Когда я проснулся для пересадки в Стейплтоне, шел дождь.
Когда я проснулся в своем аэропорту, шел дождь.
По громкой связи нам предложили осмотреть сиденья на предмет забытых личных вещей. Затем по громкой связи назвали мое имя. Не могу ли я встретиться с представителем авиакомпании, который ждет меня у выхода?
Я перевел часы на три часа назад – и все равно было уже за полночь.
У выхода меня ждал представитель авиакомпании вместе с охранником-оперативником, чтобы сообщить: ха, из-за вашей электробритвы ваш багаж остался в Даллесе. Охранник назвал носильщиков кидалами. Потом обозвал мошенниками. Желая продемонстрировать, что могло быть хуже, он сказал: но это хотя бы не вибратор. А потом, может, потому, что мы оба были парнями и был уже час ночи, а может, чтобы развеселить меня, охранник поведал: на рабочем сленге стюардесс называют воздушными официантками. Или воздушными шлюшками. Охранник был одет как пилот: белая рубашка с маленькими эполетами и синий галстук. Мой багаж досмотрели и доставят на следующий день, сообщил он.
Охранник уточнил мое имя, адрес и номер телефона, а потом спросил, в чем разница между презервативом и кабиной.
– В презерватив влезает только один член, – объяснил он.
Последние десять баксов я потратил на такси до дома.
Местная полиция тоже задавала много вопросов.
Мою электробритву, которая не являлась бомбой, по-прежнему отделяло от меня три часовых пояса.
Нечто, что было бомбой – большой бомбой, – взорвало мои изящные кофейные столики «Ньоронда» в форме лаймово-зеленой инь и оранжевого ян, которые вместе образовывали круг. Теперь они превратились в щепки.
Мой мягкий уголок «Хапаранда» с оранжевыми чехлами (дизайн Эрики Пеккари) стал грудой мусора.
Не я один пал жертвой гнездового инстинкта. Я знаю людей, которые раньше сидели в сортире с порнушкой, а теперь – с каталогом «ИКЕА».
У всех нас одинаковые кресла «Йоханнесхов» с обивкой «Стринне» в зеленую полоску. Мое пролетело пятнадцать этажей, пылая, и приземлилось в фонтан.
У всех нас одинаковые абажуры «Рислампа-Хар», сделанные из проволоки и экологически чистой небеленой бумаги. Мои пошли на конфетти.
Все это время, что я провел в сортире.
Столовые приборы «Алле». Нержавеющая сталь. Можно мыть в посудомоечной машине.
Настенные часы «Вильд» из оцинкованной стали. Без них я бы не выжил.
Стеллажи «Клипск».
Шляпные картонки «Хемлиг».
Всем этим была засыпана улица рядом с моим небоскребом.
Комплект пододеяльников «Моммала». Дизайн Томаса Харила, доступны в следующих расцветках: орхидея, фуксия, кобальт, черное дерево, гагат, яичная скорлупа или вереск.
Я покупал эти вещи всю жизнь.
Легкий в уходе текстурированный лак на журнальных столиках «Каликс».
Мои вложенные столы «Стег».
Вы покупаете мебель. Говорите себе: это последний диван, какой мне понадобится в жизни, и несколько лет испытываете удовлетворение оттого, что при любом раскладе вопрос с диваном решен. Затем приобретаете набор тарелок. Вскоре – великолепную кровать. Шторы. Коврик. А потом становитесь пленником своего уютного гнездышка, и вещи, которыми раньше владели вы, теперь владеют вами.
Так было, пока я не вернулся домой из аэропорта.
Привратник возник из тени и сообщил: произошел несчастный случай. Приезжала полиция, задавала много вопросов.
Полиция считает, может, это был газ. Запал на плите потух, или конфорка была открыта, газ сочился из нее и поднимался к потолку, пока не заполнил квартиру. Площадь квартиры с высокими потолками составляла семнадцать сотен квадратных футов, и на протяжении многих дней газ сочился и сочился, пока не заполнил все комнаты от пола до потолка. В компрессоре в основании холодильника проскочила искра. Детонация. Панорамные окна в алюминиевых рамах вылетели, диваны, лампы, тарелки и постельное белье полыхнули, а вместе с ними школьные ежегодники, дипломы и телефон. Все это солнечной вспышкой вырвалось наружу с пятнадцатого этажа.
Нет, только не мой холодильник. Я заставил полки разными горчицами – молотыми и в стиле английского паба. Там было четырнадцать сортов обезжиренной салатной заправки и семнадцать видов каперсов.
Знаю, знаю, куча приправ и никакой нормальной еды.
Привратник высморкался, и что-то смачно шлепнулось в его носовой платок, словно мяч в перчатку кэтчера.
Вы можете подняться на пятнадцатый этаж, сказал он, но в квартиру заходить нельзя. Полиция запретила. Она интересовалась, не имелось ли у меня бывшей подружки, которая могла учинить такое, или не нажил ли я себе врагов, имевших доступ к динамиту.
– Нет смысла подниматься, – добавил привратник. – Осталась лишь бетонная коробка.
Полиция не исключала поджог. Никто не ощутил запаха газа. Привратник вскинул бровь. Парень коротал время, заигрывая с горничными и нянями из больших квартир на верхнем этаже, сидевшими в холле в ожидании транспорта после работы. Я прожил здесь три года – а привратник по-прежнему каждый вечер читал свой журнал «Эллери Куин», пока я жонглировал сумками и свертками, чтобы открыть парадную дверь и войти.
Привратник сказал что-то насчет людей, которые уезжают надолго и оставляют горящую свечу, длинную-предлинную, в луже бензина. Обычно так поступают люди с финансовыми проблемами. Желающие с ними разобраться.
Я попросил разрешения воспользоваться телефоном в холле.
– Многие молодые люди стараются произвести впечатление и покупают слишком много вещей, – заметил привратник.
Я набрал номер Тайлера.
На Пейпер-стрит, в доме, который снимал Тайлер, зазвонил телефон.
О Тайлер, прошу, избавь меня.
Телефон звонил.
Привратник навалился на мое плечо и сказал:
– Многие молодые люди понятия не имеют, чего хотят на самом деле.
О Тайлер, прошу, спаси меня.
Телефон звонил.
– Эти молодые люди думают, будто хотят весь мир.
Избавь меня от шведской мебели.
Избавь от высокоинтеллектуального искусства.
Телефон зазвонил снова, и Тайлер ответил.