– Успокойся. Я понимаю, как тебе тяжело, понимаю, что ты испытываешь, но стоит ли так переживать сегодня в этот день, когда уже ничего не вернёшь.
– Да, ты прав, не стоит. Просто, у меня малость нервы расшатались. Я и административный-то именно поэтому взяла. Хотелось всё обдумать, успокоиться, потеряться среди безликой толпы, раствориться в ней. Недавно во сне Надьку видела.
– Ну и что же ты видела?
– Будто Надя вся такая расфуфыренная в мехах со своим очередным поклонником под руку идёт, а лицо у него закрыто, и я никак не могу его разглядеть, пытаюсь, но не могу.
– И что же?
Мила пожала плечами.
– Больше ничего, Надька мне в том сне ничего так и не сказала. Я была уверена, разумеется, во сне, что она назовёт имя своего убийцы, но она не назвала.
– Имя убийцы? Подожди, так ведь, насколько я знаю, Надя погибла в автокатастрофе. Причём тут убийство? Я читал об этом в газетах, даже фотки видел. Жуткое месиво.
– Не знаю, мне моя женская интуиция подсказывает, что здесь что-то не так.
– А логика? Она тебе ничего не говорит? Для следователя важнее логика нежели бездоказательная интуиция. Факты остаются фактами.
– Согласна насчёт фактов, а вот насчёт логики и интуиции могу поспорить. Пуаро не был бы знаменитым сыщиком, если б не пользовался своим даром.
Степанов улыбнулся, на его щеках заиграли ямочки.
– Ты сегодня хорошо выглядишь.
– Спасибо. Выгляжу я как обычно.
– Да нет, ты здорово изменилась по сравнению со школой.
– Конечно, в школе меня никто не замечал, я была тихой отличницей, скромно зубрила математику, законы физики и т.д., затем выросла и превратилась из гадкого утёнка в лебедя. Ты это хотел сказать?
– Почти.
Музыка кончилась, Мила остановилась.
– Я пожалуй присяду, а ты потанцуй с Иркой. Она давно ждёт, когда ты её пригласишь и будет на десятом небе.
– Ты не хочешь продолжить наш разговор?
– Не сейчас. Пожалуйста, потанцуй с Ирой и уверь её, что у тебя нет ревнивой жены, а то она боится.
– А ты бы хотела, чтобы меня кто-то ревновал? Ты хотела бы меня ревновать?
– Нет.
– Почему?
– Ревность – ужасное чувство, оно ничего не даёт кроме опустошения.
Мила села за стол там, где сидела Ирина, подтолкнула её в бок.
– Ну, что ж, иди, он тебя ждёт. Я выполняю свои обещания.
Иринка подмигнула, улыбнулась во всю ширь, её уже изрядно шатало:
– А следующий танец тоже мой?
– Хоть все сто. Я уже устала, – ответила Мила.
Зазвучала очередная мелодия, послышалась плавная флейта «Одинокого пастуха», издали Мила видела, как Ирина, прижимаясь к Степанову, повисла на его плече.
«Они неплохо смотрятся вдвоём», – решила она, – Только вот о чём они говорят? Неужели она рассказывает ему про свою очередную роль в театре? Они совсем разные, у них даже нет общих интересов, а он слишком умён для неё, – и тут же упрекнула себя за свои мысли, – Неужели, я ревную? Нет. Просто она довольно симпатична, как и все актрисы в её возрасте, и он хорош собой. Но они совсем не подходят друг другу, они такие разные. Осторожно, Мила Сергеевна, не споткнись, сделай вид, что тебя это нисколько не волнует, отвлекись на что-нибудь приятное, никто не должен понять, что вызывает у тебя интерес».
Она прислушалась к разговорам за столом. Говорил физрук Александр Борисович:
– Ну и вот, вижу мальчишка-то совсем хилый, я его давай закалять, обливал водой, гонял по стометровке, смотрю, он уже поправляться стал, превращаться в настоящего эдакого богатыря русского.
– А мать его затем нашла?
Физрук покачал головой:
– Нет, подкидышем оказался. С детдома сбежал. Там, говорит, плохо кормят, ну я его и поднял на свои преподавательские харчи. Только потом всё же пришлось вернуть обратно парнишку, я бы не потянул, зарплата у меня не такая уж большая. Сейчас изредка навещаю. Помнишь, говорю, как нашёл тебя на вокзале, а он мне кивает, хочет, чтобы я его забрал. Может и заберу, если пенсию прибавят.
В зал принесли откуда-то гитару, колонки смолкли, пары на сцене остановились, кто-то даже завозмущался:
– Эй, включите музыку!
– Да подожди ты. Сейчас играть будут. Хором споём.
Степанов и Ирочка сели рядом, она могла даже видеть их отсюда. Ира что-то оживлённо говорила своему кумиру, а он так же оживлённо кивал. Красная помада размазалась, оставив ужасные следы, он, видимо, сказал ей об этом. Ира достала салфетку и начала вытирать следы. Прозвучали первые аккорды, совсем как во время походов у костра. Уже такие походы не устраиваются, кругом террористы, общество напугано, а преподаватели и подавно.
«Как всё же мне повезло, я узнала, что такое романтика пионерских ночей». Мила вспомнила, как они с Надькой готовились в походы, делали бутерброды, наливали в термос горячий чай, чтобы он долго не остывал, укладывали вещи, тёплые носки, всё это могло пригодиться в пути. А потом матери на прощание говорили им: «Не задерживайтесь, приходите сразу, мы будем вас ждать».
«Где же сейчас то беззаботное время, та романтика приключений, та радость жизни, когда ты ничего не боишься, словно вольная птица в полёте?»
Мила очнулась от того, что весь зал пел, у всех были грустные лица, будто они прощались в который раз со своей юностью. Ира грызла яблоко и слушала, как поют другие, Степанов подпевал в пол голоса. Перед Милой стояла ваза с яблоками, Мила взяла одно в ладони и тоже тихонечко запела в такт хору:
«Изгиб гитары жёлтой
Ты обнимаешь нежно,
И звон осколком эха
Пронзил тугую высь.
Стихами или песнями
Мы этот день наполним.