Чапаев в бане

Она быстро повернулась ко мне. Она сильно изменилась – до неузнаваемости. Худа, поджара; черты лица мелкие и резкие; губы – когда-то пухлые и малиново-красные – стали тонкими и поджатыми. В выражении слегка осунувшегося лица – она много курила, и, видимо, пила – и во взгляде маленьких, сильно накрашенных глаз появилась какая-то озлобленность, стервозность; и всё же это была она, и она была – пусть не красива, но привлекательна – привлекательна, может быть, именно этой стервозностью.

Непонимающе-пристально смотрели на меня маленькие, агрессивно-накрашенные глаза. Она меня не узнала; и когда я сбивчиво, коротко напомнил ей, что было тогда, двадцать лет назад – хоть и сделала вид, но не вспомнила меня. И всё-таки поехала со мной.

У меня на кухне, почти не разговаривая, мы выпили две бутылки плохого грузинского вина; потом я робко, так же, как тогда, поцеловал Дашу. Её тонкий язык – мне показалось холодный, змеиный – остро скользнул мне в рот.

Всё получилось быстро, судорожно и холодно. Когда я проснулся, она уже ушла.

Больше мы никогда не виделись.

Неожиданность

– Исполнилось вам восемнадцать-то, мадам? – спросил он.

– Коли уж интересуетесь, тогда уж скорее «мадмуазель», – заметила она.

– О! Милль пардон! Вы совершеннолетняя, мадмуазель?

– С какой стороны посмотреть.

– О! Юна, красива, стройна – ещё и остроумна!

– А вы думали-с, – улыбнулась она тонко и загадочно.

– Однако ж если посмотреть со стороны даты рождения – есть вам восемнадцать?

– Возраст согласия в России – шестнадцать лет. Что вы так напряглись? – сказала она с лёгкой иронией. – Или я и на шестнадцать не выгляжу?

– На шестнадцать выглядите, уж не сочтите за дерзость.

– Не сочту.

– Вы бы знали, мадмуазель, как вы мне… – он прервался, подыскивая нужное слово, – как вы меня очаровали!

– Вы мне тоже очень понравились.

– Может быть, я тороплю события… но к вам или ко мне?

– Ко мне, – ответила она с готовностью.

Девушка приняла душ и вернулась в комнату в длиннополом махровом халате. Мужчина присел перед ней на корточки, развязал пояс халата и трепетно, осторожно раздвинул его полы. В следующий момент он в ужасе отшатнулся.

– Ты… вы… вы не мадмуазель!!!

– Это почему же? – молвила она невозмутимо. – Самая настоящая мадмуазель!

Ни слова больше не говоря, он поспешно ретировался. Девушка запахнула халат, закрыла на замок входную дверь.

– Блять!.. – сказала она с досадой.

Старость

Когда я смотрю на немощных стариц, сморщенных и согбенных, меня переполняет невыразимо горькое и неизбывно тоскливое чувство, остро щемящее сердце. Ведь когда-то они были юны, стройны, красивы и беспечны; они влюблялись, и в них влюблялись, они целовались, неистово ебались и в упоении отсасывали… Короток, жесток и бессмыслен путь человеческий!..

По привычке

– Понравилось? – спросил Антип, всё ещё лёжа на Нине Петровне.

– Какое понравилось, ты о чём вообще? – равнодушно ответила та. – Мне 73 года, какое там понравилось!

– Так, с этого момента поподробнее, пожалуйста!

Антип сел на край кровати, взял с тумбочки вейп и активно запыхтел.

– С какого конкретно?

Нина Петровна накрылась одеялом по грудь.

– Во-первых, я думал, что вам 75…

– Младше бабок не трахаешь? – язвительно усмехнулась Нина Петровна.

– Да не об этом речь! – с досадой воскликнул Антип.

– А о чём?

– Мы выпили, поговорили. Мне показалось, что я вам понравился.

– Так и есть. Потому и дала. И что?

– Как что?.. – удивился Антип. – А теперь вы заявляете, что вам 75… то есть 73 года и от секса вы удовольствие не получаете.

– Я этого не говорила.

– Как не говорили?.. Это во мне дело? Я вас не удовлетворил?

– Это сложный вопрос.

Антип подумал, что ничего сложного тут нет, но предпочёл промолчать.