– Если выдашь меня, я выдам тебя, – говорит она.
Тогда поделим группы, предлагаю я. Марла может забрать костные болезни, мозговых паразитов и туберкулез. Я оставлю себе рак яичек, паразитов крови и органический мозговой синдром.
– А что насчет рака восходящей ободочной кишки? – спрашивает Марла.
Девочка выполнила домашнее задание.
Ободочную кишку разделим. Она получит первое и третье воскресенье каждого месяца.
– Нет, – возражает Марла.
Она хочет все. Рак, паразитов. Глаза Марлы сужаются. Она и не мечтала, что ей будет так хорошо. Марла чувствует себя живой. Состояние ее кожи улучшилось. За всю жизнь она ни разу не видела покойника. Жизнь не имела смысла, потому что ее не с чем было сопоставить. А теперь у нее есть умирание, и смерть, и утрата, и скорбь. Рыдания и содрогания, ужас и сожаление. Теперь, зная, что ждет всех нас, Марла наслаждается каждым мгновением жизни.
Нет, она не уступит ни одной группы.
– Не собираюсь возвращаться к прежним ощущениям, – заявляет Марла. – Я работала в похоронном бюро, чтобы чувствовать себя хорошо, радоваться тому, что дышу. Какая разница, все равно по специальности я работу не нашла.
Тогда возвращайся в свое похоронное бюро, говорю я.
– Похороны – ничто по сравнению с этим, – объясняет Марла. – Похороны – абстрактная церемония. А здесь – реальный опыт смерти.
Пары вокруг нас утирают слезы, хлюпают носами, хлопают друг друга по спине и расслабляются.
Мы не можем ходить оба, говорю я.
– Тогда не ходи.
Мне это нужно.
– Тогда посещай похороны.
Все разомкнули объятия и берутся за руки для заключительной молитвы. Я выпускаю Марлу.
– Сколько ты сюда ходишь?
Заключительная молитва. Два года. Человек в молитвенном кружке берет меня за руку. Другой за руку Марлу. Обычно к началу молитвы я едва перевожу дух. Благослови нас. Благослови нас в нашем гневе и страхе.
– Два года? – шепчет она, наклонив голову.
Благослови и поддержи нас. Любой, кто мог обратить на меня внимание, за эти два года либо умер, либо выздоровел – и навсегда покинул группу. Помоги нам, помоги.
– Ладно, – кивает Марла, – можешь забирать рак яичек.
Большой Боб, Сырная Лепешка, обливающий меня слезами. Спасибо. Приведи нас к нашей судьбе. Приведи нас к покою.
– Не стоит благодарности.
Так я встретил Марлу.
5
Охранник-оперативник все объяснил мне.
Носильщики могут не обратить внимания на тикающий чемодан. Этот охранник называл носильщиков кидалами. Современные бомбы не тикают. Однако, если чемодан вибрирует, носильщики – кидалы – должны вызвать полицию.
Я начал жить с Тайлером, потому что большинство авиакомпаний ввели это правило насчет вибрирующего багажа.
На обратный рейс из Даллеса я положил все в сумку. Когда много путешествуешь, быстро учишься паковать одно и то же в каждую поездку. Шесть белых рубашек. Двое черных брюк. Необходимый для выживания минимум.
Компактный будильник.
Беспроводная электробритва.
Зубная щетка.
Шесть трусов.
Шесть пар черных носков.
Если верить охраннику-оперативнику, при вылете из Даллеса мой багаж вибрировал, и полиция сняла его с рейса. В той сумке было все. Средства для контактных линз. Красный галстук с синими полосками. Синий галстук с красными полосками. Это должностные полоски, не клубные. И один чисто красный галстук.
Список всех этих вещей раньше висел на двери моей спальни, у меня дома.
Дом представлял собой кондоминиум на пятнадцатом этаже небоскреба, нечто вроде картотеки для вдов и молодых специалистов. Рекламная брошюра обещала фут бетонного пола, потолка и стены между мной и соседней стереосистемой или телевизором. Фут бетона и кондиционер, окна открывать нельзя, поэтому даже с кленовым настилом и регуляторами освещенности все семнадцать сотен воздухонепроницаемых квадратных футов пахли твоей последней готовкой или последним посещением сортира.
И не забудьте разделочные столешницы и низковольтные светильники.
Однако фут бетона – это важно, когда у соседки садятся батарейки в слуховом аппарате, и ей приходится смотреть телеигру со звуком на полную мощь. Или вулканический взрыв горящего газа и мусора, бывших гостиной и личными вещами, выбивает панорамные окна и вырывается пылающим факелом наружу, превращая вашу – и только вашу – квартиру в выпотрошенную, обугленную бетонную дыру в скальной стене здания.
Такое случается.
Все, включая ваш комплект зеленых стеклянных тарелок ручной работы, с крошечными пузырьками, неровностями и песчинками, доказывающими, что их изготовили честные, простые, трудолюбивые аборигены какой-то местности, разлетается вдребезги. Представьте, как длинные шторы выпархивают наружу и сгорают дотла на жарком ветру.
В пятнадцати этажах над городом все это горит, бьется и осыпается на проезжающие мимо машины.
Пока я, погрузившись в сон, лечу на запад на 0.83 Махах, или 455 милях в час, истинной воздушной скорости, ФБР обезвреживает мой багаж на освобожденной полосе в Даллесе. В девяти случаях из десяти, объясняет охранник-оперативник, вибрация вызвана электробритвой. Это была моя беспроводная электробритва. В десятом случае – вибратор.
Это мне рассказал охранник-оперативник. В пункте назначения, откуда я без багажа отправился домой на такси – и обнаружил на земле обрывки своих фланелевых простыней.
Представьте, говорит охранник, каково это – сообщать пассажирке по прибытии, что из-за вибратора ее багаж остался на Восточном побережье. А иногда и пассажиру. Политика авиакомпании не позволяет строить предположения о владельце вибратора. Избегайте определенности.
Некий вибратор.
А не ваш.
Никогда не говорите, что вибратор случайно включился.
Вибратор активировался и создал аварийную ситуацию, для решения которой потребовалось снять с рейса ваш багаж.