Там, на странице, молодой красивый физрук, соседские парни, душещипательные песни под гитару, даже запах вечернего деревенского воздуха – необыкновенный, совсем не такой, как здесь.
Лера попыталась мысленно проделать такой трюк: взять страницу за краешек, поднять вверх и… Страница не переворачивалась. Словно в детской книжке-гармошке с фигурами, такой, когда раскрываешь лист, а перед тобой встают объёмные бумажные замки или животные – эти самые фигуры прошлого закостенели, не захотели сворачиваться обратно, и из-за этого не позволяли книжке захлопнуться.
Как можно забыть ту самую прогулку, когда учитель физкультуры провожал её после классного часа? Как обнял за плечо – ей так хотелось тогда, чтобы это увидел кто-нибудь из её одноклассников! Ну как можно такое забыть, перевернуть, да ещё и прихлопнуть сверху ладошкой?! Нет уж!
А может, написать ему письмо?! Лера даже обвела комнату в поисках канцелярских принадлежностей, но порыв так же быстро иссяк, как и появился.
«И о чём я ему расскажу? – уныло мелькнуло в сознании. – Он меня и не вспоминает, поди. Вокруг столько красивых девочек. Да и Колокольчикова наверняка уже взяла инициативу в свои руки – у неё такая грудь, ни один физрук не устоит. А ещё подружка называется!»
Лера вздохнула так, будто бы в ней сейчас была заключена вся скорбь мира.
Через двор наискосок пробежала смешная лохматая дворняга. Пёс потешно перебирал лапами, чётко следуя по выбранному направлению – по своим собачьим делам. В остальном улица была совершенно пустынной – только деревья слабо покачивались на ветру, поигрывая распустившимися недавно листьями.
«Абсолютно безнадёжная ситуация, – заключила Лера. – Вот как это называется. Зачем мы сюда приехали? Скорее бы мне восемнадцать исполнилось, что ли…»
Отклеившись от окна, девочка проследовала по направлению к небольшой тёмной комнате – кладовке, куда родители после переезда свалили несколько тюков с вещами: надеялась отыскать там хоть что-нибудь из одежды, а то ходит уже неделю в стареньких джинсах и футболке.
Но когда Валерия открыла в кладовке дверь, один из тюков неожиданно зашевелился и пододвинулся в её сторону.
– Ай-й-й-й! – заорала она и от неожиданности подпрыгнула. Потом с расширившимися от ужаса глазами попятилась назад.
Под тюком зажглось мутное жёлтое сияние.
Мешок ещё раз шевельнулся внутри себя, потом некто отбросил полог, и на свет явилось подсвеченное фонариком лицо Юлии.
– Господи боже мой! – вырвалось у Леры; от пережитого испуга у неё по спине всё ещё бежали мурашки.
– Это я, – сообщила младшая сестра, делая максимально невинное выражение лица.
Присмотревшись, Лера сообразила, что Юлька сделала себе что-то вроде накидки из одеяла и забралась под неё с фонариком.
– Ты с ума, что ли, сошла? У меня сердце чуть не остановилось! – принялась выговаривать ей Валерия. – Идиотские игры у тебя!
– Просто когда я так спрячусь, никто не мешает мне рисовать, – пояснила младшая. – Вот я и забралась под одеялко.
– Нужна ты сто лет кому! – огрызнулась Валерия. – Мешают ей! И что ты там нарисовала?
– Не скажу, – Юлька уже полностью выбралась из-под укрытия. В одной руке она держала фонарик, а другой прижимала к груди листочек.
– Да дай посмотреть-то! – старшая протянула руку, но сестра увернулась и опустила голову, словно собиралась бодаться.
– Не покажу! – упрямо повторила она.
– Ну и дура!
– Сама дура!
– Ах ты… – Лера дёрнулась, чтобы ухватить сестру и дать тумака, но Юлька снова вывернулась и стремительно побежала в зал, шлёпая голыми пятками по полу.
– Ненормальная какая-то, – сообщила Лера в пространство и принялась передвигать остальные мешки с вещами – благо они не двигались сами по себе и вообще вели себя подобающе.
Юля не показала Лере-дуре свой рисунок по двум причинам. Во-первых, он был ещё до конца не готов. Всем известно, любой художник хочет произвести своими произведениями максимальное впечатление. Добиться такого от недоделанного рисунка не получится. А во-вторых, старшая сестра вовсе не тот человек, который может оценить её старания. То ли дело папка! Он один только радуется, когда Юлька показывает ему свои новые рисунки.
Но папка придёт ещё не скоро, только вечером. С другой стороны – не так уж плохо, есть время доработать эскиз.
На листочке Юлия попыталась изобразить поезд, в котором они ехали в «Германь», как бы со стороны. Несколько вагонов были прицеплены к большому паровозу, из его трубы вырывались клубы чёрного дыма. Над железной дорогой висело жёлтое солнце. В одном из окон последнего вагона виднелись крошечные физиономии: кружочек, две точки – глаза, палочка – нос и палочка – рот. Физиономий виднелось четыре – Юля, папа, мама и Ванька. Леру Юлька не изобразила из принципа. Не могут же все одновременно смотреть в окно! Лера как будто лежит на верхней полке и читает свою дурацкую книжку.
«Надо будет это объяснить папке, – подумала девочка. – А то он сразу не поймёт».
– Ты чего такая кислая? – спросила Леру кузинка Галя, которая забежала проведать родственников.
Галина переехала в Германию ещё два года назад.
– Я сладкая, – буркнула Валерия. Наигранный оптимизм кузинки сейчас раздражал.
– Вот и зря, – резюмировала Галка. – Ты спросишь – почему? И я тебе отвечу. Потому что вечером мы с тобой пойдём на тусу. Все мои друзья хотят на тебя посмотреть. Там будет ужасно весело и ужасно интересно.
– Действительно. Всем будет ужасно весело поглазеть на меня как в зоопарке…
– Ты всегда такой язвой была? Что-то я раньше не замечала.
– Нет, не всегда. Я стала ей сегодня.
– Всё, прекращаем уныние. Там будут обалденные мальчики. Враз забудешь всех своих механизаторов.
– Каких ещё механизаторов?
– Ну трактористов. С кем ты там валандалась в деревне у себя?
– Мелешь чепуху.
– Ты это… Я зайду вечером. Губы хоть накрась.
– Чего ещё сделать?
– Да не бурчи ты, – Галина со смехом обняла двоюродную сестру. – Чего такая кукся? Всё образуется. А где Иван?
– С мамкой ушёл, что-то там оформляют опять.
– А самая маленькая мелочь?
– Не знаю, где эта психическая. Наверное, в туалете закрылась. С неё станется.
– Юльче-е-е-на! – заорала Галя в раскрытую дверь зала.
– Чего? – детским басом отозвалась Юля из спальни.
– Ты что там одна сидишь? Иди к нам! Поиграем.