Глава третья
Вопли.
Языки пламени, лижущие ночное небо. Хижины, охваченные огнем. Люди, с искаженными ужасом лицами бегущие врассыпную, куда глаза глядят. Мертвые тела, множество мертвых тел – без рук, без ног, животы вспороты, головы размозжены. Ноздри щекочет запах крови, мешающийся с едким дымом, а крики… крики, похоже, не смолкнут вовек.
Зверь поднял веки.
– Наконец-то, Отец! Ты пробудился!
Зверь застонал. Перед ним стоял невероятно исхудавший опоссум с лицом человеческого ребенка – по всему судя, мальчишки. В самой середине его черных глазок светлячками мерцали крохотные, с булавочное острие, огоньки.
– Ты кто таков? – спросил зверь.
– Он пробудился! – крикнул опоссум.
Отзвуки его крика взлетели ввысь, отраженные стенками ямы.
В подземелье беззвучно впорхнул, опустился на камень огромный ворон, а следом за ним появилась рыба. Парящая по-над полом, рыба лениво помахивала хвостом, словно одолевая небыстрое, плавное речное течение. Их лица тоже оказались детскими, тела отливали небесной лазурью; лапы ворону заменяли ладони на манер человеческих.
– Вставай, Отец, – провозгласил опоссум. – Время кровь проливать!
– Вы кто такие?
– Неужто ты позабыл нас?
Зверь неуверенно пожал плечами, чем не на шутку встревожил опоссума.
– Ты знал нас долгое-долгое время. Постарайся же, вспомни. Это невероятно важно.
Стараясь вспомнить хоть что-нибудь, зверь напряг память, однако в голове не нашлось ничего, кроме мутных клубящихся теней да гулкого эха.
Опоссум крепко ухватил зверя за руку.
– Закрой глаза. Узри нас!
Послушно закрыв глаза, зверь ощутил биение крови в жилах опоссума. Сердца их застучали в едином ритме, и перед мысленным взором зверя мало-помалу начали возникать туманные образы. Со временем образы обрели четкость, и зверь сумел разглядеть их – сотни проказливых мелких зверьков, совсем таких же, как эта троица, с пением, с воем, с диким азартом на детских личиках бегущих по лесу. Но, стоило ему приглядеться, постараться увидеть еще что-нибудь, видение подернулось рябью, ускользнуло, обернулось ничем.
С досадой крякнув, зверь покачал головой и снова открыл глаза.
Мелкие твари встревоженно переглянулись.
– Ничего, – успокоил его опоссум, – все это к тебе вскоре вернется, просто крови нужно побольше. Мы – дикий люд… твои дети. Я – Лес, – назвался зверек, ударив себя кулачком в грудь, – он, – тычок пальцем в сторону ворона, – Небо, а он, – кивок в сторону рыбы, – Ручей.
– А я, значит… Отец?
– Да, – подтвердил Лес. – Отец, погубитель… защитник наш. Настало время выйти из этой ямы. Настало время прогнать людей прочь, пока они не погубили Паупау.
– Паупау? – В памяти вспыхнул образ, мерцающее видение: огромное дерево, покрытое багряной листвой. – Да, о нем мне известно.
Детишки заулыбались, блеснув ровными рядами крохотных, острых, как иглы, зубов.
– Скорее же! – воскликнул Лес. – За нами!
Ворон по имени Небо взлетел с камня и, беззвучно хлопая крыльями, понесся к ходу, ведущему наверх. Лес с Ручьем устремились следом. Опоссум, будто невесомый, карабкался по стене, цепляясь за камни, рыба плыла, помахивая хвостом, словно в незримой воде, и вскоре все трое скрылись в неярких отблесках света, что проникал в яму сверху.
Поднявшись на ноги, Отец обнаружил, что земля под копытами усеяна костьми – кое-где свежими, но большей частью невероятно древними, всевозможного вида, всевозможной величины. Вокруг огромных черепов белели россыпи черепов совсем маленьких, а неподалеку виднелась даже пара расщепленных, обломанных бивней. Шагнув вперед, Отец понял, что слой костей невообразимо толст. Насколько же глубоко уходит он в недра земли?
Окинув взглядом два мертвых тела, человеческое и козлиное, он осознал, что сам в равной мере похож на обоих, и тут заметил над человеческим трупом еще кое-что – странный, округлый, чуть продолговатый вроде яйца, плод с кроваво-алой мякотью под треснувшей кожурой. Над плодом, вычерченный тем же кроваво-алым, багровел глаз.
«Это мне тоже знакомо», – подумал Отец, остановив на нем взгляд.
Глаз заморгал, раздвоился, разделился начетверо, а после на шесть – на шесть черных глаз вроде паучьих. Взгляды их забегали из стороны в сторону, словно бы что-то отыскивая.
По спине Отца побежали мурашки. Встревоженный, он полоснул по рисунку когтями, и глаз исчез. Отец передернулся. Выбраться, выбраться из этой ямы, из этой могилы, да поскорее!
Взгляд его сам собой устремился вверх, к неяркому пятнышку света высоко над головой.
«Солнце. Да, солнце. При свете солнца в голове прояснится».
С этой мыслью Отец, упираясь копытами в осклизлые камни, полез наверх и недолгое время спустя оказался в небольшой пещере. Снаружи зеленел лес. Час, похоже, был ранний: среди деревьев слегка колыхались пряди тумана, из густых крон доносились трели проснувшихся поутру птиц. Выбравшись наружу, Отец встал во весь рост, шумно вдохнул. В прохладном воздухе пряно, свежо пахло лесом… но тут он учуял еще кое-что.
– Ну и воняют они, эти люди, правда? – подал голос Лес.
Отец согласно кивнул.
– Разве я не прогнал их с этих земель еще в давние-давние времена?
– А-а, память к тебе возвращается! В самом деле, Отец, прогнал.
– А теперь они воротились?
– Это новые люди. Люди другой породы. Пришли они издалека и страха еще не знают. Но скоро все будет иначе. Скажи, помнишь ли ты, отчего прогонял их отсюда?
Из памяти снова всплыл образ того же самого дерева. На сей раз Отец успел разглядеть на его ветвях округлые, продолговатые, словно яйца, плоды – точно такие же, как тот, в яме.
– Дерево…
Три детских личика просияли.
– Да! – торжествующе вскричал Лес, указав в сторону скальных выступов и валунов над пещерой. – Смотри: вот кости великого древа Паупау!
Однако Отец видел там только нагромождение темных, щербатых каменных глыб.
– Неужели не видишь?
Отступив на пару шагов, Отец понял: да это же обломки, остатки ствола дерева невероятной величины!
– Что это за место?