– Как спалось? – интересуется обеспокоенно.
– Сладко и крепко, – безбожно вру.
Бессонница мучает меня каждую ночь. Засыпаю под утро и просыпаюсь через пару часов – измотанная и разбитая. Но ей незачем об этом знать. Помочь никак не сможет, зато переживать будет ещё больше.
– Ты уверена? Выглядишь уставшей, – она разглядывает меня с недоверием.
– Да, всё в порядке. Просто много думала вчера перед сном, – стараюсь убедить её в собственной лжи.
Лучше поговорю об этом с психологом на следующем сеансе, который является частью моей терапии по восстановлению памяти. Доктор Харрисон посоветовал клинику в Москве, где теперь я прохожу комплексную реабилитацию. И из-за беременности мне запрещена большая часть медикаментов, поэтому приходится при помощи специалистов искать альтернативные способы решения проблем.
– Ты же помнишь, что можешь поговорить со мной обо всём? – в её глазах считывается беспокойство.
Она определенно не верит мне, но старается не давить. Я киваю в ответ и улыбаюсь, пытаясь придать своему лицу уверенности. Сделав глоток горячего кофе, вновь скольжу взглядом по шраму. Молча разглядываю его, наивно полагая, что сейчас точно что-то вспомню. Но ничего не выходит.
– Ты знаешь, откуда он у меня появился? – интересуюсь, посмотрев на маму.
– Не припомню, детка. Наверное, при каком-то очередном падении в детстве, – она старается улыбнуться, чтобы спрятать свою нервозность, но выходит криво.
Какая неубедительная ложь. Вижу, что она что-то скрывает от меня. Этот её взгляд мне уже знаком. Она так смотрела на меня на протяжении всего времени, проведённого в Лондоне.
Когда скрывала смерть бабушки и дедушки…
Как выяснилось позже, помимо ретроградной амнезии, на фоне перенесённого стресса из моей памяти стёрлись все травмирующие воспоминания. И пока мы находились в Лондонской больнице, я была уверена, что бабушка с дедушкой ждут меня в России. Мама молчала и ничего не говорила мне. Старалась не травмировать ещё сильнее и скрывала правду ровно столько, сколько это было возможно.
Я ждала, что прилечу в Москву и сразу поеду в гости к любимым в Ярославль. Представляла, как бабушка напечёт мои любимые апельсиновые кексы, а дедушка будет рассказывать сотни весёлых историй из своей молодости. Эти мысли согревали и давали силы. И я с нетерпением ждала встречи с ними. А в итоге встретилась с жестокой реальностью. Эта новость ударила по сердцу с такой силой, будто они умерли только сейчас, а не несколько лет назад. Я плакала горькими слезами целую неделю. И мне потребовалось время, чтобы принять всё и пережить…
Хотя снова вру. Мне больно до сих пор.
Больно от потери родных, от потери памяти, от бесконечных мыслей в голове, которые словно блуждают в лабиринте и никак не доберутся до точки назначения. Мне больно от осознания, что я ношу под сердцем ребёнка и ничего о нём не помню…
– Доченька, я вижу, что тебя что-то очень сильно беспокоит, – встревоженно произносит мама, и я отмираю.
«Пора рассказать ей. Одна ты не справляешься…» – твёрдо заявляет внутренний голос. И я с ним соглашаюсь.
Моя ладонь невольно ложится на живот, и я вздрагиваю от собственного прикосновения.
– Мам, нам нужно серьёзно поговорить. Не как мама с дочерью, а как два взрослых человека.
Делаю глубокий вдох, чтобы стабилизировать дрожащий голос.
– Я всегда готова тебя слушать, дорогая, – её лицо принимает более серьёзное выражение. – Что случилось?
Выдох…
– Я беременна, – произношу быстро, пока снова не передумала.
Кажется, что даже воздух становится плотнее, давя на плечи своей невидимой тяжестью. Я не могу отвести взгляд от мамы. Её реакция зеркально отражает мою собственную, когда мне только сообщили о моей беременности: она шокирована, растеряна и дезориентирована.
«Вы беременны» – эти слова по сей день звучат смертным приговором в моих ушах.
Первые дни в больнице вообще казались сущим кошмаром для моего сознания. Забеременеть, потерять память и не помнить важного… Казалось, что всё вокруг – это чья-то зловещая шутка. Но нет. Это моя реальность.
– Я просила врачей не говорить тебе об этом. Думала сама приду к решению проблемы. Но так и не смогла, – продолжаю я, глядя ей прямо в глаза и стараясь найти в них понимание и поддержку.
Её глаза расширяются, и я замечаю, как она невольно отстраняется назад, словно я ударила её физически. В комнате повисает липкое и неприятное напряжение.
– На что решиться? – она старается придать своему голосу спокойствие, но я считываю все эмоции по её глазам.
Недоумение. Тревога. Страх. Боль.
Она всё поняла и без моего ответа.
– На аборт…
Я впервые произнесла это вслух. И мне не нравится, как звучат эти слова. Во рту начинает всё гореть, будто моё признание прошлось огнём по нёбу.
– Я не знаю, мам… – продолжаю я. – Не знаю, хотела ли я ребёнка. Планировала ли эту беременность. Были ли у меня серьёзные отношения или это случайность. Я чувствую себя потерянно… Мне тяжело и больно…
– Моя девочка, – мама тут же тянется ко мне и заключает в свои тёплые объятия.
Я вдыхаю знакомый цветочный аромат её парфюма, который мгновенно вызывает в памяти тёплые воспоминания. Этот запах напоминает мне о беззаботных днях детства, когда мама брала отпуск, и мы вдвоём уезжали на море. Я помню, как мы строили замки из песка, смеялись, играли в воде, и как мамин парфюм смешивался с запахом морской соли.
Я знаю, что она нашла и купила эти духи специально для меня и моей памяти. И от того хочется обнять её ещё крепче.
– Может, я говорила с тобой об этом? – отстраняюсь и смотрю ей в глаза.
– Родная, мы с тобой ни о чём подобном не говорили, – с сожалением произносит она.
– Значит, это и в самом деле случайность, – поджав губы, заключаю я чуть тише. – Хотя это логично. Будь иначе, отец ребёнка был бы рядом в такой тяжёлый для меня период
– Яночка… – мама хочет сказать что-то, но замолкает.
– Пожалуйста, говори со мной не как с дочерью, – напоминаю ей о своей просьбе. – Я головой понимаю, что давно нужно было пойти и сделать… – замолкаю, не хочу больше произносить это слово. – Но что-то внутри меня останавливает от этого шага.
– Что именно?
– Сложно сказать… Наверное, страх, что он мог быть желанным… Что, если я хотела этого ребёнка? – я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. – Что, если я решусь на аборт, а потом память вернётся ко мне, и окажется, что я ждала этой беременности?
Вот они – причины моих бессонных ночей. Эти вопросы въелись в мой мозг и не отпускают. Вопросы, на которые я ищу ответы и не нахожу их.
– Ты хочешь, чтобы я уговорила тебя на аборт или, наоборот, отговорила от него?
Накрывает мою руку своей тёплой ладонью.
– Я хочу узнать, как часто ты жалела о том, что не решилась на аборт? Жалела ли, что родила меня, зная, что родной отец никогда меня не примет? Только честно, – я смотрю ей прямо в глаза, надеясь на искренний ответ и одновременно боясь его.
– Ты думаешь, что я жалею о том, что у меня есть такая дочь, как ты? – спрашивает с изумлением.