии. Что-то, какое-то «шестое чувство» мешало ей сделать это. Бабушка узнала только лишь от соседей. Она восприняла это негативно.

– Ишь чё придлумали! – воскликнула она, – Не буду я водиться! Пусть сами водятся!

Брата Вову она любила, почему-то считая его своим сыном, ведь к тому времени у неё совсем почти не было памяти.

Мама рассказывала, что отношения со свекровью у неё были нормальные, однако бабушка обижалась, возможно, потому что все старики бывают капризными и придирчивыми.

– Меня сноха обижает, – говорила она соседям.

Мама рассказывала, что тогда соседи даже «ополчились» на неё всем подъездом. Но мама вообще-то всегда заботилась о бабушке, делала ей уколы, кормила её. Она не чувствовала материнской любви в детстве и несмотря на это, заботилась о бабушке, как заботится дочь о родной матери. Когда, наконец, соседи поняли это, они перестали косо смотреть в мамину сторону. Одна соседка как-то сказала:

– Мы уже хотели к тебе с претензиями идти, Тамар. А потом, когда всё поняли, сказали твоей свекрови, дескать, что тебе-то на свою сноху обижаться нечего. Она заботится о тебе.

Бабушку пришлось отправить обратно в Горно-Алтайск к сестре Валентине. Мама рассказывала, что, прощаясь с ней, она рыдала, потому что чувствовала тогда, что никогда её больше не увидит.

….Бабушка умерла через два года после того, как уехала от нас. Проблески в её сознании стали происходить всё реже и реже. Однажды она приняла свою внучку Ольгу, дочь Валентины, за курицу и едва не прирезала её ножом. Валентину она тоже перестала узнавать. Как-то раз, когда Валентина приехала погостить к нам, бабушка подошла к маме и сказала:

– Тамар, а что это за женщина? А если она – воровка, и что-нибудь украдёт сейчас?

– Как? Разве Вы не узнаёте? – спросила мама.

Бабушка только руками развела: