Косиног. История о колдовстве

– Как же мне… как мне тебя не хватает, – рыдала Абита. – Слышишь? Где бы ты ни был, уж лучше услышь!

И тут ей сделалось нестерпимо стыдно: ведь напоследок, прежде чем расстаться с Эдвардом навсегда, она попрекнула его: ты, дескать, совсем как отец… Как его это обидело! А ведь он всего-навсего о ней же заботился, ее же берег от этого клана ядовитых гадюк… Чего бы не сделала она сейчас, лишь бы Эдвард вновь оказался рядом, вновь принялся волноваться о ее благополучии!

– Прости меня, Эдвард. Господи, прошу тебя, хоть в этом-то смилуйся надо мной, передай ему: я не хотела… передай: я люблю его. Пожалуйста, Господи, хоть в этом мне не откажи!

Вложив в толчок всю злость, всю накопившуюся скорбь, Абита снова уперлась руками в хомут и на сей раз сумела столкнуть его вбок, села, прижала к груди занывшую руку. Похоже, сломана… Согнув руку в локте, Абита поморщилась от боли. Болело здорово, однако сомнений быть не могло: к следующему утру рука онемеет, покроется кровоподтеками.

Тут рядом раздалось мяуканье, к боку прижалось мохнатое, теплое тельце. Это был Бука, ее кот – одноглазый, рыжий, в изжелта-белую полоску. Буку Абита около года назад спасла от своры деревенских псов, однако спина бедной зверушки зажила плоховато, искривилась навеки, и хвост навсегда изогнулся крючком. Взобравшись к ней на колени, Бука ткнулся лбом в ее ладонь. Абита погладила его комковатую, свалявшуюся шерстку, и кот довольно замурлыкал.

Абита утерла слезы со щек.

– Все в порядке, Бука, – сказала она. – Мне просто нужно…

Что там за шум? Негромкий топот, а еще… что, писк?

Шум доносился из дальнего угла хлева, оттуда, где хранились мешки с семенной кукурузой.

«У нас еще и крысы завелись? Еще напасть поверх кучи всех прочих бед?»

Глядя на семена, Абита вспомнила, что на дворе уже апрель, что поле нужно засеять, да поскорее, но как с этим справиться, если ей даже мула в плуг не запрячь?

– Мне просто нужна самая малость помощи, вот и все, – прошептала она. – Только где ее взять? Кого звать на подмогу?

Средств для найма работников у нее не имелось, а кроме того, все вокруг были заняты: сеяться нужно каждому.

Вновь топот… а следом за ним что-то вроде детского смеха, хихиканья – глумливого, беспощадного.

Куры, разразившись громким кудахтаньем, бросились из хлева прочь. Козы в загоне заблеяли, Сид фыркнул в стойле, а Бука, спрыгнув с коленей Абиты, замер, уставился в дальний угол хлева. Спина кота выгнулась, шерсть встала дыбом.

Абита, поднявшись на ноги, вгляделась в полумрак и заметила рядом вилы. Стараясь как можно меньше шуметь, она подняла их, замерла в ожидании. Секунды тянулись одна за другой. Но, стоило только подумать, что странные звуки ей просто послышались, в углу вновь захихикали. Казалось, тоненький голосок проникает прямо под кожу. Вздрогнув, Абита нацелила вилы на звук. Может быть, это один из туземцев, внезапно прознавших, что она осталась одна?

Из мрака неторопливо выступил огромный ворон. В полутьме он казался всего-навсего черной тенью, однако Абита не сомневалась: взгляд ворона устремлен на нее. Ворон опять захихикал – зловеще, пугающе, совсем по-человечески. От его смеха волосы на предплечьях вмиг поднялись торчком.

Мул беспокойно ударил оземь копытом.

«Мушкет принести нужно», – подумала Абита и попятилась к двери, не сводя глаз со странной птицы.

За спиной хмыкнули. Развернувшись, точно ужаленная, Абита выставила перед собой зубья вил.

Выход из хлева ей преграждал опоссум – невероятно длинный, невероятно тощий, ухмыляющийся во всю пасть.

Вдруг сбоку, в уголке глаза, мелькнул кто-то третий – темный, огромного роста. Прежде, чем Абите удалось повернуться к нему, рука незваного гостя сомкнулась на шее, и Абита разом лишилась чувств. Выронив вилы, она рухнула с ног, сильно ударилась оземь затылком. На миг взгляд ее помутился, а как только в глазах прояснилось, первым, что она увидела, оказался все тот же опоссум, гуляючи подошедший к ней на задних лапах, словно маленький человек. Рядом с опоссумом приземлился ворон, а после – вот уж нелепица! – чуть позади обоих появилась рыба – рыба, парящая в воздухе. Мало-помалу звериные морды обернулись детскими лицами, все трое заулыбались, не сводя с Абиты крохотных черных глазок.

– Кровь, кровь, кровь! – приплясывая на месте, нараспев затянула странная троица. – Кровь, кровь, кровь!

Казалось, этот напев сочится сквозь уши в мозг. Перед глазами все закружилось. Абита раскрыла рот, но вместо крика из горла вырвался только сдавленный писк. Незваный гость подошел вплотную, склонился над ней; фигура – сплошь тени да самые противоречивые очертания… однако его глаза, и рога, и копыта Абита видела ясно.

