– Ничего себе захватик! – чуть не пискнул он и облегчением почувствовал, что рука его вновь обрела свободу.
Юханна весело на него посмотрела и с трудом протиснулась за стол. Немного повертелась, выбирая такую позицию, чтобы можно было дотянуться и до блюда с булочками, и до кофейника, и начала с завидным аппетитом уплетать булку.
– И когда вы ждете? – вежливо спросил Мельберг.
– Через три недели, – коротко ответила она, проглотила остатки булки и потянулась за следующей.
– Правильно, вам надо есть за двоих, – пошутил он, но Юханна наградила его таким взглядом, что он немедленно осекся.
– Мой первый внук! – гордо сказала Рита и погладила Юханну по животу. Та просияла и положила ладонь поверх руки свекрови.
– А у вас внуки есть? – спросила Рита, подливая себе кофе.
– Пока нет… Сын есть. Семнадцать лет. Его зовут Симон.
О том, что у него есть взрослый сын, Мельберг узнал совсем недавно, и новость эта поначалу его не слишком обрадовала. Но постепенно они привыкли друг к другу, и сейчас мысли о Симоне доставляли ему только радость. Хороший мальчик.
– Семнадцать лет… Тогда, конечно, спешить некуда. Я только вот что скажу: внуки – это вроде десерта в жизни. – Рита опять погладила живот Юханны.
Мельберг не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя так спокойно и уютно. В минувшие годы ему пришлось немало пережить. Иной раз он давал себе слово никогда больше не связываться с женщинами. А сейчас – пожалуйста: сидит на кухне у полузнакомой дамы и млеет от счастья.
– И что скажете? – Рита смотрела на него испытующе, и только тут он сообразил, что прослушал какой-то заданный ему вопрос.
– Простите?
– Я спросила – вы придете вечером на мои курсы сальсы? Для начинающих, ничего сложного. В восемь.
Мельберг недоверчиво уставился на нее. Сальса? В его возрасте? Сама мысль показалась ему совершенно идиотской, но он заглянул поглубже в темные глаза Риты и, к своему ужасу, услышал свой собственный голос:
– Сальса? В восемь? Конечно приду.
Эрике все меньше и меньше нравилась ее затея. Она замедлила шаг, а прежде чем свернуть на гравиевую дорожку к дому Акселя и Эрика, вообще остановилась и задумалась. Потом, скорее по привычке доводить начатое дело до конца, все же подошла к двери и постучала.
Молчание. Она даже почувствовала некоторое облегчение. Что ж, не вышло – значит, не вышло, но как раз в то мгновение, когда она уже хотела повернуться и уйти, за дверью послышались шаги. У нее забилось сердце.
– Слушаю вас?
Вид у Акселя Франкеля был усталый, даже измученный.
– Добрый день, меня зовут Эрика Фальк, я… – Она запнулась. Надо было подготовить хотя бы вступительную фразу.
– Дочка Эльси? – Аксель разглядывал ее со странным выражением. Усталость на его лице сменилась интересом. – Да… теперь я вижу. Вы очень похожи на мать.
– Разве?
– Да… очень. Глаза и рот… – Он даже слегка наклонил голову набок, всматриваясь в ее лицо. – Проходите. – Он отошел в сторону, пропуская ее в прихожую.
Она перешагнула порог и остановилась.
– Проходите, проходите, мы посидим на веранде.
Эрика быстро повесила пальто и прошла за ним на красивую застекленную веранду, чем-то похожую на веранду в их с Патриком доме.
– Присаживайтесь… – Очевидно, у хозяина не было намерения предложить ей кофе.
Она помолчала и откашлялась.
– Собственно говоря, я… – Голос почему-то плохо ее слушался. Она взяла разбег еще раз. – Собственно говоря, я зашла потому, что недавно оставила у Эрика медаль… Очень сочувствую вашему горю, – спохватилась она, – я…
Эрика даже заерзала в кресле – настолько нелепой показалась ей вся ситуация.
Аксель поднял ладонь и слегка улыбнулся – должно быть, хотел ее успокоить.
– Вы сказали что-то насчет медали.
– Да… – Эрика мысленно поблагодарила его за помощь. – Весной я разбирала вещи матери и наткнулась на медаль… нацистскую медаль. Мне стало любопытно, откуда она взялась… и почему мать ее хранила. И, поскольку я знала, что ваш брат…
– Смог он вам помочь?
– Не знаю… Мы говорили по телефону… потом я отнесла ему медаль и думала, он позвонит мне, если что-то выяснится… а мы были очень заняты, и вот… – Она замолчала.
– И вы хотели спросить, сохранилась ли ваша медаль?
Она кивнула.
– Простите, ради бога… я понимаю, что в такое время… а я беспокоюсь о какой-то медали. Но у меня так мало осталось после матери… – Эрика снова замолчала.
Надо было просто позвонить. Только теперь она осознала, насколько бестактным и бесчувственным был ее приход.
– Я понимаю, – сказал Аксель. – Очень хорошо вас понимаю. Поверьте, я, как никто, знаю, насколько важна для людей связь с прошлым. Даже если это какие-то неодушевленные предметы… И Эрик бы вас понял. Все эти вещи, которые он собирал годами… Вещи и факты – он не считал их неодушевленными. Вещи и факты рассказывают нам историю… Он, может быть, надеялся, что они смогут нас чему-нибудь научить.
Он отвернулся и долго смотрел в окно – казалось, на какой-то момент забыл о существовании гостьи. Потом взглянул на нее внимательно.
– Я обязательно постараюсь найти эту вещь… Но расскажите немного о вашей матери. Какой она была? Что за жизнь прожила?
Эрике вопрос показался странным, но просьба прозвучала так искренно и у него были такие грустные глаза, что она решила сказать все как есть.
– Какой была моя мать… Если честно – не знаю. Мы с сестрой – поздние дети, и хорошего контакта с матерью у нас так и не получилось. Вы спрашиваете, какую жизнь она прожила… – Эрика остановилась, не зная, правильно ли поняла вопрос. – Мне кажется, ей было нелегко… я имею в виду – жить. Мне она казалась очень собранной… и очень нерадостной.
Эрика лихорадочно подбирала слова, не зная, как выразить свои ощущения. Пожалуй, это верное слово – в Эльси не ощущалось никакой радости жизни. Видела ли она когда-нибудь мать веселой? Эрика не могла вспомнить ни единого случая.
– Это больно слышать. – Аксель опять поглядел в окно, словно не решаясь смотреть ей в глаза.
– А какой она была, когда вы ее знали?
– Собственно говоря, Эрик знал ее лучше. – Взгляд Акселя потеплел. – Они были однолетки. Их было водой не разлить – Эрик, Эльси, Франц и Бритта. Настоящий квартет. – Он невесело рассмеялся.
– Да… Она пишет об этом в дневнике. Вашего брата я видела, а кто такие Франц и Бритта?