Он спрятался так, что его никто не нашёл;
исчез, испарился в небесный вырез.
Отец, попивая в уютном кресле крюшон,
отметил: «а может, он просто вырос?»
Мамаша с платочком солёным по всей длине
слова испускала душой туманной:
– Он прятался в шкаф, там темно, тепло, как во мне,
он мне изменял с другой, новой мамой.
Смышленая девочка лет семнацти-двацти
с растерзанной куклой влетела конно:
– Послушайте, он мне хоть брат, но, боже прости,
он брат-имбецил! Я ждала дракона!
Бабуля, связавшая внуку варежки в гроб,
за еле-живых взялась паучьи,
бубнила: «когда-нибудь все умрём, кому – тромб,
кому – менингит и несчастный случай»
Отец, попивая в уютном кресле крюшон,
зевал. Не оставив улик и шанса,
сын спрятался так, что его никто не нашёл.
Отец допускает – и не рожался.
2015
Не надевая наготу
Забираешь у шкафа одежду шкафа.
Всё забрал. Это просто какой-то ужас.
Ну и пусть. Пьёшь какао под звуки арфы
и в ботинках выходишь лупить по лужам,
весь в одежде, смущают усы под носом.
Покупаешь в киоске бутылку колы,
продавщица из робких взирает косо.
Наплевать! Ты сегодня опять не голый.
Грянул смех за спиной – молодая пара
обгоняет, сцепившись, как в браке крабы.
Ты плывёшь мимо бара, тебе из бара
машут, дескать, зачем зачехлил корабль?
Прошуршал через двор, на скамейке школьник
смотрит фильм, где в мороз одевают девок.
Чёрт те что! И плюёшь далеко: доколе
буду я для борьбы в одиночку – мелок?
До проспекта дожил одноногой гончей,
пешеходы сопят и фырчат машины,
будний день, все торопятся день прикончить.
А в тебя: «Почему вы в штанах, мужчина!».
Срамота! Не сдержал ты вновь обещаний.
Горожане зудят в первозданном виде,
не уродуя в спешке себя вещами,
ну а ты – как дурак: шаровары, свитер.
Оглянулся, а там с шебутным барбосом
обладатель погон и лица ленивца —
больше нет ничего: голопузь и босость,
взгляд разбавленный,
видимо —
из полиции.
2015
Дом болен
В доме – жар, видимо, что-то воспалено;
стены в корчах отшелушивают обои,
всю сантехнику вычихивает в окно,
дом настойчиво доказывает: он болен.
Чтоб не вылететь – держусь за косяк дверной.
Пол влажнеет, покрывая мокротой мебель.
Таракашка собирает своих, как Ной,
деловито суетясь на подмокшем хлебе.
Дезертирую в себя из картин Миро —
сухость, ласково на тумбах лежат салфетки,
столик, скатерть, сверху – карты иных миров.
Сладкий плен.
Из этих штолен побеги редки.
Дом закашлял – за забор полетело бра
с раскладушкою, раскладывать в небо трассы.
Дому неоткуда ждать вакцин и добра,
у него – нет никого,
только я
заразный.
2015
Хуманический сеанс
Прижались друг к дружке, прохладно и клейко.
Над буквами блюдце, свеча.
Мы будем сейчас вызывать человека,
а он будет нам отвечать.