Дава в заснеженных горах

– Главное – любить его. Остальное не важно! – добавила девушка.

Довольно долго Юэлян молчал, а они все повторяли, как глубоко верят в освободительную армию. И наконец он сказал единственно возможное:

– Ладно. Если вам пора уезжать, я его заберу.

– Вот и отлично! – просияла девушка. – Я сразу поняла: у тебя доброе сердце! Цзиньчжумами ягуду!

Юэлян знал, что по-тибетски это значит «слава солдатам-освободителям!», и от смущения покраснел.

Парочка тут же добавила Юэляна к себе в «ВиЧат»[4 - WeChat – китайская мобильная соцсеть. – Примеч. ред.], пофотографировала щенка, к которому уже успела привязаться, и наконец отправилась в путь. Провожая их взглядом, Юэлян подумал, что характер у этих ребят наверняка такой же решительный, как их твердая поступь.

Опустив голову, он потрепал щенка по загривку:

– Ну что, приятель? Поедем ко мне на заставу?

Щенок молча лизнул его руку. Сообразив, что к чему, Юэлян открыл рюкзак, вынул хлеб, отщипнул кусок и протянул щенку, но тот отвернулся. Тогда Юэлян достал пакет молока и плеснул немного себе в ладонь. Щенок вылизал все начисто. Он налил снова, щенок вылизал все опять. Так ушла почти половина пакета. «Так-так… – отметил про себя Юэлян. – Аппетит-то у нас будь здоров!»

Когда он добрался до места встречи, старина Сун уже ждал его. Без лишних слов они выдвинулись к вокзалу, но не прошли и пары шагов, как старина Сун спросил:

– Эй, братишка Хуан! Что это с тобой?

– Н-ничего… – отозвался Юэлян.

– А почему мне кажется, что ты как-то странно шагаешь?

– Нормально шагаю… – смущенно пробубнил Юэлян.

Старина Сун посмотрел на него в упор, и Юэлян поспешно отвел глаза.

Но тут у него из-за пазухи послышалось тихое повизгивание.

– Ладно! – не выдержал Юэлян. – Это щенок, он потерялся. Парочка туристов отдала его мне, чтобы я за ним присматривал.

Старина Сун уставился на него:

– У нас на заставе и так три собаки. Этого что, для тебя мало?

– Но он такой маленький, жалко беднягу… – шепотом отозвался Юэлян.

– Вот именно, что маленький! Куда мы его возьмем? На заставе холодно! Да и вообще!

Тогда Юэлян громко объявил:

– Его отдали мне, потому что я солдат освободительной армии. Я не могу не оправдать надежды людей.

Старина Сун не нашел, что ответить.

Они сели в автобус. Юэлян снял рюкзак и поставил себе на колени, чтобы щенок мог высунуть морду. Распахнув свои милые глазенки, тот смотрел то на Юэляна, то на старину Суна. Старина Сун потрепал его по голове:

– В горах холодно. Уж не знаю, выдержит ли этот проказник.

– Думаю, справится. Я сам позабочусь о нем, чтобы не добавлять никому хлопот.

Юэлян заглянул в послушные щенячьи глаза и подумал: «А вдруг он явился не просто так, а чтобы помочь мне пережить эту зиму?»

Автобус некоторое время ехал вдоль реки, потом свернул с берега и стал подниматься в горы. Склоны покрывала пышная зелень. Дорога круто повернула и стала похожа на змею, обвивающую гору вокруг пояса. Они быстро набирали высоту. Подъем оказался крутой: целых полтора километра в высоту – настоящее скалолазание. Путь был коротким, километров двадцать или тридцать, но разница в высоте – колоссальная.

Старина Сун вдруг спросил:

– Братишка Хуан, скажи честно, не жалеешь, что оказался у нас на заставе?

– Почему я должен жалеть?

– За год на заставе жить надоест сильнее, чем за целых три в отряде связистов в Ядуне. Особенно утомляет уединение. Ладно мне, самому старшему на заставе и потому привыкшему, уже все равно, но ты ведь совсем мальчишка…

– Я привыкну, – ответил Юэлян. – Все равно у связистов тоже не разрешают сидеть в интернете.

– Ты просто еще ни разу не зимовал на заставе, – сказал старина Сун. – Это тяжко до смерти. Лишь переживший зиму может называться тибетским солдатом, только ему известно, почем фунт лиха. Скажу тебе так: ты точно еще пожалеешь!

– Я нисколько не пожалею, – отозвался Юэлян. И помолчав, добавил: – В жизни как в шахматах. Если ход сделан, жалеть уже нельзя!

Старина Сун хмыкнул и ничего не ответил.

Юэлян знал, что на высокогорной заставе тяжелые условия, причем их Годунла – еще не худший вариант. Но как бы ни было сложно, если другие справляются, справится и он. «Как солдат Народной освободительной армии я мечтаю на собственном опыте осознать, что такое охранять границы родной страны на пограничной заставе. Я не боюсь ни испытаний, ни усталости», – так Юэлян написал в своем заявлении о переводе. Правда, кое о чем писать все-таки не стал: он хотел знать, в каких условиях служил отец, через какие испытания прошел. Юэлян давно сказал себе: «Если отец выдержал, то и я смогу».

Какое-то время они ехали в тишине, а потом Юэлян поинтересовался:

– Так почему же ты сам до сих пор не уехал?

– А что я? – ответил старина Сун. – Вот должен был уехать в этом году, да начальство велело остаться еще на годик, помочь новому взводному, так что придется мне и эту зиму здесь с ребятами тосковать…

Юэлян отлично знал эти слова. Отец в своих письмах сетовал на то же самое…

Солдаты молча уставились за окно на все больше пустеющие горы. Пышная зелень потихоньку пропала: автобус поднялся выше снеговой границы. Попадались только низкие кусты на обочине. За окном все было покрыто, устлано, занесено снегом, мороз сливался с морозом и порождал этот суровый ледяной мир. Ширины дороги едва хватало на одну машину. Еще чуть вверх, и пропали даже кустарники – остался лишь безбрежный океан снега.

Уже по тому, как старина Сун произнес «тосковать», было ясно: жизнь тут невеселая. Но Юэлян утешал себя: «Отец в те годы жил в куда худших условиях и как-то перетосковал. Значит, перетоскую и я!»

Снежная застава

Сегодня я прямо-таки сросся с рюкзаком: он стал моей переносной конурой.

Я поселился в рюкзаке солдата и уже с ним оказался в автобусе. Мне было слышно, как они разговаривают и постоянно повторяют слово «застава». Я не знал, что оно означает. Я не понимал, куда меня везут, но держаться рядом с солдатом было надежнее, чем бесцельно скитаться по свету. Мама говорила: «Если что-нибудь случится, не стоит паниковать. Нужно принять это как данность и искать выход». Так что я сперва пойду с ними, а как выпадет возможность – вернусь в Ядун и найду маму.

Но автобус поднимался все выше в горы. Вскоре за окнами уже не осталось никаких деревьев, но мы все равно продолжали ехать. Куда? На край света, что ли?

Так продолжалось очень долго. Наконец автобус остановился и я услышал чей-то голос:

– Служивые, вам тут выходить! Не обессудьте, ближе подбросить не смогу…