Гимназистка. Нечаянное турне

– Господин Песцов не выглядит страдающим по оставленной в Ильинске девушке, – заметила я. – Да и не похож он на завзятого сердцееда.

– Ой, Дмитрий Валерьевич никогда не страдает. Он знает, что, если захочет, сможет добиться любой, – хитро улыбнулась моя собеседница и придвинулась ко мне совсем тесно, всем своим видом намекая, что могла бы рассказать кучу сплетен, если я вдруг захочу.

Я не хотела.

– Мне кажется, он сейчас вполне удовлетворен обществом мисс Мэннинг. Она такая красивая, такая талантливая, с тонкой душевной организацией, – завела я панегирик нанимательнице.

– С тонкой душевной организацией? – внезапно оживилась Соболева.

– С тончайшей, – чуть настороженно подтвердила я, не понимая, куда гнет эта дама.

– Милочка, так это же то, что нам так нужно, – возбужденно сказала Соболева. – У мисс Мэннинг наверняка есть способности медиума.

– Возможно.

Соболева ухватила меня за руку чуть выше локтя:

– Анна Дмитриевна, вы мне должны помочь.

– С радостью, Ксения Андреевна. – Я чуть дернула рукой, намекая, что держать меня совершенно излишне, все равно я далеко не убегу в этой неудобной юбке. – Что я могу для вас сделать?

– Уговорить мисс Мэннинг, разумеется, – умоляюще сказала Соболева. – Мне нужен медиум. В моем салоне еще ни разу не получалось удачного спиритического сеанса. Сами понимаете, для меня это очень важно. Злопыхательницы уже шепчутся, что дело во мне. Мол, мой зверь слишком слабый, представляете?

– Какой ужас, – сказала я, совершенно не представляя, чем это может грозить Соболевой. – Но ведь мисс Мэннинг может и не оказаться медиумом.

– А мы проведем пробный сеанс, – деловито предложила собеседница. – Мисс Мэннинг, я, господин Песцов и вы.

Глава 5

Концерт удался. Пусть мисс Мэннинг пела под аккомпанемент всего лишь рояля, создавалось впечатление, что вместо него был целый симфонический оркестр. Оказалось, на репетиции она работала, не слишком напрягая связки, и сейчас ее прекрасный бархатный голос плыл по застывшему в восхищении залу, в полной мере передавая все, что вкладывала певица. В этот раз я не сидела сторонним зрителем, а стояла за кулисами, поэтому наблюдала за всем. За мисс Мэннинг, вдохновенно отдающей всю себя залу. За залом, завороженно слушающим певицу. За всхлипывающей от избытка чувств горничной, прижимающей к груди саквояж с вещами, жизненно необходимыми мисс Мэннинг. Песцову насладиться в полной мере выступлением мешала Соболева, которая тоже не устроилась в зале, а вцепилась в организатора концерта обеими руками, словно он мог испариться вместе с подопечной, и что-то бубнила ему в ухо, которым Песцов нервно подергивал. Наверное, стряхивал лапшу, когда той становилось слишком много. Время от времени он страдальчески кривился и косился то на мисс Мэннинг, то на надоедающую ему Соболеву, отделаться от которой воспитание пока не позволяло.

– Ксения Андреевна, – не выдержав, прошипел он. – Давайте поговорим после концерта. Вы мешаете Филиппе.

Как раз в этот момент мисс Мэннинг закончила петь арию и зал взорвался аплодисментами и воплями «Браво!» и «Бис!». На сцену втащили очередную корзину с розами, коих уже скопилось за кулисами столько, что впору нести назад в цветочную лавку и сдавать на вес. Интересно, тут это практикуется? Не думаю, что мисс Мэннинг понадобится вся эта цветочная гора, разве что она или ее горничная добывают домашними методами розовое масло для отдушки.

– Дмитрий Валерьевич, но это так для меня важно, – заныла Соболева. – Почему вы такой упрямый? Вот Анна Дмитриевна меня поняла и даже пообещала посодействовать.