«Сам Дьявол явился за мной!»

Впившись ногтями в землю, она подалась назад, но отползти не смогла: онемевшее тело не слушалось.

Длинные, тонкие, будто паучьи лапы, пальцы неведомого создания скользнули по волосам, по лбу, горячие, влажные ладони крепко стиснули щеки. От жуткой твари так и веяло голодом – голодом неудержимой силы.

«Боже, спаси меня и сохрани!»

Чужая рука стиснула горло так, что не сделать ни вдоха. Кровь застучала в висках, жилы на шее вздулись, точно стараясь ослабить хватку чудовища… а мелкие твари все пели, пели, плясали вокруг, злорадно поблескивая черными глазками.

Мир вокруг начал меркнуть.

Ладонь жуткой твари тоже пульсировала, трепетала. Еще миг, и сердца их забились в такт, словно одно сердце на двоих.

Дьявол громко, отрывисто ахнул. Глаза его вспыхнули жарким серебристым пламенем. Огненный взгляд этих глаз проникал в самую душу, и вдруг сердце и разум исчадия Ада распахнулись навстречу Абите, так что его изумление и растерянность смешались, слились в единое целое с ее собственными.

Оба страдальчески застонали, весь мир вокруг подернулся рябью, почернел, но в следующий же миг непроглядную тьму испепелили слепящие сполохи пламени.

Сама не понимая, как, Абита очутилась посреди кольца хижин. Хижины полыхали, хозяева их с криками разбегались, куда глаза глядят, землю устилали изуродованные трупы, в воздухе веяло кровью и едким дымом. Под ногами подрагивала в отсветах пламени длинная тень – тень огромного рогатого зверя, стоящего на задних ногах. Внезапно тень разделилась на две, отдельные, но одинаковые, словно две капли воды. Обе тени сцепились в борьбе, пустили в ход когти, принялись рвать друг дружку на части, а Абита чувствовала каждую рану, как будто удар нанесен ей самой.

С ее губ, с губ зверя сорвался протяжный крик. Полный тоски и боли, их крик обернулся воем, набрал силу, сделался таким громким, что Абита всерьез испугалась, как бы горло не лопнуло от натуги.

Прогремел гром, и по земле забарабанили темные, точно сажа, капли дождя… только это оказался вовсе не дождь. К великому ужасу Абиты, вместо дождевых капель сверху посыпались сотни, тысячи, миллионы крохотных черных пауков, затмивших свод неба от горизонта до горизонта. Пауки облепили руки, ноги, лицо, так что не шелохнешься, набились в рот, в ноздри, в уши, в глаза, лишая Абиту способности видеть, слышать, дышать, а ее сердце – их сердце – забилось медленней, медленней, и, наконец, остановилось, и тогда все вокруг окутала непроглядная тьма, тьма без конца и края.

Открыв глаза, Абита не сразу сумела понять, где она и что с ней.

– Пауки, – прошептала она и, поспешив сесть, беспокойно огляделась вокруг.

Нет, никаких пауков поблизости не оказалось, однако темных углов в хлеву имелось великое множество. Абита заморгала, разгоняя застилавший глаза туман. Где же они? Где этот жуткий зверь, где троица мелких тварей?

Подхватив примеченные рядом вилы, Абита нетвердым шагом, пошатываясь, будто в изрядном подпитии, заковыляла к выходу – к свету солнца, к спасению.

– Господи Иисусе! Не оставляй меня!

За порогом хлева она выронила вилы, чудом не напоровшись на их острые зубья, рухнула наземь сама, кое-как поднялась, потащилась к дому, а оказавшись внутри, первым делом захлопнула за собой дверь и заперла ее на тяжелый засов. Покончив с этим, она схватила мушкет, дрожа всем телом, еле переводя дух, забилась в дальний от двери угол и замерла. Сейчас он, выломав дверь, вломится следом, и…

«Что я здесь делаю, совсем одна среди диких земель? Отчего только разумных советов не слушала?»

Уголок глаза защекотала тонкая струйка крови. Промокнув лоб, Абита нащупала над бровью царапинку, а под ней – шишку изрядной величины. Мушкет… Много ли от него толку, если против тебя сам Дьявол? Сдернув с каминной доски Библию Эдварда, она прижала ее к груди, точно какой-нибудь охранительный талисман.

Минуты ползли, тянулись одна за другой. После того, как их минуло около полдюжины, однако нечистый зверь не вломился в дом и тысячи пауков не хлынули внутрь сквозь щели меж половиц, участившееся дыхание выровнялось, а в голове начало проясняться.

«Что все это значит? Что это за распроклятая тварь? – подумала Абита, пощупав шишку на лбу. – Может, я умом повредилась, вот и мерещится всякое? Господи Иисусе, спаси меня и сохрани!»

И тут она услышала голос, принадлежавший… нет, вовсе не Богу-отцу и не Сыну Божию – матери.

– Ты знаешь, что должна сделать.

Абита замотала головой.

«Нет. Не могу».