Спираль апокалипсиса

– Слышишь музыку? – после паузы ответила на её вопрос всёзнающая Александра. – Киноведы пируют. В том же номере, где Стрелец.

– Кто это?

– Мерзкий тип! – просветила она. – Развлекается с киноведками. Запираются в комнате человек пятнадцать, гасят свет и под хит, который уже любить ненавижу, такое творят…

И торопливо добавила, заметя, что Дима заинтригованно привстаёт:

– Да вы садитесь! Сейчас нальём что-нибудь.

Он устроился между Кристиной и Соней, несмотря на молчаливый призыв Надежды и Александры. Дима блаженствовал. Этюд написан, в киношколу поступил, столько девушек строят ему глазки! Не учёба, а Рай. Мир вертится вокруг него уже без Смотрителей. Прекрасный пол –показатель божественного расположения. Женщины чутьём находят избранника. Он отмечен и выбирает приз. Кто потом будет заглядывать за кулисы? Успех всё спишет.

Дима посмотрел на Соню, как тронул гладкую кожу, чувственный овал лица. В расстёгнутой блузе мелькнули розовые кружочки с аккуратными сосочками – грудь нерожавшей женщины. Рядом мелькнула другая, налитая, раздавшаяся, плотная. Кристинина.

К пирожкам потянулись руки, и блюдо опустело. Кристина с Димой взялись за один пирожок. Попытались вырвать его друг у друга, завязалась борьба, его рука ткнулась в упругий бюст. Как теннисный мячик – чем сильнее жмёшь, тем твёрже упирается!

Он в упор глянул на прилипалу. Она вопросительно подняла бровь. Он прошептал ей:

– Или ты моя или разбегаемся…

Кристина завораживающе улыбнулась. Нет, это она будет диктовать условия. Любая мужская атака растворится в ней и укрепит изнутри. Примитивным быкам с ней не потягаться. Она из антимира. Обычное зло с ней не справится. Она просто подзарядится им. Она живёт там, где другие не живут. У неё нет конкуренции во времени и пространстве.

Девушка прищурилась, как кошка, и погладила его ладонь, всё ещё сжимавшую упругий живой шарик. Если бы Дима знал, что пора спасаться!

Под общее хихиканье Соня поднялась, чтобы выйти из комнаты. Вздох облегчения у Нади плавно перешёл в шипение змеи, когда он откровенно обнял Кристину.

От назревавшего скандала их спасли Виталий и потный бородач в казачьей форме с портупеей и кобурой, ввалившиеся в комнату. Они внесли с собой интересный разговор, чем и задержали Соню.

– И вот к нам забурился чёрный. Он ржал… – бубнил бородач, стоя спиной к Диме.

– … в самых тонких психологических эпизодах, отчего у тебя обрывалось восприятие, – подобрал слова Виталий.

– А все терпели! Мастер куда-то вышел, трус! Презираю киношников. Не сражаются, а играют. Будь они прокляты и мертвы!

Он развернулся, и надкушенный пирожок вывалился из руки Димы.

– И ты из темноты попросил его заткнуться, – с иронией произнёс Виталий.

– А он растопырился у выхода, паскуда, скрестил мохнатые руки на груди и спрашивает: «Кто тут против меня?» А все повалили из зала. Трусы, недоноски!

– Они предатели, – отозвался Виталий. – А ты герой, ты шёл мимо смуглого и думал…

– … имеет ли смысл воевать? Ради этих недопёрдышей?!

– Недопёрдыши это мы? – уточнила Соня.

Бородач брезгливо покосился, но презрительные слова, готовые слететь, замерли у него на языке. Что толку сейчас говорить! Скоро и так посыпятся с шей головы наглецов, завоевавших наши просмотровые залы!

– И гордый горец слинял, почуял таракан, что могу раздавить ненароком, – продолжил бородач. – У нас нет ничего общего с отбросами. Пусть умрут в убожестве. Ибо не чувствуют.

Он сбросил с себя портупею, выхватил шашку и завертел замысловатые «восьмёрки» перед лицом Сони. Все девушки, кроме неё, завизжали. Прочие с опаской глядели на обезумевшие глаза казака и жались к стенкам от рассекающей воздух стали.

– Спасай Россию! – хрипло кричал он. – Высшие от нас. Поклоняйтесь огнём и кровью… мечами поклоняйтесь мне! Попирай варваров, бей их…

– Пошёл вон, кликуша! – заверещала Александра. – Нацист поганый!

Под гомерический смех Стрелец совместил языческую речь и боевое искусство:

– Я приведу к победе и радости… пребуду в оружии, и убивать будем с наслаждением!

Проснулся Гриша, готовый ринуться в бой непонятно за что. Приподнялся с постели, не удержался, схватился за портупею, с которой и загремел на пол.

Вошёл под бурные возгласы Гурий Иванович.

Бородач, тяжело дыша, опустил оружие.

– Привет, новобранцы! – весело поздоровался Гурий Иванович. – Уже воюете?

– Подходите к нашему биваку! – откликнулась Соня, прямо-таки отдавшись через голос мастеру.

Дима пристально взглянул на руководителя. Тот уже получил престижную премию за сценарий фильма «Париж на смех не надеется» и сопливое признание домохозяек. Как льнёт к нему Соня! Гурий улыбнулся, похлопал напрягшегося Диму по плечу. Оскалился, когда тот невольно дёрнулся, и зыркнул, как щука из засады. Позже не раз мерещился этот колючий взгляд. Мастер знал о заимствовании этюда!

Бородач накинул портупею с кобурой, спрятал шашку и вытянулся.

– Здравствуй, зёма, Новый год! – поприветствовал его Гурий.

Зёма заржал и ретировался за дверь.

– Наконец-то! – облегчённо вздохнула Венера. –Три дня видим, а надоел на всю жизнь.

– Стрелец – за Иванов борец, – прохрипел Гриша. Руками он что-то сгрёб и быстро спрятал в газету.

– Возит оружие с Кавказ, Петрушка-казачок! – прибавила Александра, приводя своё закрашенное личико в строгий порядок. – Ваш коллега со второго курса.

– Самый свирепый ум общаги, истинный ариец, замечен в порочащих связях, – дополнил Гурий. – Квадратная голова, которую гладят нацисты, уверяя, что она круглая. Тщательно скрывает свою еврейскую прабабушку.

– Без него мы бы до сих пор жили на деревьях, – витиевато завершил Виталий.

– Танцевать! – взвизгнула Венера с напевом. – Я танцевать хочу…

Соня повернулась к мастеру. Они обменялись интимными взглядами. Димы затаился. О чём шепчутся?! Ничего хорошего это не сулило. Парочка облизала его многозначительными взглядами. Он неровно задышал, отравляемый тревогой и ревностью. Вспотевшие пальцы расстегнули пуговицу на рубашке, обнажив покрасневшую кожу на часто двигающемся кадыке, потёрли шею, грудь, коснулись спирали…

…Дима покачнулся, приблизился к девушке. Соня приподнялась навстречу и грубо проговорила:

– Жалеешь? В твоих глазах испуг. Там, куда ты уйдёшь, этого нет. Отдай ручку!

Он сжал колпачок, чтобы передать ей, но спираль, словно наручниками удержала его жест.

Дима помотал головой.