– Надо в медпункт.
– Нет, – сказал Коля. – Нужно кое-что сделать.
Глаза Андрея выхватили ноги Синицына, которого постепенно внутрь себя затягивала толпа. Все прихвостни, что находились на «сцене», теперь стали развлечением одноклассников, среди которых были униженные, оскорблённые, испуганные, злые, сохраняющие нейтралитет и вовсе плачущие. Все понимали, что эту шайку выгонят со школы, а потому не стеснялись действий. Накипевшее выливалось литрами из подростков, совершенно разных пород и принадлежащих к разным социальным классам.
– Минуту внимания! – крикнул Коля. – Посмотрите все на нас!
– Ты что собираешься делать?
– То, что нужно, amigo. Пусть это не покажется тебе самым приятным, но оно необходимо. – Коля прочистил горло и заговорил громче, обращаясь ко всему классу, не позволяя своему другу упасть. – Вы прекрасно знали, что Синицын мудак, прекрасно знали, что он шире и больше каждого из нашего класса. И вы боялись. Вы боялись и слово сказать ему поперёк, потому что думали, что не сможете дать ему отпор. А теперь что? – Коля посмотрел в другую сторону. – Разойдитесь, пожалуйста.
В образованном людьми кольце появилась «дырка», юноши и девушки разошлись, открыв вид на распростёртое по полу тело. Льющийся из окон свет упал на лицо Синицына, что, казалось, лежал мёртвым грузом, и показал всем наливающиеся синяки, из-за которых лицо опухнет так, что у родной матери из глаз покатятся слёзы. Видно, класс «обработал» его. Уже успели шустрые. Кулаки впечатывались в свиное рыло, превратив его в фиолетовую маску побеждённого монстра.
Коля кивнул.
Кольцо вновь замкнулось.
– Вы чуть не разорвали его на куски. Да, каждый из вас слабее его, да, каждый из вас проиграет ему в драке, но что будет, если вы объедините силы против него? Результат вы видели.
– Пойдём отсюда.
– Нет, Андрей. Ты презираешь трусов, но ведь надо не отмахиваться от них, а показать, какими сильными и смелыми они могут быть. Послушайте! – Десятки пар глаз были устремлены на Колю. – Вы столько раз видели проявление несправедливости, но молчали. Столько раз ас унижали, и вы опять молчали! А знаете почему? Потому что боялись не справиться. И да, вы правы, в одиночку вряд ли кто справится, но ведь… у вас есть друзья. В нашем классе нет такого человека, у которого бы не было своего amigo – я это уже заметил.
– Что ты хочешь сказать? – спросил кто-то из толпы.
Чёрт, подумал Андрей, я сейчас расплачусь.
– Я хочу сказать, что вы намного смелее, когда вместе. Вот, посмотрите на Андрея. – Зелёные, голубые, карие, совершенно разные глаза взглянули на него. – Хоть он не изучал ни одно боевое искусство, дерётся, однако, очень и очень неплохо. Но даже он в одиночку не смог дать отпор Синицыну и его горе-шайке. Просто потому, что их банально было больше! Но! Ему хватило смелости драться одному! Ему хватило смелости поставить Синицына на место ещё тогда, в столовой, если вы помните. Но смелость не защитит вас от лишних ударов, поэтому… – На миг повисла тишина. – Я призываю вас не стесняться просить помощи друг у друга и оказывать её. Вы только что увидели, что можете сделать объединившись. Меньше чем за минуту вы расправились с Синицыным, хотя так долго не решались на это! Да, мы ссым, каждый ссыт, бывает страшно – не спорю, но разделите страх на двоих, троих, четверых, и станет лучше – отвечаю.
Перед глазами Андрея контуры людей начали расплываться. Свободной рукой он вытер слёзы и сильнее вцепился в Колю.
– Нам ещё семь месяцев учиться вместе, ещё семь месяцев мы будем одной командой, именно поэтому я прошу вас прикрывать спину друг дружке. Не будьте сами по себе, будьте amigos и никому не позволяйте обижать своего товарища. Потому что когда вы вместе, образуется такая сила, что все синицыны мира поджимают колени. А ты, сука, – он указал на Клеопатру, – только попробуй закрутить с кем-нибудь роман. Все теперь знают, какая ты на самом деле и чего от тебя стоит ожидать.
Она боится, подумал Андрей. У неё губы трясутся и глаза блестят так, будто она вот-вот заплачет.
В заключение Коля вновь обратился ко всем:
– Когда приедет «скорая», можете рассказать всё как было, опустив только вашу расправу над Синицыным. Скажите, мол, с лестницы так упал. Всё равно, думаю, суд не будет на его стороне, а защитит Маргариту Павловну.
– Можно вопрос? – Выкрик из толпы. – Только один вопрос, Коля.
– Конечно можно.
– Что, если не всегда, объединившись, мы сможем кому-то дать отпор? Что, если появится кто-то опаснее Синицына?
– Тогда и вы должны быть опаснее, – он обвёл взглядом толпу. – Если вы прикрываете спину друг друга до последнего, ни одна тварь вам не помеха. Короче, держитесь вместе. Потому что вместе вы одолеете даже самых страшных громил и диктаторов. Я, может, не очень красиво говорю, но надеюсь, суть вы уловили.
