«Ну что ж, баня так баня…» Притом князь Ставор, с которым Грегор успел познакомиться и даже перемолвиться несколькими словами, произвел на него очень приятное впечатление. Если боярин Войцехович был все же простоват, хотя приятно радушен и заботлив, то в сдержанно-изысканных манерах и всем облике влашского князя буквально сквозила порода в сочетании с отменным воспитанием. Такой человек не примет участия в чем-то недостойном, и потому составить компанию ему и гостеприимному хозяину Грегор согласился охотно. Он рассчитывал как можно лучше присмотреться к обоим основателям Карлонской академии, тем более что контраст между карлонским стихийником и влашским некромантом, был заметен с первого взгляда и весьма любопытен.
В отличие от пестро разряженных карлонцев, князь Ставор, высокий и худощавый, черноволосый и смуглый, с тонким орлиным носом и острым взглядом темных глаз, был, как и сам Грегор, одет в черное, однако его длинный приталенный камзол, покроем напоминающий одеяния Аранвенов, блистал шитьем из драгоценных камней – ярким, но выполненным с большим вкусом. Вычурное богатство отделки Грегор воспринял с пониманием – если в Карлонии и Влахии репутация вельможи так сильно зависит от роскоши его одежды, неудивительно, что облик Ставора соответствует требованиям местного этикета. Грегор даже решил после бани, переодеваясь к пиру, надеть более нарядный камзол, чем тот, в котором приехал. Черный, разумеется, но с парадным серебряным шитьем, украшенным густо-фиалковыми аметистами. Нужно ведь показать хозяевам, что он с уважением относится к их традициям!
Местная баня немногим отличалась от той, которую он помнил, разве что размерами. Там, в трактире, в комнатке для мытья без особенных удобств разместились только сам Грегор и Дилан, прочим спутникам пришлось ждать своей очереди. В этой же свободно расположились хозяин дома, князь Ставор, сам Грегор и старший из сыновей Войцеховича, да еще осталось бы место для пары-тройки человек, но это, как понял Грегор, был уже вопрос должного статуса.
Раздевшись, и оба карлонца, и князь, что его немало удивило и даже заставило внутренне поморщиться, пренебрегли полотенцами, принесенными служанкой, и остались совершенно нагими. Грегор же тщательно обернул бедра тонкой светлой тканью. В конце концов полностью принимать местные обычаи ему не обязательно!
Вскоре выяснилось и еще одно отличие местной бани от той, трактирной. В этой, оказывается, были «веники» – огромные пучки прутьев, связанных между собой и похожих на розги, только с листьями. Сходство с розгами усугублял здоровенный котел, в котором эти самые веники замачивались, и от которого, снова заставив Грегора незаметно передернуться, шел запах сырости и мокрой листвы, густой и потому не слишком приятный. И вообще, в бане, на вкус Грегора, чувствовалось слишком много непривычных сильных запахов – от котла, от печи, в которой пылали дрова, от деревянных, ничем не обработанных, лишь гладко оструганных досок, которыми здесь было отделано решительно все! И, словно этого мало, наследник боярина плеснул на раскаленные камни какой-то жидкостью из нарочно принесенного с собой ковшика, так что все прошлые запахи перебил новый – густой, почему-то напоминающий о хлебе. Грегор затаил дыхание, торопливо поливая себя водой, но остальным этот запах, кажется, нравился. Боярин даже закряхтел от удовольствия, жадно втягивая кислый острый аромат раздувающимися ноздрями и став еще сильнее похож на медведя.
– А что, князь Григорий! – поинтересовался он на вполне приличном дорвенантском. – Правда ли, что у вас в Дорвенанте бани не строят? Как же можно жить без бани, а?
– У нас купальни, милорд Вой-це-хо-вич, – тщательно скрыв улыбку от такой наивности, отозвался Грегор и одновременно испытал чувство гордости за то, что смог выговорить эту проклятую фамилию, и снисходительности к боярину, который упорно звал его по имени. – Они совсем иначе устроены.
