Кот и крысы

Не получилось.

Все то же – «не от пули, а от стыда»…

Архаров умел брать себя в руки. Как Шварц учил? Обстоятельства – прежде всего. Обстоятельства узнавать сразу, пока обстановка не нарушена и люди что-то помнят. Его бы сюда…

– Кто обнаружил мертвое тело? – спросил Архаров тихо. – Да ты не бойся, сударь, отвечай. Мы его и без паспорта все знаем.

– Горничная… Он денщика с запиской отправил, тот – за дверь было, да дождь припустил, он остался в сенях, а там случилась наша Марьюшка. Дело молодое, остановились, амурничают, пока ливень потише станет. Тут грохнуло. Все забеспокоились, побежали смотреть. Она быстрее всех оказалась. Позвать?

– Не надо.

Архаров не любил допрашивать баб. Околесицы много, толку мало, а если еще и слезы…

– Денщик где? – спросил он.

– Заперли, сперва орал, теперь ревет белугой.

– Тащи сюда.

– Не дури, Николаша, – сказал Матвей. – Тут он еще пуще разревется. Пусть нас в другое помещение проводят.

– Твоя правда. Черепанов, отведи нас куда-нибудь.

– Моя хозяйка в горнице накрыла, чем Бог послал, не откажите.

– Да уж не откажем! – оживился Матвей. – Надо же помянуть.

И опять похлопал хозяина по плечу, показывая: обер-полицмейстер суров, да тебе ничто не угрожает.

Накрыто было без затей: водка по стопочкам, черный хлеб, сало, солонка.

Только было выпили, крякнули, закусили, влетела Марьюшка.

– Сбежал Степан-то! – доложила хозяину.

– Как сбежал?

– Христом-Богом – не знаю, а дверь открыта!

– Ступай-ка сюда, – велел Архаров, но девка, повернувшись к нему, ахнула и попятилась. Почему-то схватилась обеими руками за большую розовую косынку, что перекрещивалась у нее на груди, завязываясь сзади, и принялась ее натягивать, закрывая от сурового барина кусочек обнаженного тела.

– Делай, что велят, – приказал Черепанов.

– Господи, спаси-сохрани, а не виновата я, я его не выпускала…

– Может, в окно ушел? – предположил Левушка.

– Окно-то закрыто? – передал девке вопрос Черепанов.

Она ахнула и кинулась прочь.

– Выходит, в окно. Но какого черта? – спросил всех Архаров.

– Его же покойник с каким-то письмом посылал, – напомнил Федька.

Архаров задумался. Это был не амурный билетик, как называли петербургские щеголихи любовные записочки. Человек, собравшийся стреляться, может, конечно, послать любовнице последний поцелуй, да только денщик, узнав про смерть хозяина, вряд ли кинется доставлять такую дрянь по назначению, да еще с прыжком в окошко.

Послали за Марьюшкой Анютку, привели. Нет, девка не врала, – Степан не говорил ей, кому адресованы письма, их было два, сама же неграмотная, прочитать не могла… да и конверты лежали, поди, за пазухой или в глубоком кармане…

Степан был просто необходим – он единственный мог бы сказать, что из хозяйского имущества пропало за время московского вояжа. Гвардейцы щеголяют дорогими перстнями, табакерками, шпажными эфесами, башмачными и иными пряжками, да и платок, что кладут в карман, у иного не дешевле башмаков…

Все же Архаров спросил Марьюшку – не жаловался ли денщик на хозяйскую расточительность.

– А чего тут жаловаться, он привычный. Барин и в Петербурге проигрываться до подштанников изволили, потом отыгрывались, и тут у нас, дорогую табакерку отдавали в заклад…

– Не от пули, а от стыда, – повторил Архаров слова, что застряли в голове.

– До подштанников – это по-гвардейски, – согласился Матвей. – Ну так не в первый раз. А что он отыгрываться любит – это всем известно. А на сей раз, видать, не получилось.

– Он же опытный игрок! – воскликнул Левушка.

– Нашлись поопытнее, – сказал Архаров, чувствуя при этом, что его рот как-то нехорошо дергается и кривится. – Играл под запись, на честное слово, дал векселя на немыслимую сумму, как наш недоросль Вельяминов, стал отыгрываться – еще хуже вышло…

Федька насторожился – вот точно то же самое стряслось, и тоже горемыка за пистолет хватался, и те же слова звучали. Он подошел поближе к Архарову – тот заметил, но молча одобрил.

– Так нет же в суде веры таким векселям! – Матвей все еще не понимал, что творится.

– При чем тут суд? Коли бы ты с князем Волконским на честное слово играл – заплатил бы? А? До суда бы дело не довел?

– Так то с князем!

– Ну так и он не с простыми людьми, видать, играл, коли все в честь уперлось!

– Вельяминов! – тут только до растерявшегося Левушки дошла связь двух несчастий.

– Шайка! – единственным словом отвечал Архаров. – Думаешь, Тучков, только эти двое? Врешь! В Москве богатых дураков много! И способ придумали! Кого – на Ильинке подцепят, кого… я не знаю где! И ведь им платят! Дворяне – мазурикам платят! Боятся стыда и платят! И не выследишь их, потому что все молчат и молчать будут!

– Не от пули, а от стыда, – теперь уж эти слова повторил Матвей.

– Да что же это такое?! – в отчаянии воскликнул Федька. – Да они же, как крысы! Подкопались, забрались – и жрут! Куда ни ткни – крысы!

– Не вопи, – одернул его Архаров. – Твоя должность такая, что…

Он хотел сделать строгое внушение, на манер Шварцевых, но вдруг вспомнил Марфу и что-то этакое, с крысами и с ней странным образом связанное… услышал ее хитроватый голосок…

Еще при первом знакомстве она, сразу в Архарова поверив, рассказала ту причудливую басенку Ваньки Каина – то же самое была в начале басенки, та же беда… Забрались крысы в амбар и никак их не извести…

– Они – крысы, а ты – кот! – крикнул Архаров, безмерно довольный, что вспомнил главное.