– Мы боялись, – сказал кто-то из толпы. Сказал тихо, еле слышно. – Нас было много, но мы просто стояли и смотрели, как Синицын избивает Андрея. Мы просто… боялись помешать.
– Но теперь-то вы поняли, что намного сильнее? Теперь-то вы знаете, что вместе можете дать отпор?
– Мы трусы, – прошептал кто-то из множества лиц. – Мы предпочли остаться в стороне. И смотрели…
– Не надо сейчас обвинять себя! Да, вы поступили неправильно, но пусть это будет вам уроком. Все мы ошибаемся. Я поступал неправильно по отношению к Андрею, он иногда вёл себя так, что мне хотелось ему врезать, но сейчас мы стоим здесь, держась друг за друга, настоящие amigos. Будьте и вы такими. Будьте готовы прикрыть спину товарищу – этому я научился в Кадетском Корпусе, а понял только сейчас.
Из толпы вышла Настя Стругацкая – одна из одноклассниц Андрея и Коли, что сидела в их ряду за передней партой и отличалась своей добротой по отношению к другим. Сейчас её карие глаза блестели, губы подрагивали, но улыбались. Настя без слов, молча подошла и обняла Андрея Бедрова и Николая Сниткина, тихо-тихо всхлипнув. Только на её спине появились мужские ладони, из толпы вышла ещё пара одноклассников, присоединилась к объятиям, Андрей почувствовал на себе чужие руки, напрягся, но сразу же расслабился, потому что… потому что…
… потому что его обнимали.
Его обнимали!
Кольцо начало сужаться, но не в попытке кого-то задавить, нет, а в стремлении обнять. Весь класс углублялся в центр, заключая в объятия друг друга, руки одних ложились на спины других, улыбки появлялись на лицах – пропитанные смущением и тёплые, – слёзы скатывались по щекам, пока солнечный свет, освободившийся из-под завесы облаков, ласкал голову каждого. Клеопатру выкинули из круга как давно залежавшийся мусор; её несколько раз толкнули, потом просто выбросили и перестали обращать внимание. Самая красивая девушка в классе стояла в стороне, пока остальные тридцать человек обнимались в тишине, а в самом центре, опустив голову, плакал Андрей. Андрей, которого хотели обнять так много человек. Андрей, которого поддерживал друг, отказавшийся помочь, но всё-таки нарушивший своё слово. Андрей, по щекам которого катились слёзы.
Совсем рядом с ухом одна из одноклассниц прошептала:
– Прости нас. Мы больше не будем трусами.
Он нашёл её ладонь, сжал и подумал, что поступил правильно, не спрыгнув с крыши.
Он вновь захотел жить.
Ещё сильнее прижавшись к Коле, Андрей сквозь слёзы сказал ему то, что никогда не говорил:
– Я тебя люблю.
Тот лишь кивнул.
– И я тебя, amigo.
Глава 8
Мастер и Муза
Прошло три дня, наступило 6 ноября, суббота.
Отца вновь отправили в командировку – так он сказал, но Андрею хватило ума понять, что ни о какой командировке речь идти не может, потому что она была совсем недавно. Отец собирался уехать куда-нибудь с любовницей, а остатки совести, гниющие у него в голове, не могли позволить сказать об этом прямо, вот и появилась ещё одна «командировка». Это понял Андрей, это поняла мама, но оба кивнули, когда отец закончил говорить. Провожали его в служебную поездку, хотя знали, что поездка эта не в Главное управление МВД Москвы, а в межножный храм другой женщины – женщины намного красивее и сексуальнее Анны Бедровой.
Андрей пожелал отцу удачной поездки, но втайне надеялся, что они с любовницей попадут в аварию – да такую, что их придётся соскребать с асфальта ложечкой.
Когда отец уезжал из дома, у Андрея всегда поднималось настроение. Случалось, мама иногда даже пела в гостиной – тихо, почти не слышно, но мелодично. Пела себе под нос, отчего песни казались совсем уж грустными. Андрей в эти дни – в дни без отца – любил гулять по крышам или разъезжать с Колей на Рэкки но первым он заниматься не мог из-за травмированного бедра (после той драки в школе он так и не появлялся, был на больничном), и вторым – из-за дороги, ведь, по прогнозам синоптиков, со дня на день должен выпасть первый снег. Да и будь дорога безопасной, Андрей не смог бы ездить на Рэкки из-за того же бедра. Поэтому он предпочёл постельный режим: валялся в кровати, кидал в стену и ловил теннисный мячик, смотрел по маминому компьютеру единоборства (вообще интернет в доме был только у отца, но когда он уезжал, мама подключала свой роутер), ел, пил, спал и умирал от скуки.
А когда скучаешь, мысли начинают говорить громче.
Андрей всё чаще думал о Лизе. О её подтянутых к груди коленях, о клубочке, в который она свернулась, когда заснула. Иногда в реальность его возвращали боль в бедре или в языке, когда левой стороной он тёрся об зубы, но стоило закрыть глаза, как перед ними тут же возникали два голубых огонька, а весь мир тонул в словах, произносимых розовыми губами.
Мы ещё даже не познакомились, а ты мне уже дороже всех на свете. Мы встретились меньше часа назад, а я уже люблю тебя так, как не любила никого.
И тёплые объятия… Тогда стало так жарко!