– Дров, наверное, не хватает… – с пониманием, как ему казалось, протянул боярин. – Или строить разучились? Раньше точно умели! Ваша-то знать род ведет из Вольфгарда, а северяне толк в банях понимают не хуже нашего. Эх, бедняги, как же без бани жить-то, а?
И он вылил на себя огромный ковш горячей воды, поведя мощными плечами и грудью, заросшей черным волосом так густо, что Грегор вдруг вспомнил чучело медведя в давно сгоревшей лавке Гельсингфорца.
– В каждой стране свои традиции, – очень любезно и уместно заметил Ставор, избавив Грегора от необходимости подыскивать достойный ответ. – Купальни тоже весьма неплохи. Арлезийские, например… В жару лучше не найдешь. Но и в бане имеется своя прелесть. Если вы, князь, изволите у нас побыть подольше, мы вас на охоту повезем. Поднимем для вас медведя, потешимся на славу, а вот потом вы на баню совсем иначе взглянете!
– И то дело! – радостно оживился боярин, растираясь грубой вязаной мочалкой. – Что за гостевание без охоты?! Вон какие молодцы с вами приехали, им небось тоже себя показать не терпится! Леса у нас богатые, коли медведя мало окажется, так можно кабанов стадо загнать. Или вот волки еще! Я-то уже старый, а сыновья мои волков прямо с седла бьют!
– Из арбалета или заклятьями? – осведомился Грегор, обдумывая, как бы поучтивее отказаться от охоты.
– Зачем?! – поразился боярин. – Плетью со свинцом! – И добавил с чудовищной наивной гордостью: – С одного удара череп серому раскроить могут!
Грегора замутило. Представился хруст кости, брызги крови и мозга… Ладно, демоны или нежить! Да и фраганцев на войне он нисколько не жалел, спокойно используя любые, даже самые беспощадные арканы. Но какое удовольствие можно находить в подобном занятии?!
– Я, признаться, не любитель охоты, – сказал он сдержанно. – Если мои спутники пожелают развлечься, против не буду, но сам я приехал ради создания Академии.
– И это успеем! – беззаботно пообещал боярин, укладываясь на длинную полку возле стены, среднюю из трех, расположенных одна над другой. – Ну, пора бы и попариться. Мирчо, сынок, займись делом!
…Деревянная полка, на которую Грегор лег, следуя примеру Войцеховича, показалась раскаленной, а ведь была самой нижней! Страшно представить, что творилось на верхней, предложенной ему со всей любезностью и такой искренней заботой, что Грегору стоило большого труда отказаться.
Тогда верхнюю полку занял Ставор, причем с таким нескрываемым удовольствием, что Грегор на мгновение испытал глупое желание в следующий раз все-таки туда залезть. Хотя бы для того, чтобы доказать, что один Избранный Претемной не уступит другому в телесной крепости! Но тут же про себя обозвал это стремление мальчишеством и признал, что более глупый предмет состязания трудно себе представить.
Стоило ему разместиться на своей полке, как младший Войцехович, единственный, оставшийся на ногах, вытянул веник из котла – от прутьев немедленно повалил пар, еще более густой, чем в остальной бане! – и шагнул к полкам, после чего принялся водить веником над Грегором, не касаясь его, но над самой кожей. Густой мокрый жар тянулся за прутьями, обволакивая тело, ставшее вдруг неприятно тяжелым и словно ослабевшим. Резко закружилась и потяжелела голова, в висках застучали невидимые молоточки, как при портальном переходе, только вместо радужной портальной пелены глаза заволокло густой темнотой…
– Надо ж, сомлел князюшка! – сочувственно прогудело над самой головой. – Ну-ка, Мирчо, подай водички!
А через мгновение на Грегора обрушился ледяной водопад! В глазах мгновенно прояснилось, темнота превратилась в банный полумрак, зато сердце замерло, а тело загорелось от лютого холода. Но и находиться здесь дольше Грегор попросту не мог!
– Проводи князя, сынок, – велел Войцехович сочувственным, но таким разнеженным голосом, что Грегор заподозрил бы издевку, не будь он уверен, что такое попросту невозможно. – К нашей бане привычку иметь надо!
