Своим влияньем пользуясь. Тогда-то
Я был посажен в этот кипяток
И не скрываю прошлого разврата…»
Но в этот миг пырнул страдальца в бок
Огромными клыками Чириатто,
И из груди невольный крик извлек.
Он в лапы словно мышь котам попался:
Бес Барбаричьо грешника сдавил
И на крючок поддеть его старался,
Но перед тем учителя спросил:
«Ты хочешь говорить с ним? Говори же,
Пока он цел и память сохранил.
К нему час смерти ближе все и ближе».
Тогда поэт молчание прервал:
«Кто из латинцев есть здесь? Мне скажи же,
С тобою, вероятно, в тьму попал
Один из них, на муки осужденный?»
И призрак, не скрывая, отвечал:
«Еще сейчас в пучине разъяренной
Я видел одного из них, что жил
С Италией в соседстве… Озлобленный
Вот этот бес меня бы не схватил,
Когда бы мог, как он, в поток укрыться,
И не терпел бы этих адских вил».
Тут Лабикокко крикнул: «Слишком длится
Речь грешника! Прошел условный срок…»
За жертву в ту ж минуту ухватиться
Успел он сильной лапой и кусок
Живого мяса вырвал… Оборона
Была бессильна… В тот же самый срок
Погиб бы он, не проронивши стона,
От рук другого беса, но на них
Остановился взгляд Декуриона,
Свирепый взгляд – и гнев бесовский стих.
Когда зловещих демонов волненье
Прошло, тогда, взглянув на них,
Учитель снова начал объясненье:
«Кого же ты покинул, из смолы
Нырнув на это страшное мученье,
На новые удары и хулы?»
Он отвечал: «Скажу: то был Гомита[123 - Томита – монах, сардинец, был известен ужаснейшими злодействами. Он изменил государю и покровителю своему Нино Висконти, владетелю Галлуры, отпустил за деньги отданных для хранения ему пленников, за что и был повешен.].
Галлуры он правитель, и убита
Давно в нем честь; изменник и хитрец,
Он с царскими врагами вечно знался
И продал сам себя им, наконец.
К тому ж он лихоимством занимался
И был царем меж лихоимцев всех…
Здесь с ним сидит за тот же самый грех
И дон Микеле Цанке Логодоро[124 - Микеле Цанке Логодоро – сенешаль короля Энцо, побочного сына императора Фридерика II, обольстил мать своего короля Аделазию и благодаря браку с ней стал владетелем Логодоро.].