Ничего такого я не обещала, но это не помешало Песцову обернуться ко мне и хмуро посмотреть. Я отрицательно помотала головой, показывая, что к развлечениям Соболевой отношения не имею и не слишком хочу иметь, но он мне, кажется, не поверил.

– Подумайте, – тем временем важно вещала дама, – ведь и самой мисс Мэннинг этот опыт будет чрезвычайно полезен. Новые впечатления всегда благоприятно влияют на развитие творческих личностей.

– Мисс Мэннинг и без того прекрасно развита, – раздраженно бросил Песцов. – А сейчас вы беспардонно мешаете мне наслаждаться ее выступлением.

Соболева приложила носовой платок к носу и громко всхлипнула. Так громко, что привлекла внимание не только нас с Песцовым, но и мисс Мэннинг, которая встревоженно повернулась к нам, не переставая петь. Песцов засемафорил, что ничего страшного не происходит: обычное дело, поклонница расчувствовалась.

– Извините, Ксения Андреевна, я не хотел вас обидеть, – попытался он смягчить свои недавние слова, готовый на все или почти на все, лишь бы та затихла.

– Не хотели, но оби-идели, – протянула Соболева, старательно дрожа голосом и всхлипывая.

По артистизму сравнения с мисс Мэннинг она не выдерживала: пусть пышная грудь и неравномерно вздымалась, показывая удерживаемые рыдания, но глаза оставались абсолютно сухими, а уж оценивающий взгляд говорил, что внешние события Соболеву занимают куда больше внутренних переживаний.

– Ксения Андреевна, – закружил вокруг нее Песцов, чуть ли не обметая хвостом юбки. Чуть ли – потому что хвоста пока не было, но, судя по тому, что сам Песцов выглядел уже взведенным донельзя, от оборота его удерживала самая малость. – Вы уж простите меня, неразумного. Но когда мисс Мэннинг начинает петь, все иное полностью покидает мою бедную голову. Иначе я ничем не могу объяснить свою грубость по отношению к вам, такой красивой и воспитанной даме. Если я могу что-то для вас сделать, вы только скажите.

Сейчас он действительно был готов на все, лишь бы собеседница заткнулась и прекратила мешать певице. Соболева в последний раз всхлипнула и сказала, манерно растягивая гласные:

– Вы же поговорите с мисс Мэннинг, Дмитрий Валерьевич, о моей маленькой просьбе? Вам это ничего не стоит, а я буду так благодарна, так благодарна…

Платок она не убирала, наверняка готовясь в случае отказа опять пустить его в ход, имитируя страдания. Песцов с тоской посмотрел на сцену, где мисс Мэннинг уже готовилась исполнять следующий номер.

– А почему бы вам самой не поговорить об этом с мисс Мэннинг?

– Дмитрий Валерьевич, да ведь к вашим словам она скорее прислушается, – умоляюще сказала Соболева.

Теперь стало понятно, почему ни ей, ни Песцову не нашлось места в зале: Соболева хотела планомерно его обрабатывать, что было бы невозможно ни в партере, ни в ложах, которые обе оказались забитыми под завязку. Зря я обвинила ее в отсутствии артистизма: как удрученно она извинялась, твердила, что никак не может взять в толк, как так получилось, что совершенно не осталось свободных мест. Впрочем, вполне возможно, что она оставляла, только перед доводами в виде шелестящих купюр или других вариантов убеждения была вынуждена с ними расстаться. Уж очень много желающих оказалось послушать мисс Мэннинг, стулья стояли даже в проходах, а единственный незанятый театральный находился в гримерке. Кресло Соболевой из ее кабинета и то было втащено в одну из лож, и сейчас в нем сидел весьма важно выглядящий господин. Возможно, сам князь Соболев, если вдруг его сюда занесло.

Тем временем вступление проиграли, мисс Мэннинг бросила на нас недовольный взгляд и приступила к исполнению новой арии.