Неужели кому-то и в самом деле нравится это… это… это чудовищное ритуальное очищение?! Впрочем, это их дело, лишь бы ему не пришлось пройти через него снова!
С трудом натянув на распаренное тело одежду, Грегор едва не вывалился из бани, пошатнувшись на пороге и намертво вцепившись в резные перила крыльца – так вот зачем они здесь! С другой стороны его почтительно, но твердо поддержал бородатый Мирчо, и Грегору показалось, что свались он в обмороке, карлонец преспокойно закинет его на плечо и отнесет в особняк. Этот… как его… терем!
– Сюда, княже, – подсказал Мирчо, помогая ему сойти с крыльца и направляя к маленькой резной беседке среди кустов. – Сделайте милость, присядьте. А я вам кваску подам холодного! Это вы с дороги устали, вот и сомлели…
Он и вправду исчез, чтобы расторопно вернуться с большой кружкой, от которой потянуло знакомой кислятиной. Так вот что плескали на камни в бане! Интересно, зачем?! Неужели мало сырости от воды? Морщась от головокружения, Грегор сделал глоток, и его едва не перекосило! Показалось, что глотнул прокисшего игристого! Это что, уксус такой странный? Или местный эль настолько чудовищен на вкус?!
– Вот и ладно! – обрадовался Мирчо. – Я вам сейчас ближников пришлю ваших, а сам пойду, мне еще батюшку да князя допарить надо! Они раньше третьего пара из бани не выйдут!
Грегора снова замутило. Он представил, что мог бы остаться в той немыслимой горячей и влажной духоте еще надолго… Как это вообще выдержать можно?! Ладно, Войцехович, мало ли какие секреты у стихийников, но Ставор-то – порядочный некромант!
Он молча кивнул, и младший боярин снова исчез, а в беседку через несколько минут влетел Майсенеш и обеспокоенно осведомился, как милорд Архимаг себя чувствует.
– Превосходно, – мрачно солгал Грегор и добавил уже правду: – Незабываемые ощущения.
– Так надо было подольше попариться! – радостно посоветовал Майсенеш. – Эх, как же я по настоящей бане соскучился! Ну да ничего, для гостей у боярина каждый день баню топят! Целый воз веников привезли, сам видел!
Грегора передернуло. Запахи бани, пропитавшие, кажется, его насквозь, отвратительный вкус кваса, жара, от которой до сих пор темнело перед глазами и ломило в висках… Все слилось воедино, и он, едва отдышавшись, велел Майсенешу показать отведенные для гостей покои.
Впрочем, дальше все оказалось не так уж плохо. Камердинер, без лишнего шума приехавший сразу вслед за Грегором, уже успел развесить и привести в порядок его гардероб, так что Грегор велел приготовить тот самый камзол и все, что к нему полагается, а сам прилег на непривычно мягкую постель, в которой едва не утонул. Еще и подушки оказались слишком пышные… Но это уже были пустяки по сравнению с испытанием в виде бани!
Примерно через час легкой дремоты Грегор встал, чувствуя себя удивительно свежим и отдохнувшим. Выпил воды с лимоном, оделся, послал за Майсенешем и напомнил ему про подарки для хозяев. Боевик заверил, что все готово, подарки принесут прямо на пир, как здесь принято, чтобы остальные гости могли их увидеть и оценить щедрость Великого Магистра.
Грегор с благодарностью кивнул и снова подумал, что после окончания визита расторопного боевика следует наградить. Да и вообще…
– Мэтр Майсенеш, какую должность в Академии вы сейчас занимаете? – поинтересовался он, расправляя дворянскую цепь и надевая поверх нее Звезду Архимага.
– Командир боевого отряда службы безопасности, милорд Архимаг! – отрапортовал боевик.
– Вместо Саграсса, значит? – уточнил Грегор. – Что ж, прекрасная карьера, вы ее достойны. А если вам предложат место в новой Карлонской академии? Например, старшего преподавателя… С вашим опытом и подготовкой вы могли бы и магистром со временем стать. Местного отделения, разумеется.
