– Мундир? – переспросил Архаров. Только сейчас он заметил, что Клаварош стоит перед ним в простом черном кафтане.
– Да, ваша милость.
– Ты ночью был в мундире? – уточнил Архаров, точно помнивший, что приказывал всем одеться попроще.
– Да, ваша милость.
Архаров не мог бы объяснить полет своей мысли – а, точнее, совместный полет нескольких мыслей словно бы в обнимку. Но вывод, ими преподнесенный, был вполне земной и очень неприятный.
– Ступай, кликни там нашего дьячка.
И, когда Устин явился, Архаров уставился на него весьма свирепо. Взгляд же у него был таков, что молоденьким девицам впору без чувств на пол валиться.
– Петров, как ты догадался, что тот человек был Клаварош?
– Признал… – прошептал Устин.
– В лицо признал?
– Так он же в мундире был…
– А лица ты не разглядел? – уже сильно негодуя, продолжал Архаров. Негодовать тут, впрочем, следовало на самого себя. Он же с самого начала знал, что попорченное чтением книг зрение Устина ночью бесполезно. И признать Клавароша бывший дьячок мог только по ярким и несомненным признакам – росту, фигуре, ловкости движений и мундиру.
– Нет, ваша милость.
– То бишь, ты видел высокого человека в полицейском мундире? Прелестно! Пошел прочь с глаз моих…
Много всяких пакостей преподносили шуры и мазы московскому обер-полицмейстеру. Но вот архаровцами еще не рядились.
Коли они возьмут себе такую моду, в Москве вообще все кубарем пойдет, всякая сволочь начнет колобродить, а валить все станут на архаровцев…
Позвольте… Было же не так давно нечто весьма похожее! Но что, но что?..
Раздумья были подобны тому, как если бы кто шарил шестом в заросшем пруду, надеясь добыть со дна нечто ценное, а вытаскивал то старый башмак, то собачий труп.
Архаров мучительно вспоминал – и вспомнил-таки вспомнил брюхатую девку и как с хохотом выходили из шеренги полицейские. Что-то тут было не так, он еще тогда подумал – странно, что девка рыдает, но имени соблазнителя не называет. И тут же явилась в памяти смущенная рожа Клашки.
– Иванова ко мне! – приказал Архаров.
– Которого, ваша милость? – спросили в приоткрывшуюся дверь.
– Клашку.
Несколько минут спустя обер-полицмейстер уже имел перед собой сильно растерявшегося подчиненного.
– Девку помнишь? Подрядчикову дочь, что приходила на вас, дармоедов, просить?
– Помню, ваша милость…
– Кто ее обрюхатил?
– Не знаю, ваша милость.
– Врешь. Ну, чьих трудов дело?
– Не знаю, ваша милость.
– Врешь.
Клашка стоял перед обер-полицмейстером, повесив голову.
– В глаза гляди, скотина, – беззлобно приказал Архаров. – Ты потрудился?
– Христом-Богом – не я! – Клашка, выпалив это, перекрестился на Николая-угодника.
– Прелестно… А кто же?
Полицейский молчал.
– Слушай, Иванов, ты не девка, чтоб тебя уговаривать. Кто этой дуре брюхо набил – ты знаешь, да выдавать не желаешь. Говори добром – не то скажешь у Шварца в подвале.
– Не я, ваша милость!
– Знаю, что не ты. А кто?
Клашка уставился в пол.
– Ты ведь не из мортусов, – подумав, сказал Архаров. – Это их круговой порукой повязали. Чтобы все за одного были в ответе. Ты уже потом пришел. И коли ты полагаешь, будто сейчас совершаешь подвиг, так это вранье… Говори живо, что про это дело знаешь, не то… И Шварца не понадобится – прямо тут с тобой и разделаюсь. А кулак у меня тяжелый.
Клашка вздохнул и засопел так, что Архаров встревожился – не зарыдал бы этот вертопрах и не пришлось бы его холодной водицей отпаивать!
– Сгинь с глаз моих, – приказал он. – Подумай в коридоре четверть часа. Более я ждать не намерен.
– Ваша милость, это кто-то из наших, да только я сам не доберусь никак, кто именно! – воскликнул Клашка.
– Прелестно. Теперь докладывай вразумительно. Ты девку давно знаешь?
– Давно… соседями были, потом в чуму наш дом сожгли, я к крестному ушел…
– Далее, – приказал Архаров.
– Я к ней открыто приходил! Все видели, вся улица, – мы у калитки стояли! И дядька Трофим меня не гонял! А потом мне Ванюшка Портнов и говорит – ты, Клашка, говорит, с ней не водись, Фимка твоя с другим сговорилась и все там сладилось, а бегают на сеновал к дяде Фаддею. А было это уже осенью…
– А у тебя с ней?..
– Не было ничего, я жениться на ней, на дуре, хотел.
Клашка не врал, хотя менее опытный дознаватель, чем Архаров, вряд ли поверил бы ему. Летнее стояние у калитки, пряники и ленточки в подарок, вызывание свистом к забору известно чем кончаются. Опять же, и сеновал дяди Фаддея близко.