– Так как, Дмитрий Валерьевич?

– Давайте поговорим после концерта, – страдальчески скривился он.

– После концерта вы и думать обо мне забудете, – заскулила Соболева, готовясь опять прикрывать платком несуществующие слезы. – Пообещайте, что попросите мисс Мэннинг, ну что вам стоит, Дмитрий Валерьевич?

– Обещаю, – сквозь зубы выдавил Песцов и раздраженно дернул ухом.

– И сами примете участие.

– Хорошо. Но только если не услышу ни единого слова от вас до окончания концерта.

Он оскалил зубы столь угрожающе, что Соболева аж отпрыгнула, после чего он потерял к ней всякий интерес и опять уставился в восхищении на сцену. Соболева же деловито заозиралась, потом подозвала к себе мужика, в котором я узнала встретившего нас вчера, пусть он одет был уже не на старинный лад, а вполне себе современно. Начальница что-то зашептала своему подчиненному, тот в ответ недовольно забубнил. Она шикнула – наверное, опять пообещала, что уволит, – и ногой притопнула, после чего испуганно покосилась на Песцова, но тот даже не дернулся в ее сторону. Мужик вздохнул, посмотрел укоризненно и куда-то утопал, а его начальница обессиленно прислонилась к стене. Вот так: спиритического сеанса еще не было, а его организаторша утомилась до такой степени, что ноги не держат.

Я в упор не помнила, любила ли я оперу раньше, в той жизни, но в этой искренне наслаждалась вокалом мисс Мэннинг. И не только я: зал завороженно внимал переливам ее голоса, не было слышно даже дыхания, не говоря уже о разговорах или кашле. Песцов так вообще подался вперед, поедая певицу глазами и чуть ли не облизываясь. Магия не действовала только на Соболеву: она явно маялась у стены, вздыхала, поднимала глаза к потолку и шевелила губами. Возможно, подсчитывала прибыль от концерта, а возможно – время, оставшееся до его конца. В любом случае она молчала, что само по себе было замечательно.

Концерт затянулся. Программа давно закончилась, но зрители в который раз умоляли мисс Мэннинг спеть что-нибудь еще, и она снисходила к их просьбам. Соболева начала нервно пристукивать каблуком, но замерла сразу, как только Песцов к ней повернулся, и встретила его полной неподвижностью и сладко-вопросительной улыбочкой. Рот открывать в недоуменном вопросе она предусмотрительно не стала.

На сцену неожиданно забрался какой-то хлыщ и, припав на одно колено перед мисс Мэннинг, страстно заговорил, пытаясь облобызать обе руки певицы.

– Ой, уведут, – испуганно выдохнула Соболева, подавшись к Песцову своим могучим бюстом. – Дмитрий Валерьевич, как есть уведут мисс Мэннинг. Куда же вы смотрите?

Песцов сразу развернулся от нее, чертыхнулся и скомандовал опускать занавес. Как назло, что-то там в механизме заело, он скрежетал, но ни в какую не хотел проворачиваться. Тем временем на сцене разыгрывалось целое представление. Мисс Мэннинг безуспешно пыталась вырвать руку у слишком активного поклонника то ли ее, то ли ее таланта, что, впрочем, несущественно в данном случае. Она что-то успокаивающе говорила, и с ее лица не сходила улыбка, которая казалась намертво приколоченной. Но взгляды, которые она бросала на нас, явно были умоляющими. Песцов самолично дернул рукоятку, и занавес свалился на сцену, словно только и ждал, когда его наконец уронят.

– Боги мои, вы же сломали механизм, – возмутилась Соболева.

Она бросилась к рукоятке и подергала, но та заклинилась намертво.

– Его сломали до меня, – бросил уже на бегу Песцов.

Я последовала за ним, справедливо полагая, что моя помощь может понадобиться скорее мисс Мэннинг, чем Соболевой, которой для дерганья рукоятки переводчик не требовался.