– Это вряд ли, милорд, – спокойно возразил боевик. – В преподаватели меня возьмут, пожалуй, а вот звезды магистров здесь давно поделены. И надолго. В Карлонии наверх может забраться только тот, кого либо сверху тянут, либо снизу подпихивают. Иными словами, либо протекция нужна, либо родня влиятельная.
– Ну, протекцию я вам обеспечу, – улыбнулся Грегор, глядя в большое ростовое зеркало и отмечая, что выглядит как положено – то есть безупречно. – Уверен, господа основатели прислушаются к моим рекомендациям. Да и вы же здесь не чужой.
– Даже слишком не чужой, милорд, – усмехнулся Майсенеш. – Иную родню иметь хуже, чем быть сиротой. Мы с братом плохо расстались, а встретимся еще хуже. Нрав у обоих горячий, обиды старые да сильные, помириться точно не выйдет. Пока я здесь гость ненадолго, он потерпит, с боярином Войцеховичем ссориться вряд ли захочет. А вот если останусь, непременно сойдемся с ним на узкой дорожке. И там либо я его пришибу, либо он меня, так уж между нами все в узел завязалось. А я брата убивать не хочу – все-таки одна кровь, но и ему дать себя убить не желаю. Не жить мне в Карлонии, милорд Архимаг, тесная она для нашего рода.
– Понимаю, – согласился Грегор, вспомнив собственных родственников. Нет, убивать лорда Аларика он тоже не стал бы… Однако прощать предательство не собирается! – Что ж, если смогу что-нибудь сделать для вас…
– Благодарю, милорд! – Боевик поклонился, щелкнув каблуками. – Будет нужда – обращусь. – И добавил, мечтательно закатив глаза, что на этой суровой усатой физиономии смотрелось несколько странно: – Эх, вот бы невесту присмотреть, пока мы здесь гостим… Да посвататься! Красивые девицы в Дорвенанте, а все же лучше наших карлонок на свете никого нету. Я бы вас тогда, милорд, сватом быть попросил…
– О, это сколько угодно, – улыбнулся Грегор, чувствуя, как настроение становится подозрительно превосходным. – Обещаю, если найдете подходящую девицу, и она ответит вам взаимностью, с радостью выступлю посредником. Не хотите уезжать в Карлонию – тем лучше! Привезете супругу в Дорвенант, и кто знает, какая карьера ждет вас там?
А про себя подумал, что магистр Ладецки не по чину строптив, но ведь не вечен! И что Райнгартен был прав, когда говорил ему, что в Совете магистров гильдий лучше иметь людей не способных, а обязанных и послушных. К самому Райнгартену это тоже, кстати, относится! И вообще, если посмотреть на нынешний состав Совета, мучительно хочется поменять их всех к Барготу! Или хотя бы усмирить, дав понять, что Великий Магистр больше не намерен мириться с наглостью и своевольством… Нет, лучше все же заменить!
* * *
Карлонский пир на дорвенантские был похож разве что расположением мест – за высоким столом у самой дальней от двери стены сидел хозяин с семьей и почетные гости, все остальные – а пришло их немало! – расположились за вторым столом, более низким и стоящим вдоль зала. Грегора усадили по правую руку Войцеховича, а рядом опустилась, потупив глаза, та самая девушка, что его встречала.
– Ты уж, князь, поухаживай за дочкой моей, – добродушно предложил Войцехович. – А то она у меня скромница, лишний кусок взять постесняется. Ну-ну, Любава, не бойся, князь не упырь, тебя не съест! Он, напротив, на упырей охотник!
И сам хохотнул своей шутке, а леди Любава, «боярышня», как титуловал ее Майсенеш, залилась нежнейшим румянцем и опустила глаза еще ниже, почти прикрыв их длинными золотистыми ресницами.
– Счастлив служить миледи, – отозвался Грегор, гадая, знает ли девица дорвенантский, и стараясь не слишком открыто разглядывать прелестную соседку.